Роман Глушков - Побег

— Эй, я уже внизу! — крикнул Рамос напарнику. И не добавил при этом «сеньор»! А до этого всегда обращался к Кальтеру только так, почтительно. Вот же сукин сын!

Плохой признак. Очень плохой…

Обрубок посмотрел вниз. Выход из шахты на первый уровень тоже был закрыт, и его запорный механизм также не имел маховика. Значит, и его придется открывать с помощью струбцины. Но вместо того чтобы подобрать ее из разбросанных по полу инструментов, Эйтор направился к противоположной стене. Туда, где как раз и валялись копья.

Зачем они понадобились Рамосу, если двери заблокированы и ему пока никто не угрожает? Ясное дело, зачем! Взявший его в заложники зэк превратился в очень хорошую мишень. И даже если раньше Эйтор никогда не швырял копья — играя ребенком в индейцев или тренируясь в секции легкой атлетики, — он не промажет по Обрубку с такой дистанции. Неподходящей для безопасного прыжка, но оптимальной для меткого броска железной палки.

— Ух ты! — воскликнул Куприянов, не подавая виду, что он насторожен поведением напарника. — Не иначе, хорошие новости! Дескан только что завибрировал — кажется, он почуял добычу!

— Правда? — отозвался Эйтор, подбирая с пола сразу оба копья. — Неплохо! И сколько пакалей он засек?

— Пока не вижу, — ответил Кальтер, продолжая спускаться. — Дисплей повернут к стене, а у меня рука занята. Погоди, сейчас сползу вниз и глянем, что там у нас за дверью.

Разумеется, он блефовал, причем нагло. Дескан работал в дежурном режиме, но никаких сигналов не подавал. И на его дисплее не появилось еще ни одной отметки. Куприянов обманул напарника с единственной целью: если сканер зафиксировал местонахождение пакалей, Рамос уже не рискнет убивать Обрубка. Пронзенный копьем, тот упадет с высоты, а вместе с ним упадет и дескан. Корпус которого, хоть и был противоударным, но не настолько, чтобы выдержать такую экстремальную встряску. И придется тогда Эйтору, прячась от чудовищ, обшаривать первый и второй этажи наугад, понятия не имея, где искать артефакты и сколько их вообще было обнаружено.

— Осторожнее, сеньор! Держитесь крепче! Эти кронштейны небось очень скользкие! — заботливо предупредил Рамос калеку. И, прислонив копья к стене, взялся как ни в чем не бывало убирать рассыпанные по полу инструменты оттуда, куда мог невзначай сорваться Обрубок.

А может, Эйтор действительно не замышлял ничего дурного? Просто у Кальтера обострилась профессиональная болезнь — хроническая паранойя, — и он подозревал напарника совершенно напрасно? Вполне вероятно и такое. Однако эта же самая паранойя столько раз спасала ему жизнь, что пенять на нее, даже когда она ошибалась, Куприянов не имел права. Наоборот, ей следовало сказать спасибо за то, что она до сих пор зудела у него в мозгу и не позволяла притупиться его инстинкту самосохранения.

Соскок с трехметровой высоты отозвался в коленных суставах Обрубка болью. Но она не омрачила его радость от того, что он наконец-то перестал чувствовать себя потенциальной жертвой. Дабы смягчить приземление, Кальтер сделал перекат назад, сразу как только его ноги вошли в контакт с полом. А перекатившись, снова вскочил на ноги, не успело еще стихнуть эхо, вызванное в гулкой шахте его молодецким трюком.

Не ожидавший от калеки таких выкрутасов, Рамос вздрогнул и попятился. Так что если он хотел напасть на напарника именно в этот момент, то он прогадал. Кальтер взглянул ему в глаза. Актер из молодого вертухая был так себе, и вряд ли он мог скрыть свои намерения от бывшего шпиона. Эйтор, видимо, и сам побоялся выдать себя и потому сразу отвернулся и притворился, будто продолжает собирать инструменты.

Что ж, похоже, к компаньонам снова вернулось взаимопонимание. По крайней мере, когда Куприянов стоял за спиной у Рамоса, а не наоборот, первый был не так подозрителен, а второго не терзало искушение его прикончить. Что считалось в их альянсе пусть худым, но миром, который, как известно, завсегда лучше доброй ссоры.

— Что там насчет отметок, сеньор? — поинтересовался Эйтор, подбирая последние инструменты.

— Дьявольщина! — притворно огорчился Обрубок, взглянув на чистый монитор дескана. — Похоже, ошибочка вышла — нет здесь никаких отметок. Ни одной! Наверное, это не вибросигнал сработал, а мышцы у меня от напряжения задрожали, вот мне и померещилось.

— Разве такое может быть? — нахмурился Рамос. Он побоялся сказать напрямую: «Что-то вы, сеньор, откровенно темните!». Но, судя по тону вопроса, тот следовало понимать в таком смысле.

— Может, разумеется, — пожал плечами Куприянов. — Неужели у тебя никогда не дрожали руки или ноги, и ты не знаешь, как это бывает?

Эйтор, чьи руки, ноги и прочие части тела дрожали от смертельного страха всего пару часов назад, пробормотал что-то неразборчивое и оставил эту щекотливую тему. Что было весьма разумно. Поскольку чем больше он высказывал вслух свои сомнения, тем большее подозрение вызывал у напарника.

Пока они спускались по кабелям, монстр, свесив голову в шахту, гневно фыркал и всхрапывал. Но к тому моменту, когда Обрубок добрался до низа, тварь уже исчезла из дверного проема. Теперь она давала о себе знать лишь топотом. По которому трудно было понять, куда направляется бронебегемот, но, кажется, он двинулся обратной дорогой, через уже разломанные им двери и перегородки. В противном случае, он продолжал бы все крушить, издавая при этом намного больше шума.

Куприянов припомнил карту первого уровня из блокнота Скарабея. Согласно ей, из шахты искатели сразу попадут в центральный зал батискафной станции. И то, что здесь у них возникнут новые проблемы, стало понятно еще до того, как Эйтор приступил к вскрытию дверного механизма. Доносящиеся из-за дверей клокотанье и всплески свидетельствовали о том, что в зале Кальтера и Рамоса поджидало десятка два хвостатых врагов всех форм и размеров, хотя чувствовалось, что на самом деле их там значительно больше.

Кальтеру не хотелось открывать двери даже чуть-чуть, чтобы осмотреться. Валяющиеся здесь же измятые двери четвертого уровня как бы намекали, чем может обернуться такое любопытство. Вот когда искателям пригодился бы инфракрасный сканер, который был у Рамоса. И который Штернхейм забрал себе вместе со сканерами Аньелло и Маринеску. Правда, для Диких Гусей эти штуковины были все же полезнее. Они собирались наблюдать с помощью сканеров за вертухаями. То есть людьми. А твари наверняка были холоднокровными, и температура их тела равнялась температуре окружающей среды. Короче говоря, использовать в войне с ними подобную аппаратуру было бы, скорее всего, непрактично, хотя попробовать не помешало бы.