Роман Глушков - Грань бездны
– Будем на это надеяться, – прокашлявшись в очередной раз, молвил старик. – И на то, что мы непременно доберемся дотуда за обещанные вами два дня.
– Осмелюсь спросить: мсье Макферсон чего-то опасается? – полюбопытствовал из рубки слышавший наш разговор механик. Подобно Томасу, он тоже пребывал с утра в скверном настроении, правда, по другой причине.
Услыхав позавчера, как быстро наш наниматель согласился на заломленную мной цену, Гуго впал в ужас. Он, как и я, понял, что мы здорово продешевили и старик наверняка мог бы отстегнуть нам куда большую сумму. Редко, очень редко нам доводилось так оплошать. Но сказанного назад не воротишь. И если я уже успел смириться со своей промашкой, то де Бодье до сих пор мне ее не простил.
Чтобы восстановить свое честное имя, ему – пойманному некогда с поличным сенатору-взяточнику – требовалось выкупить у властей Аркис-Капетинга свое имущество. Все, какое он отдал в залог, дабы не угодить в тюрьму. Найти же иной, более благородный и доходный способ заработка, лишенный всего, кроме свободы и жизни, пятидесятилетний Сенатор не сумел. Он всегда был политиком, а не воином, но о политической карьере ему с подмоченной репутацией пришлось забыть. Второй страстью Гуго – неразрывной страстью – являлись вино и женщины, а третьей, как ни странно, – изобретательство. Когда он не пропадал в кабаках и борделях, то непременно разгадывал какую-нибудь техническую головоломку или собирал очередной механизм, пусть даже заведомо бесполезный. Пытливый ум де Бодье регулярно нуждался в подобной стимуляции, вот почему судьба и привела его в итоге на борт «Гольфстрима».
Изгнанник-сенатор мог бы переквалифицироваться в инженера и путешествовать по свету в качестве наемного работника. Но такой метод возврата арестованного имущества выглядел для него слишком уж ненадежным и хлопотным. Чего нельзя сказать о службе у трансатлантических перевозчиков. Она тоже была рискованной, зато приносила стабильный доход и позволяла откладывать сбережения на будущее. К тому же хорошие механики у нас всегда были востребованы, и здесь у Гуго имелось куда больше шансов сколотить нужный ему капитал. Оттого и страдал несчастный де Бодье, когда позавчера я по глупости не позволил ему сделать еще один шаг к его заветной цели. И, вероятно, весьма существенный шаг, если прибросить, насколько мы продешевили…
– Всю свою жизнь я чего-нибудь да опасаюсь, мсье де Бодье, – уклончиво ответил Макферсон на вопрос механика. – Как наверняка и все вы – при вашей-то опасной работе? Так что одним опасением больше, одним меньше…
И с кряхтеньем привстал из кресла, после чего в который раз за утро обернулся на далекие стены Аркис-Сантьяго, которые еще не скрылись из виду за скалами и дырчатыми «монументами» камнеила; из-за постоянного выветривания каждый из них обладал уникальной, причудливой формой, а вместе они образовывали целые окаменелые леса.
– Раз уж мы говорим об опасности, мистер Макферсон, то сейчас она, скорее, будет поджидать нас впереди, а не сзади. Разве только достопочтенный алькальд Сесар отправит за нами погоню, чтобы еще раз попробовать уговорить вас не покидать эти чудесные края, – заметил я. Суровая озабоченность, с какой Томас глядел на оставленный им город, выдавала, что пассажира снедает не только тоска по брошенному дому, но и некая тревога.
– Сеньор наниматель волнуется по иной причине, – заключила вдруг Долорес. Уверенность в ее голосе дала понять, что она догадывается о чем-то таком, о чем пока не догадываюсь я. Так и оказалось. – Возможно, сеньора беспокоит дон Балтазар Риего-и-Ордас, который должен со дня на день явиться в Аркис-Сантьяго со своей Кавалькадой? И не поэтому ли сеньор Томас так торопится убраться подальше отсюда?
– Неужто и впрямь сам дон Риего-и-Ордас? – Гуго от неожиданности выпрямился, как будто упомянутый Долорес человек вдруг материализовался собственной персоной прямо на шкиперском мостике.
– О чем это ты толкуешь, Моя Радость? – полюбопытствовал я у Малабониты, тоже впервые услыхав эту прелюбопытную новость. – Алькальд Сесар ожидает посланника самой Владычицы Льдов, а я только сейчас об этом узнаю?!
– Потому что тебе и не положено было об этом знать! – отрезала Долорес, но до разъяснений все же снизошла: – В депеше от дона Риего-и-Ордаса, которую отец получил на прошлой неделе, имелась настоятельная просьба, чтобы известие о приезде Кавалькады оставалось в тайне и было доведено лишь до ближайшего окружения алькальда. А ты, Mio Sol, есть всего-навсего муж его седьмой и отнюдь не самой любимой дочери!
