Сергей Антонов - В интересах революции

Профессия дезактиватора считалась опасной и оттого престижной. Томский и его товарищи получали все блага, которые мог предоставить им благодарный Полис: усиленный паек, лучшую одежду и обувь. До известия о беременности Елены Толик считал льготы неоправданно большими. Он с удовольствием променял их на право голоса в Совете Полиса. Но поскольку у него не было ни ученой степени, ни высокого воинского звания, ни длительного стажа беспорочной службы в Полисе, о такой привилегии Томскому оставалось только мечтать.

Толик быстро переоделся, натянул респиратор и включил рубильник генератора. К черту льготы! Они гроша ломаного не стоят в сравнении с самим фактом отцовства. Пусть его считают эгоистом, но отныне главной целью в жизни станет борьба за создание нормальных условий жизни драгоценному существу, которое Елена вынашивала под сердцем. Черт возьми… Идеи и идеологии вдруг начали казаться трепотней и мишурой в сравнении с чудом того, что в его любимой жене сейчас растет существо, наполовину сложенное из Толика, а наполовину из Лены, что это существо будет его настоящим продолжением… Вдруг начало казаться, что куда важнее устроить счастливую и безбедную жизнь этому крохотному существу, чем перекроить и облагодетельствовать весь мир.

Подтянулись товарищи, но Толя уже так погрузился в свои планы, что забыл с ними поговорить: работал он быстро, как мог, молчал и улыбался счастливо, как идиот. С дневной нормой расправились куда раньше обычного. Какое-то время он ерзал на месте, потом запросился домой, делая жалостливые глаза и объясняя, что есть неотложное дело. Товарищи смилостивились, отпустили. Толя так спешил, что никак не мог попасть ногой в штанину.

Он станет отцом! А значит, должен как можно больше времени проводить с матерью своего ребенка. Если понадобится, сдувать с нее пылинки. Ну а в этом-то деле он профессионал!

Возвращаясь на Боровицкую, Толик всматривался в осунувшиеся лица встречных людей. Кто-то был просто сосредоточен, кто-то – откровенно хмур. А ему почему-то казалось, что все должны улыбаться. У многих из этих мужчин были дети, и они, черт возьми, были просто обязаны радоваться своему счастью! Что еще за скукотища и уныние? Откуда эти упаднические настроения? Жизнь продолжается!

Томский увидел художника, сидевшего у обшарпанного мольберта, и не смог удержаться от желания зайти ему за спину, подглядеть за тем, как тот рисует. Просто так, из озорства. А вдруг там что-то такое же прекрасное, как его сегодняшний день? Тогда он мог бы купить этот рисунок и подарить его Лене!

На листе с пожелтевшими краями был изображен мутант с узким и уродливо вытянутым, лишенным растительности черепом. Глубоко запавшие глаза, тонкий нос, плотно сжатые, едва намеченные двумя вертикальными черточками губы и остроконечные уши. Тонкие пальцы сомкнулись на круглых прутьях стальной решетки. В глазах узника застыла бесконечная печаль.

Толик покачал головой и продолжил путь.

Вот она, творческая интеллигенция со своим виртуозным умением испортить человеку настроение! Каким же пессимистом, каким нытиком надо быть, чтобы сидя в гуще толпы, на самой безопасной станции Метро, изображать одиночество и отчаяние посаженного в клетку мутанта?

Но мрачные мысли рассеялись уже через минуту.

Рослый торговец с поразительно тупым лицом, обвешанный связками сушеных грибов, обозвал недомерком человечка в черной бейсболке, который едва доходил ему до пояса. Колоритный вид коротышки не мог не привлечь внимания скучающего торгаша, а сам человечек с его скромной комплекцией производил впечатление беззащитного слабака. Казалось, каждый может обидеть его безнаказанно.

Однако недомерок оказался не по росту прытким. Не успел мордастый верзила как следует посмеяться над своей шуткой, как карлик, словно подброшенный невидимой пружиной, подпрыгнул и повис на нем, ловко обхватив кривыми ногами торс обидчика. Руки человечка остались свободными, и он тут же ими воспользовался: пальцами одной руки сжал, словно тисками, нос торговца, а другой влепил ему звонкую пощечину. Поглазеть на поединок Давида и Голиафа собралась целая толпа зевак. Они с удовольствием наблюдали, как карлик с удивительной сноровкой хлещет противника по щекам свободной рукой, приговаривая:

– Чтобы я тебя здесь больше не видел, урод. Встречу – яйца оборву, понял?

Симпатии собравшихся зевак явно были на стороне ловкого и смелого лилипута. Его подбадривали и советовали не тянуть и незамедлительно проделать с торговцем обещанное.

