Асимметричный ответ - Макс Алексеевич Глебов
Очередь! Снарядов я жалеть не собирался. Этого добра в бомбовом отсеке имелось с запасом. Несмотря на усиленную конструкцию, самолет трясло и сносило с курса, но капитан Пусэп уже имел опыт работы с таким беспокойным пассажиром, как я, и упорно продолжал пытаться изобразить из ТБ-7 пикирующий бомбардировщик.
Честно говоря, экипажу я не завидовал. Несколько прожекторов нещадно слепили летчиков через стекла кабины. Это у меня линзы мгновенно настроились на новые условия и отфильтровали весь лишний световой поток, а Пусэпу и его подчиненным сейчас приходилось очень непросто. Темные очки у них, конечно, имелись, но удар по глазам пилоты явно получили неслабый.
Один прожектор лопнул стеклянным пузырем и погас. Я полоснул очередью по позиции ближайшей зенитки и перевел огонь на следующее слепящее пятно. Немецкие снаряды все чаще взрывались в опасной близости от ТБ-7. Плотность огня была явно не на нашей стороне.
Восемь вспышек на земле возвестили о том, что РС-82 добрались до целей. Минус еще один прожектор. Досталось и расчетам двух зениток, но сами пушки, похоже, серьезных повреждений не получили.
Тяжелый бомбардировщик, наконец-то, соизволил занять нужное мне положение в пространстве. Залп! Еще одна восьмерка ракет устремилась к целям.
— Разворот тридцать вправо с набором высоты! — теперь мне требовался обратный маневр. Направленные вперед реактивные снаряды израсходованы, и в моем распоряжении остались только восемь РС-82, нацеленные назад. Чтобы выпустить их с толком, нос самолета требовалось максимально задрать вверх.
Я продолжал вести огонь из пушки. Ствол уже так раскалился, что точность огня упала до последнего предела. Небо вокруг ТБ-7 гремело взрывами. Осколки били в фюзеляж и плоскости, но самолет упорно продолжал выполнять предписанный мной маневр. Упорно, но очень медленно. Не был этот гигант рассчитан на подобные пируэты.
Залп! Самолет слегка тряхнуло, когда он освободился от последних ракет, ушедших навстречу врагу, и почти сразу грохнуло так, что даже у меня на мгновение пропал слух. ТБ-7 как-то нехорошо содрогнулся и в уверенном гуле моторов что-то изменилось.
— Пожар второго двигателя! — немедленно доложил капитан.
— Прекратить набор высоты! Еще десять вправо и уходим со снижением!
— Пожар ликвидирован автоматической системой пожаротушения! Двигатель заглушен!
Я оставил в покое пушку. Куда-то попасть в таких условиях все рано было нереально. Выйдя из боевого режима, я осмотрелся с помощью спутников. Из двадцати двух ПС-84 полет продолжали восемнадцать. Четыре машины мы потеряли, еще три имели повреждения, но пока курс держали уверенно. Видимо, пляска со стрельбой и фейерверками, устроенная мной в лучах прожекторов, произвела на немецких зенитчиков должное впечатление, и они несколько отвлеклись от транспортных самолетов, сосредоточив внимание на огрызающемся огнем ТБ-7.
Нам вслед еще стреляли, но это уже было не так страшно. Самый опасный участок конвой прошел. Не без потерь, но прошел.
— Пересекаем фронт, — на удивление спокойным голосом доложил командир экипажа.
Ну что ж, теперь осталось аккуратно доставить груз и вернуться домой.
— Конвой, здесь «Крейсер» приготовиться к приему координат для сброса контейнеров.
* * *
Избитый осколками ТБ-7 летел с заметным креном. Груз мы сбросили удачно. И Лелюшенко, и Лебедев подтвердили, что контейнеры найдены, а оружие и снаряжение уже передаются в войска. Теперь бы еще дотянуть до аэродрома.
Пусэп тихо, но весьма изощренно ругался по-эстонски, когда из строя выходила очередная цепь управления или заклинивало что-то в авионике. Эстонского я не знал, но вычислитель переводил мне сентенции командира экипажа во всех красочных подробностях, находя наиболее близкие аналогии из великого и могучего русского языка. Параллельно он выдавал текстом перевод на базовый диалект Шестой Республики, однако на русском результат получался заметно выразительнее.
Небо ощутимо светлело, и с каждой минутой мы все сильнее рисковали нарваться на вражеские истребители, которые уже прогревали моторы, готовясь подняться в воздух. Поэтому я вздохнул с большим облегчением, когда взлетевшая еще затемно шестерка ЛАГГ-3 взяла нас под охрану. Тем не менее, это решало далеко не все наши проблемы.
Сильно поврежденный самолет летел исключительно на мастерстве экипажа. Вычислитель тревожно сигнализировал о его весьма прискорбном техническом состоянии, и настоятельно рекомендовал покинуть машину, пока она еще летит на безопасной для прыжка с парашютом высоте, а не беспорядочно валится на землю, распадаясь на части.
Вот только прыгать пока было нельзя. Мы летели по кратчайшему маршруту, и под нами все еще находилась занятая немцами территория Московского котла. Ее, конечно, уже неплохо обжали со всех сторон, но до армий генерала Жукова, усиленно теснивших немцев на запад, оставалось еще около пятидесяти километров.
— Теряем высоту, — доложил Пусэп. — Двигатели перегружены, в первом и третьем пошли сбои. В гидравлической системе утечка. Даже если дотянем, с посадкой будут большие сложности.
Насчет «больших сложностей» капитан явно лукавил. Судя по состоянию самолета, в рамках цензурной лексики наиболее вероятный результат попытки приземления описать было весьма затруднительно. Хотя, возможно, Пусэп просто был не в курсе, насколько все плохо — по показаниям приборов он мог реально оценить далеко не все проблемы изрешеченной осколками машины.
— Капитан, пятнадцать градусов вправо. Впереди у немцев позиция 20-миллиметровых «флаков». Лучше ее обойти. Высота для них, конечно, великовата, но могут попробовать достать, а нам много не надо.
Самолет слегка дернулся и начал маневр, но машина явно плохо слушалась рулей и Пусэп вполне обоснованно опасался, что поврежденная конструкция может не выдержать, так что нормально выполнить приказ он не смог.
— Эскорт, здесь «Крейсер», — вызвал я по рации командира шестерки ЛАГГов, — В восьми километрах впереди по курсу батарея скорострельных зениток. Мы уклониться не сможем.
— Понял вас, «Крейсер». Сейчас мы займем их делом.
Три истребителя резко ускорились, обогнали наш еле ползущий самолет и в крутом пикировании устремились к земле. Штурмовики из ЛАГГов весьма так себе, но и они имели неплохой шанс заставить немецких зенитчиков отказаться от идеи пострелять по такой большой и медленной мишени, как наш ТБ-7.
На виртуальной схеме самолета третий двигатель окрасился в тревожный оранжевый цвет. Работать ему оставалось минуты три. Потом он неизбежно встанет, и хорошо, если при этом не загорится. До линии фронта нам предстояло тянуть еще километров сорок, что при нашей скорости означало минут десять-двенадцать лёта.
— Капитан, приготовьтесь по моей команде заглушить третий двигатель. Нам только еще одного пожара не хватало.
— Мотор пока тянет, хоть и с перебоями, — попытался возразить Пусэп.
— Он теряет масло и через несколько минут встанет сам, но с критичным перегревом и возможным возгоранием.
Секунды тянулись в напряженном молчании.
