#Бояръ-Аниме. Газлайтер. Том 17 - Григорий Володин

Тем временем возвращается Красный Влад в компании Секретаря Совбеза. Оба смеются, оживлённо обсуждая игру в бильярд и явно довольны тем, как ловко Секретарь отправил последний шар в лузу. Однако создаётся впечатление, что их веселье — лишь прикрытие. Похоже, они не просто играли, а успели о чём-то договориться, использовав бильярд как удобный фон для серьёзного разговора.

Тогда же к нам присоединяется Вербицкий, выходя из аллеи и застегивая пуговицы на лейб-гвардейском мундире. Следом за ним, с едва уловимым выражением облегчения на лице, осторожно бочком выбирается растрепанная «кокошница», стараясь как можно незаметнее удалиться в сторону пристроек для слуг.

Но внимание всех сосредотачивается на полковнике. Его обычно уверенная осанка кажется смятой, а выражение лица — задумчиво-недовольным. Однако смотрят на него вовсе не поэтому.

Наконец, Муромцев замечает напряжённое молчание и, прищурившись, бросает с усмешкой:

— Паша, а что это у тебя на лбу?

Вербицкий замирает, сначала недоумённо осматривается, но, уловив смешки и поднятые брови окружающих, наконец тянется рукой ко лбу. Замечает зеркало неподалёку, подскакивает к нему — и тут же багровеет. На лбу фломастером отчётливо нарисован мужской половой орган. Немного кривой, но совершенно не оставляющий сомнений в задумке художника.

Покраснев, словно вишня, Вербицкий резко поворачивается в сторону своей недавней спутницы, которая ещё виднеется у аллеи. Полковник бросается к ней быстрым шагом, почти бегом, явно не сдерживая раздражения.

— Это что, твоих рук дело? — его голос взлетает на несколько октав, и девушка отшатнулась, едва понимая, в чём её обвиняют.

— Ваше Высочество⁈ — она растерянно моргает. — Я ни при чём, честное слово!

Вербицкий, однако, настроен решительно. Он бросает что-то одному из охранников, и тот, осторожно, но методично, начинает обыскивать девушку. Она вздрагивает, но не сопротивляется, вцепившись в подол своего короткого сарафана. Фломастера при ней, конечно, не находят.

Тем временем безопасники начинают проверку самой аллеи: осматривают кусты, протаптывают тропку, заглядывают даже под скамейки — но всё впустую. Владислав, наблюдая за этим с явной иронией, складывает руки на груди и наконец произносит:

— Уверен, девушка здесь ни при чём, — его тон звучит неопровержимо. А потому «кокошницу» отпускают.

Я же искренне наслаждаюсь сменой настроений Вербицкого. Полковник на мгновение замирает, похоже, осознавая, что ситуация под контролем не то, чтобы полностью утрачена, но весьма близка к этому. Гнев в его глазах сменяется почти животным страхом: кто-то смог так ловко подкрасться к нему, под самым носом у охраны, и оставить это… произведение. Лицо его снова краснеет, на этот раз от смеси унижения и осознания собственной уязвимости.

Я с трудом сдерживаю себя, чтобы не расхохотаться в голос. Это, мягко говоря, непростая задача, особенно когда Вербицкий, красный как рак, переминается с ноги на ногу, а гости клуба обсуждают инцидент. Владислав вдруг бросает на меня подозрительный взгляд, затем наклоняется и тихо произносит:

— Думаю, нам пора уже поговорить, Данила. Пройдём в другую комнату.

Мы уходим в сторону от зала, и только оказавшись за закрытой дверью, он поворачивается ко мне с прищуром.

— Хочу уточнить: ты, случаем, к этой истории с Вербицким никакого отношения не имеешь?

— А почему вообще такая мысль возникла? — отвечаю, деланно удивляясь.

Владислав вздыхает, покачав головой.

— Не собираюсь тебя допрашивать, но, Данила, всё же имей совесть — это ведь мой племянник и Бориса тоже, хотя и не самый любимый, мягко говоря. Мы друг друга поняли?

— Ещё как, Владислав Владимирович, — пожимаю плечами.

Он, кажется, принимает это, и, помедлив, переходит к делу:— Значит, ты приехал, чтобы узнать о своём деде?

— Верно, — киваю. — Как он умер?

Владислав опускает взгляд, словно собираясь с мыслями, и начинает говорить, его голос звучит глухо, напряжённо:

— Царь дал добро. Да и я тоже думаю, что тебе пора узнать правду о Михаиле Филинове, твоём деде. Его судьба… сложилась трагически. Его поглотил Король Теней. Демон. — Он выдерживает паузу, видимо, подбирая слова, прежде чем продолжить. — В тот роковой день царские войска окружили усадьбу Филиновых и взяли её в осаду. Неизвестно как бы всё сложилось, Царь сам готовился вступить в битву. Ясно одно — Михаил…или вернее, Король Теней был уверен, что сдюжит. Да вот только удар пришёл с неожиданной стороны — для нас и тем более для Михаила. Его так вовремя предал боярин Соловьёв, старый друг Филиновых. Ударил артефактным клинком прямо в спину. И после этого… всё и закончилось.

Я обдумываю услышанное. Картина той роковой ночи всплывает перед глазами — осада, предательство, последний бой. Ах да, и, конечно, друг, вонзающий нож в спину. Классика жанра. Будто сам становлюсь свидетелем этой драмы — почти как в дешёвом романе, где до финала все оказываются врагами. Странно, но о боярине Соловьеве я до сих пор и не слышал.

— А кто такая Чёрная Сука? — спрашиваю, стараясь, чтобы голос звучал невозмутимо.

Владислав качает головой.

— Это сестра Соловьёва, — говорит он, подбирая слова. — Михаил лишил её человечности и превратил в Демона. Но потом она пропала. С тех пор её никто не видел.

Мда, дела… Неудивительно, что боярин в итоге предал Михаила. За нашу Катю я бы и на большее пошёл. Но почему же Соловьёв спохватился так поздно? Доверился демону? Поддался его обманным речам? А потом вдруг прозрел? Или просто втирался в доверие всё время?

Мы заканчиваем разговор, и Владислав куда-то уходит, оставляя меня в салоне. Вербицкий, сверкая глазами, отправляется домой — вероятно, первым делом сдирать моё «творение» со своего лба. Глядя ему вслед, едва удерживаюсь от самодовольной усмешки. Ну, как минимум, он надолго запомнит этот вечер.

Жду возвращения Владислава и за это время успеваю сыграть несколько партий в бильярд с Муромцевым. Поддаюсь бывшему царскому однокашнику в двух из трёх — мне несложно, но вижу, что его это искренне радует. Похоже, он гордится собой за удачные удары, и к концу игры даже приглашает меня снова заглянуть в «Ратарь».

Когда Владислав наконец возвращается, то, узнав о приглашении Муромцева, одаривает меня тяжёлым взглядом и лишь вздыхает, как человек, который уже всё понял и, похоже, решил оставить шутку с Вербицким в прошлом. Как говорится, не пойман — не вор.

Дома меня встречает Лакомка, бодрая и настороженно-радостная, словно даже не ложилась, несмотря на то, что время давно перевалило за полночь. Альва стоит в холле, сложив руки на груди, и, приподняв бровь, смотрит с любопытством.

—