Истинная и в чем-то даже горькая правда…
Три самые старшие сестры Долорес были выданы замуж за вожаков ближайших к Аркис-Сантьяго артелей Стервятников. Четвертая и пятая дочурки Железной Руки ублажали шкиперов водоналивных танкеров. Шестая умудрилась выскочить за градоначальника Аркис-Патагонии. И лишь предпоследняя – самая строптивая и неугомонная – изъявила желание стать супругой однажды игриво подмигнувшего ей мелкого частного перевозчика, то бишь меня. Чему, однако, измученный ее бунтарским нравом папаша вовсе не огорчился, а, напротив, был несказанно рад. Одним махом он разрешил сразу три задачи: дал непоседливой Малабоните шанс посмотреть мир, сплавил хулиганку из своего города и «прикормил» к нему известного шкипера.
Самой младшей – восьмой по счету – дочке алькальда было пока лишь пятнадцать. Как сложится ее судьба, неведомо, но вряд ли эта скромница пойдет по стопам вольнолюбивой Долорес. Не удивлюсь, если через пару-тройку лет в ряды многочисленной родни Железной Руки войдет старший сын Сенегальца Фаруха, который в будущем наверняка станет преемником отца – нынешнего вожака Стервятников Нэрского Столпа.
Брак с Долорес здорово подорвал… да что там – практически свел на нет мои отношения с остальными четырьмя женами, живущими в разных городах Атлантики и, к счастью для меня, не питающими тяги к дальним странствиям. Что поделать, таковы они – горячие женщины этого края света. Они на дух не переносят соперниц и готовы перегрызть глотку даже древней старухе, если та вдруг одарит их избранника слишком недвусмысленной улыбкой. Впрочем, женившись на Малабоните, я больше выиграл, чем потерял, – все-таки достоинств у нее было больше, чем недостатков. Да и не молод я уже, честно признаться. В мои годы начинаешь иначе смотреть на мир и все больше проникаешься смыслом такого понятия, как постоянство…
– Но тебе-то отец про посланника Владычицы Льдов все же рассказал! – возмутился я, после чего гораздо миролюбивее добавил: – И о чем таком важном дон Балтазар собирается говорить с алькальдом?
– Об этом в послании умалчивается, – ответила Малабонита и, прищурившись, пристально уставилась на Томаса. – Однако вся эта секретность явно неспроста. И мне она не нравится. Очень! Вот я и подозреваю, а нет ли случайно связи между спешным отъездом нашего сеньора нанимателя и загадочным появлением здесь дона Риего-и-Ордаса.
– Не понимаю, о чем вы, сеньора. Это просто совпадение, и только, – устало вымолвил наниматель и закашлялся, а затем отвел взгляд.
Губы моей милашки скривились в недоверчивой ухмылке. Малабонита была на полжизни моложе Макферсона, но вряд ли тому удалось бы ее обмануть. Даже мне – Проныре в третьем поколении – это не всегда удавалось, что же тогда говорить о больном, усталом и не склонном к лицемерию старике.
– Припафьте схорость, лопотрясы! – вновь напомнил о себе млеющий на солнце Физз. – Полный фперет!
– Мсье Шипучка чертовски прав, – поддакнул де Бодье, брезгливо покосившись на варана. – Надо торопиться, если хотим нагнать тень от плато. Не знаю, как вы, а я был бы не прочь ехать в холодке.
– Едем! – поддержал я Гуго. – Все по местам и запаситесь терпением – до вечера остановок больше не предвидится.
Через полминуты «Гольфстрим» вновь загрохотал колесами по камням, а я, сверившись с Атласом, подкорректировал курс в сторону Гаитянского плато. Будет разумнее объехать место, где сверкал черный всполох, как можно дальше. Мало ли, а вдруг там разразится повторный катаклизм, да к тому же мощнее первого? Нет, уж лучше сделать крюк и потерять три-четыре часа, чем угодить сдуру под выброс метафламма и лишиться жизни.
В Атлантике есть много способов расстаться с ней, но этот – далеко не самый удачный, даром что моментальный. Уж поверьте на слово, если вам вдруг еще не доводилось видеть мертвецов, коих прикончил хренов «би-джи». Впрочем, смотреть там уже практически не на что. Во всех смыслах…
Наша погоня за убегающей на восток тенью от плато увенчалась успехом. Почти до самого заката мы двигались вдоль высоченных крутых склонов этой возвышенности, на вершине которой находилась малая толика ныне мертвого Брошенного мира. Равно как и на вершинах Кубинского плато – соседнего с Гаитянским, более крупного и имеющего форму гарпунного наконечника. У его восточного края – почти на самом острие этого «гарпуна» – и располагался Аркис-Сантьяго.
