Зверь придет с рассветом - Жанна Лебедева
Валари так и не узнал, что именно там был за зверь, и почему Йоремуне счел его неудачным. Попытка найти разгадку породила еще больше загадок. Одно было ясно — дух планирует создать из древних монстров и полукровок некий невероятный сплав.
Интересно — зачем, и интересно — как именно.
Глава 17. Любовь
— И давно ты сбежал?
— Больше недели тому как, — признался Йон, ковыряя мыском сапога мох на вересковой кочке.
Ему не хотелось вспоминать о последних днях, проведенных в Эводеоне. О злобных выкриках наставников, о побоях за неподчинение, об атмосфере постоянной тревоги, тяжелым облаком висящей под потолком ученических покоев.
Там, в обители Йоремне, Йону было сложно дышать. Он ощущал себя чужаком, пришельцем из иной реальности, неспособным вписаться в правила нового мира.
Мира, где людей дрессировали и натаскивали, словно собак.
Скайскиф смеялся, обзывая Йона «маменькиным сынком и тряпкой». Другие полукровки в основном сторонились. Все, кроме нескольких, сбившихся стаей вокруг парня по имени Валари, про которого говорили, будто он бродяга с улиц, сектант из общины городских нищих, верящих в древнюю богиню Эво…
Валари хоть настораживал, зато поддерживал, но этой поддержки катастрофически не хватало, как не хватало воздуха, свободы и гор.
Поэтому Йон и сбежал.
— Там плохо, да? — хмуро глянула на него Лили.
— Да. Там бьют и не любят. В основном.
— Здесь тоже, — девушка обернулась через плечо на невидимую за деревьями Нерку. Печной дым уходил к небесам — единственный указатель. Она исправилась: — Там. Нигде. Нигде не любят. Или… Ты видел иные места?
— Да. Я прежде жил в таком месте. Там меня любили. Жаль, теперь не вернуться. Взял бы тебя с собой.
Йон вспомнил мать и свой замок в облаках. Это первое место, где станет искать его Йоремуне. Туда нельзя.
— А я сама любила, — сказала, подумав, Лили. — Иногда мне кажется, что вся любовь в моей жизни была создана мною же самой…
Она осеклась, подумав вдруг, что говорить так несправедливо. Ведь и Табита, и Ильза, и иные хорошие и добрые люди безусловно давали ей что-то в ответ. Что-то похожее на любовь…
Возможно, и родители тоже ее любили. По-своему. Разрушительно.
Йон посмотрел на собеседницу.
— Почему ты замолчала?
— Я запуталась и устала, — призналась Лили. Она присела на зеленую кочку, ощущая, как тело проваливается в моховую мягкую пустоту, откинулась головой на расписной валун. — Знаешь, за свою коротенькую жизнь я поняла, что не нужно мне никакой любви, уж больно ноша тяжела. Ведь, если по-моих-родительски рассуждать, то искренняя любовь — это блажь, и лучшая любовь — устроиться в чужом богатом доме сыто и бездушно, отказавшись от своего тела и мечтаний. А как по-твоему, а?
— Любовь — это значит заботиться и защищать, принимать, как есть, — заученно произнес Йон заложенную матерью истину, над которой он, если говорить честно, никогда прежде особенно не задумывался.
— От кого же защищать? — Лили чуть заметно усмехнулась краем губ.
Была в этой усмешке боль. Йон отчетливо прочел ее. Он и сам понимал, что фраза банальна, но другого понятия у него пока не имелось.
Поэтому он ответил:
— От тех, кто хочет разрушить.
— Да, — согласилась вдруг Лили. — Так и есть. И все же без чужой любви плохо, и своей собственной к себе недостаточно, когда все кругом… Послушай… — Она снова осеклась, прищурилась, пару мгновений не решаясь предложить нечто очень важное, почти судьбоносное. Потом решилась. — Мы ведь можем любить друг друга… Эй! — одернула недовольно, заметив, как Йон смутился, огорошенный ее предложением, и щеки его зарумянились. — Я не в том смысле! Я в другом, в правильном.
Она посмотрела на собеседника ясными, чистыми, незамутненными глазами, подтверждая горящей в душе незыблемой уверенностью правоту собственных слов.
Йон кивнул.
Такой «правильный» смысл его устраивал. Он понял, что хотела донести до него Лили, и принял это, соглашаясь.
— Можем. Что нам еще остается?
* * *Пустошь была милосердна и благосклонна — надежно скрыла от чужих глаз в своей вересковой бесконечности.
Тайная библиотека стала домом.
Пустошь кормила.
Лили каждый день приносила к небольшому, собранному наспех из каменных обломков очагу тушки мертвых кроликов и куропаток. Они периодически обнаруживались поблизости. Йон предположил:
— Мможет, есть их не стоит? Вдруг от болезни или яда пали?
Лили сказала, что голодно, а охотиться никто из них двоих толком не умеет.
И еще она совершенно не боялась смерти. Это пугало и одновременно завораживало Йона. Рядом с ним человек, которому нечего терять… Жутко. Он сам ведь не такой. Он вырос в уюте, покое и мире. Или собственное прошлое кажется ему слишком безоблачным?
Вскоре стало ясно, что тушки животных добывает и приносит костяной зверек.
— Это она, — сказала Йону Лили. — Люмафора. Так ее, похоже, зовут.
— Ты говорила с ней? Как с тем твоим зверем в глине речного берега? — заинтересованно спросил Йон.
— Да. Она по-странному разговаривает. Так, будто почти не знает человеческой речи. Ее трудно понять.
— Ясно, — кивнул Йон. — Смотри. — Он сделал пасс рукой, выманивая из-под вересковой крутины звонкую нитку ручейка. — Я нашел чистую подземную воду, которую можно сюда привести и оставить родником у входа. Это оказалось непросто сделать тут, на Пустоши.
— Почему? — удивилась Лили. — Ты ведь раньше так ловко с подземной водой
