Валентин Егоров - За того парня…

— Теперь, профессор, вы можете открыть свои глаза, смотрите на все, что происходит вокруг вас и задавайте вопросы, если вам что-нибудь будет непонятным.

Александр Николаевич Воробьев открыл глаза и чуть ли не свалился с ног от охватившего его ужаса.

Он, Александр Николаевич Воробьев, стоял на мавзолее В.И. Ленина на Красной площади, а внизу перед ним по площади проходил очередной и такой любимый Сталиным военный парад.

Через некоторое время профессор успокоился и начал более внимательно присматриваться к окружающим его людям и к участникам военного парада. Сразу же после этого Александр Николаевич сообразил, что он находится не в своем Советском Союзе, а вероятно, в другом СССР. Все ему было знакомо, — Красная площадь, военный парад, мавзолей В.И. Ленина, и одновременно незнакомо — Красная площадь без Исторического музея, по площади шли солдаты с погонами на плечах, на мавзолее стояли члены Политбюро, многих из которых Воробьев даже не узнавал в лицо. Но Иосиф Виссарионович Сталин оставался таким же рыженьким, с левой покореженной в детстве рукой человеком, его с обеих сторон подпирали соратники.

Тут Александр Николаевич обратил внимание на то, что сам одет в форму полковника НКВД, но на его плечах были царского образца полковничьи погоны с просветом и с синим рантом. В его Советском Союзе такого просто не могло быть, там командиры РККА имели воинские знаки различия на воротничке и на руках кителей. Профессор заметил, что имеется различие в вооружении и в обмундировании солдат, сейчас чеканивших шаг по Красной площади, с красноармейцами его времени. Эти солдаты были в сапогах и с автоматическим оружием в руках, а солдаты и офицеры Красной Армии его времени не имели автоматического оружия и пользовались ботинками берцами.

Внезапно прямо в голове профессора прозвучал голос Артура, который дал краткую информацию:

— Это военный парад Победы, который прошел по Красной площади двадцать четвертого июня одна тысяча девятьсот сорок пятого года. В этом мире война Советского Союза с нацисткой Германией началась двадцать второго июня одна тысяча девятьсот сорок первого года. На мавзолее вы стоите рядом с Семеном Буденным, а слева от вас шестым стоит Иосиф Виссарионович Сталин.

Профессор Воробьев посмотрел налево, там действительно стоял невысокий рыжеволосый человек с очень хорошо знакомыми усами и улыбкой. Почувствовав на себе внимательный профессорский взгляд, Иосиф Виссарионович начал медленно поворачивает голову в сторону профессора. От охватившего его ужаса и, совершенно инстинктивно, Александр Николаевич сделал всего один шаг назад и вдруг снова оказался на трибуне мавзолея В.И. Ленина и перед мавзолеем проходил еще один парад.

Только этот мавзолей стоял не у кремлевской стены, а по центру Красной площади, а по обеим его сторонам шел военный парад. С одной стороны проходили очень знакомые Воробьеву пехотные и десантные войска, а с другой совершенно незнакомые двуствольные танки и бронетранспортеры.

И снова в профессорской голове послышался голос Артура:

— Это тоже парад на Красной площади, который прошел семнадцатого сентября одна тысяча девятьсот сорок седьмого года. Война в этом мироздании началась четырнадцатого мая одна тысяча девятьсот сорок второго года.

И на этот раз профессор Воробьев промолчал и не ответил на ясно прослушивавшийся вопрос в словах Артура о том, когда же война с нацисткой Германией начнется в его измерении. Но это было его измерение, хотя сейчас отношения с Германией были самыми дружественными, через неделю фюрер немецкого пролетариата собирался посетить Советский Союз и подписать со Сталиным договор о дружбе и взаимной помощи. Сразу же после подписания этого договора, многие территории и целые государства снова вернутся под эгиду советской власти, а вот сталинские соколы вместе с немецкими орлами будут бомбить Лондон и Париж.

На этот раз профессор Воробьев был одет в черный мундир с одним погоном на правом плече майора НКВД.

Но Артур, видимо, по каким-то косвенным данным получил ответ на свой так и не заданный вопрос, он уже больше не давал пояснений, а продолжил путешествие своего наставника по различным мирам.

