Фантастика 2025-75 - Андрей Буряк
– Все хорошо, – отзываюсь я, отрезая крошечный кусочек мяса, лишь бы чем-то занять руки. – В последнее время дела идут в гору.
Мама думает, что я работаю в тату-салоне. По сути, так оно и есть. Сначала «Тень» принадлежала Тумбсу, а после того, как он отправился на строительство оплота, по сдельной цене досталась Мэй, а от нее перешла ко мне. Салон является легальным способом заработка, а также прикрытием для незаконных сделок.
– Это же замечательно, – воодушевленно произносит мама. – Ты молодец. Правда, Андреас?
Непроизвольно задерживаю дыхание, глядя строго в тарелку, где становится все больше и больше отрезанных частей стейка, ни одна из которых пока так и не отправилась в рот.
Отец молчит, и я едва сдерживаю истерический смех. Ну еще бы. Вряд ли ему есть за что меня хвалить, ведь они с дедом приготовили для меня другую участь. Я должна была стать не только примерной женой и матерью, но и в принципе остаться в стороне от криминального мира. То, что я вернулась из столицы другим человеком и занялась совсем не тем, на что они рассчитывали, подпортило все их долгосрочные планы, на которые мне вообще-то плевать. То, что я родилась девочкой, не давало им права использовать меня в своих извращенных целях. Но они все равно сделали это, позабыв о том, что сами во многом стали для меня примером. Странно, почему их удивило то обстоятельство, что я выступила против.
– Спасибо, мам, – отвечаю я, когда пауза затягивается до невообразимых масштабов.
Она неловко улыбается мне, бросая обеспокоенный взгляд на мужа, и переключается на Шона. Перевожу дыхание, испытав облегчение оттого, что на какое-то время меня оставили в покое, и краем уха слежу за разговором. Шон рассказывает о делах в своих клубах, вяло гоняя еду по тарелке. Похоже, не я одна сегодня лишена аппетита. Отец молчит, а я задаюсь вопросом, когда же произойдет то, ради чего мы сюда приехали? Когда закончится весь этот проклятый фарс?
– И долго ты будешь прятать глаза? – ледяным тоном спрашивает отец, обрывая Шона на полуслове.
Тот застывает, быстро переводя внимание от меня к нему и обратно.
Вилка замирает над тарелкой, а после медленно опускается на стол. Стараюсь избежать бряцания металла о фарфор и медленно поднимаю голову, потому что точно знаю – отец обращается ко мне.
Наши взгляды пересекаются, выражение его лица столь холодное и неприветливое, что хочется бежать отсюда на другой конец Континента, но я выдерживаю буравящее внимание, ни разу не моргнув.
– Посмотри, во что ты превратилась, – презрительно продолжает он. – Ужасная одежда, вульгарные татуировки, а волосы… – Он раздраженно выдыхает. – Ты давно не подросток, Даниэль, но эти твои демонстрации…
– Демонстрации? – перебиваю неуважительно. – Мне нечего демонстрировать тому, кому на меня плевать.
– Плевать? – переспрашивает отец, кажется, искренне удивившись.
– Дорогая, что ты такое говоришь? – восклицает мама, но я неотрывно смотрю на отца.
– Зачем я здесь? Может, уже покончим с этим и разойдемся? – предлагаю тем же тоном, откидываясь на спинку стула и бросая на стол мятую салфетку, которая непонятно как оказалась у меня в руках.
Мне становится все равно на то, что он может потребовать расплату прямо сейчас. В данный момент я желаю только одного – убраться как можно скорее. Пусть уже скажет, что ему нужно.
– Нет, – отрезает отец.
– Андреас, ты обещал, – умоляюще произносит мама, заставляя меня перевести внимание на нее.
– О чем ты? – спрашиваю настойчиво.
Добиться ответов от мамы более реально, чем от него.
– Никаких разговоров о делах за ужином, – отвечает она дрожащим голосом, вцепившись в вилку до побелевших костяшек пальцев.
– Их и не будет, – отрезает отец, не глядя на нее. – Сейчас речь о другом. Моя дочь стала похожей на дешевку, позорящую семью…
– Нет у тебя никакой дочери! – отсекаю я, разъяренно подаваясь вперед. – Ты убил ее в этом самом месте.
– Сколько показной драмы, – бросает он, скривив губы. – Не так я тебя воспитывал.
Демонстративно смеюсь, ощущая поднимающееся откуда-то из глубины души безумие.
– Ну да, ну да, – произношу с издевкой. – Любящий папочка, готовый положить мир к ногам дочери, оказался фальшивкой. И с чего бы мне становиться такой?
– Пожалуйста, прекратите, – умоляюще просит мама, но ни один из нас не обращает на нее внимания.
– Твой дед хотел для тебя лучшего, – начинает отец, но я в очередной раз перебиваю:
– Ага, и ты тоже? Поэтому вы продали меня Шеффилду, чтобы откупиться от закона? И чем все в итоге обернулось?
– Если бы я знал…
Яд жжет горло, когда я рявкаю:
– То поступил бы точно так же! Ведь твой чокнутый папаша ни за что не поставил бы меня на первое место. Положение в обществе превыше всего.
– Не смей так говорить! – зло приказывает отец.
– А то – что? Пристрелишь меня? Дед давно бы уже это сделал.
– Пожалуйста, прошу вас, перестаньте! – срывается на крик мама, и я с шумом выдыхаю, понимая, что она плачет.
– Давай уже покончим со всем этим? – говорю как можно спокойнее. – Какие твои условия по допам?
– Андреас, о чем она говорит? – со всхлипом спрашивает мама, а когда он не отвечает, переключается на меня: – Даниэль, что все это значит?
Не знаю, что на это ответить, ведь я понятия не имею, какая у нее степень осведомленности. Что она вообще знает о семейном бизнесе? Или ее, как и меня до определенного времени, до сих пор держат в неведении? Верится слабо, но я все равно не желаю быть той, кто выльет на нее всю эту грязь.
Переключаюсь на угрюмо молчащего Шона и выжидательно поднимаю брови.
– Мама, давай поговорим об этом позже, – уныло предлагает Шон.
– Что значит – позже? – протестует она. – Вы обещали мне спокойный семейный ужин и воссоединение…
– Тебе солгали, – обрубаю я, не желая больше участвовать в этом идиотском представлении.
Жестоко? Несомненно. Но сколько можно смотреть на мир сквозь искривленную призму вранья и принимать его за реальность?
Мария Кавана ведь не глупая женщина, так почему она верит в ту чушь, что льет в уши ее муж?
– Андреас? – жалобно шепчет мама, промакивая кожу под глазами салфеткой.
– Никакого воссоединения не будет, Мария, – холодно сообщает отец. – Нашу дочь испортила свобода, которую мы ей предоставили после того, что она натворила.
Смеюсь
