Сергей Соколов - Коллектор
Однажды, когда наступило время вечернего приема пищи, неожиданно в столовую, где на раздаче вокруг баков с зеленой кашей толпились ученики, получая каждый свою порцию в тарелку, появился учитель Крил, с недовольной миной на своем лице. Такое неожиданное появление вызвало панику — обычно после окончания занятий Крил уходил до следующего утра, а поддержанием дисциплины вне времени занятий занимались трое надзирателей, но их внимания удавалось избежать в случае, если намечалось сотворить что-то запрещенное, например, наделать леденцов из сэкономленных порций сахара на обогревателе с помощью стащенной из столовой ложки. Крил же, как будто чувствовал любое подобное намерение, и пресекал его самым жестоким образом. Так вот, появившись в столовой, учитель своим широким шагом двинулся прямо в мою сторону. Когда он подошел вплотную, вокруг нас образовалось пустое пространство, а я стоял, как ввинченный в камень табурет, судорожно пытаясь припомнить, за что удостоен такого внимания, и прикидывая, что мне грозить. Ничего серьезного не вспоминалось, но к моменту, как Крил со мной заговорил, тремор кистей моих рук не могло скрыть даже то, что руки были засунуты в карманы.
— Так. Ты Т-17. Идем за мной, и не верти башкой по дороге.
Номер вместо имени. Много воды утекло, пока мое прозвище — Клирик — не стало и официальным обращением ко мне для всех. Имя тоже надо заслужить.
Крил повернулся, и я последовал за ним, слегка припрыгивая, потому что, даже быстро шагая, пятилетнему ребенку нелегко угнаться за взрослым. Быстро покинув жилые блоки школы, мы перешли в хозяйственный сектор, а потом прошли и его, углубившись в систему катакомб. Каменные коридоры, покрытые по обеим сторонам метровой ширины люминофорными пластиковыми панелями, светящимися тусклым зеленым светом, казались мне путем в Ад Мира, и нервы мои стали сдавать. Однако по истечении минут десяти, когда я начал угадывать направление движения, мое сердце забилось чаще — мы направлялись «на поверхность»! После того, как учитель достал из кармана куртки кусок ткани и заставил меня обмотать им нижнюю часть лица, Крил открыл дверь с кодовым замком и простой кремальерой. Мы поднялись по широченной, но с низким подволоком, лестнице, и моим глазам открылась картина, ставшая главным впечатлением того времени, когда я был мал.
***Адвентисты хорошо прячут свои базы и в конспирации им нет равных. Проклятые человечеством наемные псы кровавых Нишу за три сотни лет уничтожили десятки организаций, им противостоящих, и совсем не случайно, что Адвентисты, как исконный, плоть от плоти земной, Орден Гнева Людского, есть единственно выжившие и сохранившиеся. В глубинах космических пространств, на обочинах заброшенных звездных дорог, там, где извечный свет звезд меркнет, и с другой стороны подступает столь же извечный мрак пустоты — именно там прячут свои секреты и свою борьбу Адвентисты. Ни один взгляд непосвященного не может проникнуть вглубь этих секретов, никто со стороны не будет и на полшага подпущен к тайнам Ордена. Только дети посвященных борьбе, отобранные в младенческом возрасте у родителей и помещенные в специальные приюты, числом до пятнадцати, получают всю мощь и власть сакрального знания — и то только те из них, кто проявил себя разносторонне и фанатически. Остальным тоже находится место в кровавой бойне, идущей уже столько веков. Место скотины, идущей на убой, место одноразового запала для какой-нибудь адской машины. Но та или иная судьба постигает посвященного после учебы, во время которой опытные изуверы — святые отцы, учителя и надзиратели стремятся заточить острие сознания ученика так, чтобы на него не поместилось даже и одного ангела.
***Споткнувшись о высокий порог последней ступени, я совсем не почувствовал охватившей лодыжку боли. Все мое внимание занял дивный багрово-розовый свет, проникающий через монолитные прозрачные ячейки, оправленные очень широким сетчатым сплетением, и составляющие приземистый, не более шести метров в высоту, но достаточно протяженный во все концы купол. Вся конструкция была дополнительно усилена искусственными сталактитами, расположенными в основании купола в определенной последовательности. Все эти детали я заметил позднее, а пока движение мое замедлилось, направление на идущего впереди учителя - о горе мне! - утерялось окончательно, и задранная вверх голова крутилась так, что имелся определенный риск свернуть самому себе шею. В висящий прямо надо мной прозрачный сектор, только слегка поляризованный, виднелись гигантские красноватые кучи какой-то массы, быстро пролетающие в неимоверной высоте где-то над куполом. Облака. Так же необъяснимы растущему в подземелье, как и сущность полета — кроту. Мягкие на вид, легкие и быстрые, предельно красивые, зовущие к себе — вот мое первое впечатление. Что же, тем большее разочарование меня постигло, когда позже выяснилось, что за куполом сто семьдесят градусов по Кельвину, ветер не бывает ниже двухсот сорока километров в час, и человек на открытом пространстве превращается в три секунды в мумию, уносимую ветром в неизвестном направлении.
