Долг чести - Владимир Геннадьевич Поселягин
Северного фронта не было, поэтому столица пока под редкими налетами дальней бомбардировочной авиации. Англичане пытались прошлым летом в районе Мурманска десант высадить, да тот так там и остался, в лагерях для военнопленных, часть их флота перетопила российская авиация. Больше такие операции не проводили.
Неприятным сюрпризом для них оказались новейшие противокорабельные планирующие бомбы. Еще бы, два линкора потеряли и еще девять кораблей поддержки, вроде эсминцев и тральщиков, плюс восемь транспортов и легкий авианосец. После этого солдат с севера перекинули, по сути на севере только авиация и работала. Перестановки в штабах, где какой генерал принял командование, кого хвалят, а кого нет, меня не особо интересовали.
К вечеру, собрав нужную информацию, я стал прогуливаться по баракам, всматриваясь в лица пленных, искал знакомых, надеясь найти тех, кто знал обо мне по Измиру. Может, удастся выяснить, что с Иваном? И ведь действительно повезло, нашел того унтер-офицера, что брал меня. Тот лежал, спал, похоже, но когда я сел рядом, коснувшись плеча, открыл глаза. Выглядел не самым худым, тоже тощий, но скорее жилистый. Я уже выяснил, что пленных, кто работал за территорией, сформировав рабочие команды, кормили лучше. А вот кто в лагере оставался, постепенно угасал. Вершинин был из таких. Не нашлось ему места.
– Как меня зовут, не важно, – сказал я. – Если мне расскажешь все, что мне нужно узнать, я вытащу тебя из этого лагеря.
– Это ты сегодня на ограду кинулся? Охрана убавила напряжение, поэтому и не умер, ржали, когда тебя трясло.
– Не важно, – мотнул я головой. – Как насчет сделки?
– С врагом сотрудничать не буду. Слышал я, что они собирают добровольческие батальоны, вперед их пускают, оборону прорывать.
– Нет, тут другое. Побег – и к нашим к передовой. Есть идея, как это сделать.
– Я не один. У меня тут подчиненные и друзья. Побратимы мы.
– Постараюсь освободить весь лагерь. Сегодня ночью будьте готовы.
– Спрашивай, – подумав, дал тот согласие.
– В прошлом году, когда к Измиру подошли турки, твой батальон отбил десант. Вы потом прочесыванием занимаюсь, нашли мальчишку с солидной суммой в руках. Расскажи все, что о нем знаешь, что было дальше.
– Ты слишком хорошо все знаешь, – задумчиво изучая меня, сказал тот. – Солдат моих расспрашивал?
– Тебе это так интересно? Я не прошу рассказать мне секреты, просто опиши все, что знаешь по тому мальчишке. Он столкнулся с тучным турком, вроде как ракетчиком, и его повели к комендатуре. Что было дальше?
– Ничего не было, – пожал тот плечами. – Он умер на полпути к комендатуре. Доктор сказал, что сердце остановилось. Похоронили в общей могиле, куда погибших горожан сносили.
– Вот оно как? – пробормотал я, серьезно загрузившись.
Я был уверен, что Иван остался в живых, руки же шевелились, когда я потерял управление телом. Секунды две у меня было, прежде чем окончательно потерял сознание, но успел это заметить. Получается, это конвульсии были? Да, теперь ясно, что это было именно так.
Встав, молча кивнув унтеру, я покинул барак и, поискав, нашел того пленного, которого я за фельдфебеля принял. Не ошибся, как мне шепнули, тот и был фельдфебелем, из охотничьей команды. То есть разведчик. Он сидел в окружении приближенных. Как я понял, именно он тут является главным, старясь держать пленных в кулаке, именно благодаря ему число самоубийств было крайне мало, единственно, пища плоха.
Кстати, сейчас в лагере не все, часть далеко, работает, две недели назад забрали, часть на грузовиках утром увезли, привезут перед темнотой.
– Отойдем, – велел я тому.
Все, кто сидел рядом с фельдфебелем, удивленно на меня посмотрели. Понять их тоже можно: парень, что сегодня решил самоубийство совершить (грех, многие были верующими, хотя сейчас в армии вера не насаждалась, хочешь – верь, хочешь – нет, но были разные люди), вдруг подходит, с идеальной офицерской выправкой, окинул их всех хмурым взглядом с толикой презрения, с полным копированием поведения офицеров, скомандовал их старшему, фельдфебелю Зиновьеву следовать за ним.
Я не стал дожидаться ответа и, заложив руки за спину (это тяжело, меня шатало, хотя тело я освоил), неторопливо отошел в сторону, к пустырю плаца, ожидая фельдфебеля. Тот так и не встал, с интересом поглядывая на меня со своего места, решив проигнорировать мой приказ. Что ж, это его решение. Подождав пять минут, я вернулся в барак и, толкнув одного доходягу, велел разбудить меня в полночь, после чего лег на нары и почти сразу вырубился. Кстати, воду выдавали, но тоже мало, я попил, подавальщик налил сто граммов мутноватой жидкости. Но надо, выпил.
Разбудил меня дежурный по бараку. Ему доходяга сообщил о моей просьбе. Встав, поблагодарив дежурного, его плохо видно было, в бараке темень, на ощупь направился к выходу. Тут бак с водой, дежурный еще и подавальщиком дежурным был, тот налил двести граммов воды в кружку, и я, выпив воды (пустой желудок обмануть сложно, но надеюсь, на какое-то время мне это удастся), покинул барак, сообщив, что в туалет, тут были классические скворечники.
Снаружи сразу бросилось в глаза хорошее освещение лагеря, незаметно к ограде не подойдешь. Щурясь, я не привык к свету, осмотрелся. Британцы не экономили. Освещено было все, сбежать ночью не то что невозможно, но достаточно трудно. От ворот барака я уверенным шагом направился к туалетам, действительно посетить надо. Уже оттуда двинул к воротам, где прохаживался часовой. Между нами были внутренние и внешние ворота. Под напряжением.
– Господин рядовой, я хочу сообщить начальству лагеря о готовящемся побеге, – коверкая свою речь, сообщил я часовому на английском.
– Стойте на месте, – приказал он и, сняв трубку телефона, вызвал дежурного, сообщив обо мне.
Вскоре появился сержант, видимо разводящий, и двое солдат. Те отключили питание, открыли ворота и выпустили меня с территории лагеря. Один из солдат, брезгливо морщась, стал меня обыскивать. Ну да, пах я неприятно, немного измазался в содержимом туалета. Еще к тому же неприятность, похоже Вершинин страдал дизентерией. Я оценил иронию судьбы, попав в засранца. Я не случайно испачкался, а вполне себе специально,