– М-м-м! М-м-м! Пу-у-усти! – заныл обескураженный здоровяк.

Лицо его побагровело, глаза выпучились. Он запрокинул голову, пытаясь освободиться. И, наконец, сообразил что делать. Схватив обидчика за шкирку, он оторвал его от себя, поднял над головой и встряхнул, как щенка или котенка. Но тут из носа торговца хлынули потоки крови, и он был вынужден зажать его ладонью. Вид здоровяка, которого трясло от гнева, обиды и унижения, был страшен.. Коротышка же, воспользовавшись удобной позицией, внешней стороной стопы ловко хлопнул его по уху сначала с одной ноги, потом с другой. Толпа бурно реагировала на происшествие. Торгаш взревел, как раненый зверь, и Томский понял, что должен вмешаться, иначе карлику придет конец.

– Ладно, Вездеход, хватит с него! – сказал он и решительно шагнул вперед.

Перехватив руку верзилы в запястье, Толик начал поджимать ее в локте открытой ладонью вперед до тех пор, пока боль не вынудила торговца разжать пальцы. Коротышка ловко приземлился на обе ноги и, потирая руки с видом проделавшего хорошую работу человека, недовольно кивнул Томскому:

– Спасибо, Толян. Я бы и сам справился.

Нe обращая внимания на торгаша, зажавшего обеими руками покрасневший нос, человечек посмотрел на Томского снизу вверх и протянул ему руку для пожатия. Толик крепко стиснул маленькую ладонь, с удовольствием заметив, что карлик ответил ему тем же: хватка у него была сильная, мужская.

Довольные представлением зрители начали расходиться: всем было ясно, что торговец не станет связываться с Томским, за которым закрепилась репутация человека решительного и опасного.

– На ловца и зверь бежит, – несколько раз с довольным видом покивал лобастой башкой коротышка. – Я как раз к тебе шел. Дело есть на сто патронов.

– Давай, выкладывай.

Вездеход засеменил рядом с Томским, ничуть не отставая. Короткие и кривые ножки не мешали ему передвигаться с поразительной быстротой. В отличие от ног торс коротышки был развит пропорционально – просто уменьшенная копия туловища взрослого человека. Лицо человечка выглядело бы почти мальчишеским, если бы не глаза. В них видны были и опыт, и бесстрашие. Бледная кожа резко контрастировала со спадавшей на гладкий лоб иссиня-черной прядью волос.

На Вездеходе была удачно перешитая, облегающая мускулистую фигурку камуфляжная форма, к которой очень подошли бы сапоги на шнуровке. Однако отыскать обувь такого размера было немыслимо, и карлику пришлось довольствоваться добротными детскими ботинками. Наряд дополняли брезентовая, перешитая из плаща куртка и черная бейсболка, а скарб умещался в рюкзачке, висевшем на спине.

Так выглядел Николай Носов, прозванный Вездеходом за умение пролезть в любую дыру и доставить послание в любую точку метро. Вездеход без преувеличения являлся одной из легенд подземного мира, чья удачливость вошла в поговорку.

Уродом Носов стал в утробе матери, которая в период беременности получила внушительную дозу облучения. Стоит ли говорить о том, что за выживание и право занять в метро свое место ему приходилось бороться с удесятеренной энергией. Перенесенные в детстве испытания закалили этого человечка, сделав его настоящим мужчиной. Вездеход научился компенсировать маленький рост ловкостью, которой позавидовали бы многие обладатели нормального телосложения.

Он пользовался уважением на любой станции, а один факт бывало и вовсе приводил незнакомых с Носовым людей в священный ужас: когда Вездеход расстегивал верхнюю пуговицу своего кителя, становились видны круглые, диаметром в полсантиметра, шрамы, по всем прикидкам означающие раны, с жизнью несовместимые.

Сам карлик не распространялся о том, кто оставил на нем эти следы, однако знающие люди говорили, что во время одного из многочисленных странствий Николай угодил в страшную ловушку, которые устраивала по всему метро некая загадочная секта. Ловушка эта представляла собой хорошо замаскированную яму с рядами острых деревянных кольев на дне, не оставлявшими свалившемуся вниз бедолаге ни малейшего шанса на выживание. И лишь один Вездеход сумел вырваться из цепких лап смерти, выжить и без всяких там последующих фобий продолжить свои странствия по самым диким уголкам подземного мира…

– Короче, нужна твоя помощь, Толян, – заговорщическим тоном сказал Вездеход, отойдя с Томским подальше от толпы. – Я ведь не просто в Полис пришел, а именно к тебе.