Сейчас же я очнулся благодаря увесистому подзатыльнику, отпущенному щедрой на такие подарки рукой Крила.
— Ты что пасть разинул!? Пошевеливайся, крыса!
Бодрящий голос учителя заставил сконцентрироваться на следовании за ним. Но, даже не задирая голову вверх, и только краем глаза цепляясь за окружающее меня, невозможно было не отвлечься на разнообразные необычные вещи, обступившие со всех сторон. Высокие дамы, ничуть не похожие на корявых неприятных теток с грубыми голосами, обслуживающих хоздвор в нашей учебной зоне, то и дело попадались навстречу. И даже моему малолетнему сознанию льстило, что каждая встречная с живым интересом всматривалась в... нет, не моего сопровождающего, в самого меня. Пятилетний оборванец чем-то привлекал внимание окружающих его взрослых людей. Это я тогда счел удивительным. Крил так не считал, и поэтому делал все для того, чтобы укрыть меня от посторонних глаз. Так, прикрытый наполовину полой куртки учителя, я прибыл в какое-то помещение. Сам учитель не стал заходить внутрь, но остановился перед входом, внимательным подозрительным взором окинул меня с ног до головы, потом, как будто делая что-то, противное своей воле, произнес:
— Ладно…. Иди вперед, за дверь, и ничему не удивляйся. То, что увидишь или услышишь там, не должен узнать никто и никогда. Мне ты тоже не должен говорить, и даже на исповеди это останется тайной. Да, и вот что — внутри ты должен снять маску. Ну, иди, сирота липовый!
Напутствуемый таким необычным образом, через секунду я уже задвигал за собой дверь. Передо мной, в небольшой комнате с огромным окном наружу купола, за простым столом с противоположной от меня стороны сидел темноволосый мужчина, коротко стриженый, ниже среднего роста, лет тридцати стандарта. Я стянул со своего лица повязку. Он не отрываясь смотрел на меня, а темные глаза его подернулись какой-то пеленой, как только я появился в комнате. Сначала мне показалось не слишком удобным находиться под столь пристальным вниманием, но по прошествии нескольких минут, когда мое внимание полностью захватила картина за окном, неловкость прошла, и мне стало все равно. За окном уже видно было не только глубокое далекое небо с облаками, но и иссиня-черную гряду скал, плотную прилегающую к куполу с одной стороны, и теряющуюся за невероятно далеким, чудовищно далеким горизонтом. А что ожидать от гиганта, стоящего на глиняных ногах, ядро которого чуть плотнее белковой каши, покрытого сплошной облачностью из разнообразных, находящихся в газообразном состоянии веществ, с атмосферой глубиной более пятисот километров. Место, где база Адвентистов надежно укрывалась от любого любопытного сканера.
Так я сидел и пялился до тех пор, пока с той стороны стола не раздался тихий кашель. Я вздрогнул и отвернулся от пейзажа за окном. Человек, сидящий напротив, необычно мягким голосом произнес:
— Малыш, ты уж сядь напротив, на стул, а то как-то неудобно получается — я сижу, а ты стоишь.
Я молча залез на высокий стул, и уставился прямо напротив себя, старательно отводя глаза от незнакомца. Что-то тут не так, как будто я где-то уже видел этого человека, но никак не мог вспомнить, где. В наших классах он точно не появлялся. Тогда где? Перед ним на столе лежал лист бумаги и ручка.
— Сейчас я нарисую тебе одно лицо, может быть, ты узнаешь, кто будет изображен на рисунке. К сожалению, фотографии у меня не сохранилось.
Мужчина склонился над столом, быстро нанося штрихи на лист бумаги, ручка так и летала в его руках. Прошло минут пять, и рисунок был готов. Дрогнувшей рукой незнакомец протянул мне его. Я взял лист, и всмотрелся в изображенное на нем женское лицо. Меня затрясло, и через несколько секунд я неожиданно разрыдался.