Совершенно неожиданно профессор Воробьев оказался в средневековой Европе. Он посетил и гулял по улицам и садам древней Златы Праги, одного из самых красивых европейских городов его измерения, но этот средневековый городишко ничем не напоминал Злату Прагу. Маленький, зажатый в крепостных стенах городишко производил мрачное и не очень приятное впечатление. Александр Николаевич бродил по узким пражским улицам, по которым с трудом могли разойтись два человека, а свой платочек постоянно держан у носа, так как на улицах из-за постоянного смрада невозможно было дышать. Город совершенно не убирался и не чистился, улицы были по колено в грязи и человеческом дерьме.

Некоторые пражане, увидев человека в непонятной одежде, обращались к нему с непонятными вопросами, а один вдруг выхватил кинжал и бросился на профессора. Пытаясь убежать от кинжала платного наймита, профессор поскользнулся и, падая, своим носом чуть ли не воткнулся в кучу человеческого дерьма.

Но он так и не долетел до мостовой, как вдруг оказался в сверх удобном кресле, которое обнимало и обжимало его тело со всех сторон. Прямо перед профессорскими глазами множеством индикаторов и сенсоров горело и ему подмигивало большой пульт управления галактического корабля… Он совершал межзвездный бросок в другую галактику вселенной.

Когда путешествие по мирам закончилось, то профессор Воробьев снова оказался на своей кухне, но там Артура, разумеется, уже не было. Первым делом профессор приготовил себе чай и выпил его несколько стаканов, прежде чем прошел в свой кабинет, где из секретера достал чистый лист бумаги и на нем перьевой чернильной ручкой написал:

— "В народный комиссариат внутренних дел СССР

Товарищу Лаврентию Павловичу Берия…".

Сегодня трое друзей, Николай, Артур и Георгий, встретились в коридоре факультета журналистики столичного университета за полчаса до начала экзамена по большевистской печати.

Обычно в дни какого-либо экзамена или зачета они в студобщежитии все вместе к нему готовились, читая старые конспекты и штудируя учебники. В день же того или иного экзамена или зачета они же вместе покидали общежитие и шли пешком до ставшего родным здания факультета журналистики. Причем парням эта утренняя прогулка всегда чрезвычайно нравилась и они от нее никогда не увиливали и никогда не отказывались. Тройка парней обычно медленно проходила по еще пустым городским улицам, с интересом рассматривая только еще появляющихся на улицах заспанных и всегда куда-то торопящихся столичных горожан. А иногда парни останавливались и с любопытством долго наблюдали за работой городских поливальных машин, которые своим рядом перекрывали улицу и струями воды промывали эти и так чистые улицы столицы.

Если же у парней было особо хорошее настроение, то они делали небольшой крюк и все вместе заходили за своей сокурсницей Катенькой Воробьевой и уже вчетвером топали по хорошо асфальтированным улицам к зданию столичного университета. Можно было бы сказать, что это была счастливая четверка, которая всем сердцем любила свою родину и по-юношески откровенно и чисто радовались каждому дню учебы, и каждому дню, проведенному вместе.

Вчера вечером Артур Любимов неожиданно для своих товарищей куда-то исчез, об этом заранее их даже не предупредил. В студенческом общежитии, где проживала тройка друзей, его не оказалось и утром. Этим своим исчезновением Артур нарушил уже ставшую уже более или менее постоянной традицию, в дни экзамена или зачета всем вместе по городским улицам идти пешком на факультет журналистики.

Обиженный непонятным поведением Артура, Георгий Жуков прямо из общежития отправился к Катеньке, забирать ее из дома, а Николаю Погодину в тот день до факультета пришлось добираться совершенно одному. Жора почему-то так и не встретил Катю, он дважды поднимался на восьмой этаж и пару раз стучал в квартиру, в которой она проживала, но никто ему не ответил и дверей не открыл.

Все друзья снова встретились в большом вестибюле факультетского здания, каждому из них было стыдно друг другу смотреть в глаза, но особенно виноватым чувствовал себя Артур Любимов. Правда, он так ничего и не объяснил своим друзьям по поводу своего внезапного исчезновения.

Поздоровавшись друг с другом, друзья поднялись на второй этаж и отправились к аудитории, где профессор Воробьев собирался принимать свой экзамен по большевистской печати. Перед аудиторией уже собралась практически вся их группа, но Катеньки Воробьевой еще не было. Было хорошо заметно, как Жора Жуков огорчился и обеспокоился этим обстоятельством. Из-за своей сегодняшней несобранности и разобщенности, приятели опоздали и в числе студентов, ожидавших попасть на сдачу экзамена, оказались самыми последними.