Морпех Рейха - Влад Тепеш
Айсманн несколько секунд раздумывал, затем спросил:
— Знает ли об этой детали граф? Если «нет» и вы не хотите, чтобы он знал — можете не отвечать или я отвечу за вас, что эти вопросы причиняют вам огромные неудобства. Ко мне ведь детектор не подключен.
Я чуть приподнял бровь:
— А что, если б граф не знал — то и вы бы ему не сообщили?
— Нет. Поясню одну вещь, герр Нойманн. Я выучился в университете на деньги графа и связан с ним пожизненным контрактом — как юрист. Также я присягнул Дому Айзенштайн — как юрист. Что безусловно ставит профессиональную этику, в том числе требуемое законом сохранение тайны клиента, выше любых моих обязательств перед его светлостью. Он назначил меня вашим адвокатом, прекрасно зная об этом, следовательно, его это устраивает, и я очень удивлюсь, если он начнет спрашивать меня о том, что касается только вас и меня.
— Понятно. Ну граф-то знает, потому я и спросил вас, знаете ли вы.
Он хлопнул себя по лбу:
— Простите, я порой медленно соображаю спозаранку. В любом случае, с вашей стороны это была самооборона, а та сотрудница — соучастница преступления относительно вас. Ваше право на применение силы совершенно очевидно, а любые попытки поставить вам в вину все, что вы сделали с целью спасения из рук преступников… юридически ничтожны, скажем так. Впрочем, есть вероятность, что господа агенты попытаются использовать это как рычаг давления на вас… Но я тут как раз для того, чтобы поставить их на место.
— Зачем им давить на меня?
— А это у них профессиональная деформация такая. Они предпочитают сотрудничество «по вертикали» — поставить вас на колени и заставить сделать то, что вы сделали бы и добровольно. Просто потому, что так у них больше контроля — ну там, гарантия, что вы не откажетесь от своих показаний и так далее. Это с их стороны даже не умысел или злоупотребление — это именно что профессиональная деформация.
— Понятно. Советуете говорить, как есть?
— Смотря как вы рассматриваете СБР. Если как союзника, от которого ждете защиты и помощи в наказании преступников — то лучше говорить правду. От профессионального завихрения этого союзника я вас огражу.
— Спасибо, понял.
Мы вернулись в кабинет, Кляйнер снова нацепил на меня контакты, задал три калибровочных вопроса и убедился, что калибровка на месте.
— Итак, что было дальше?
— Дальше я выбрался из шкафа и заколол эту сотрудницу отверткой.
— Потом?
— Сел за ее компьютер и грохнул все данные по эксперименту.
— И зачем вы это сделали?
— Стремление нанести максимально возможный урон враждебным по отношению ко мне лицам.
— М-да… Герр Нойманн, вы собственноручно грохнули доказательную базу в этом деле, большую ее часть… При этом у вас не наблюдается никаких отклонений и вы не знаете, какой эксперимент на вас поставили. Отсюда вопрос — а был ли эксперимент, если о нем говорила сотрудница, и это единственный аргумент?
— А разве вы сами не признали, что настолько обширная амнезия науке неизвестна?
Агенты переглянулись, Кляйнер пожал плечами, а Финч сказал:
— Ну и смысл этого эксперимента? Испокон веков известен другой, более простой способ обеспечить уничтожение информации в чужой голове, знаете ли.
Я усмехнулся:
— А вы взгляните вот с какой точки зрения. Я понял, что нахожусь в опасности среди врагов, потому что был прикован к столу, и действовал соответственно. Теперь представьте, что я открываю глаза не на лабораторном столе, а в нормальной, светлой палате, и вижу над собой участливые лица врачей… Моя реакция была бы совершенно иной. Я думал бы, что нахожусь среди друзей. Мне можно было бы скормить любую байку и свалить вину за мою амнезию на кого угодно. Можно было бы подсунуть мне смазливую девчонку, которая назвалась бы моей любящей женой, рассказала бы, что мы с ней — убежденные монархисты, коммунисты или иные террористы, что Рейх — тирания, поработившая мир… Если голова — чистый лист, туда можно вписать что угодно, и все это я принял бы как свою точку зрения. Пропаганда вынуждена «пробивать» убеждения и мировоззрение человека — но если у него их стереть, то и пробивать нечего. Просто пиши, что хочешь. Безусловно, если бы я прожил достаточно долго, то начал бы сопоставлять то, что мне сказали, с окружающей действительностью, но с кем-то менее умным и не обладающим критическим мышлением это прокатило бы только так.
Агенты переглянулись.
— И правда, это вполне реальный вариант, — пробормотал Финч.
* * *
Самым рискованным эпизодом допроса стал тот момент, когда дело дошло до появления Брунгильды. Мы-то между собой согласовали свою версию и Брунгильда озвучила ее отцу, так что меня граф особо не расспрашивал, но теперь агенты вцепились в меня, а я, черт возьми, под детектором. Да, могу отказаться от дальнейшего разговора, но… если агенты что-то заподозрят — это еще полбеды. Если что-то заподозрит граф — будет хуже, потому что он и его сыновья кажутся мне гораздо умнее этих вот агентов. Ну а если докопаются Айзенштайны… Могут ведь и не простить.
Однако я все-таки изобрел подходящую формулировку.
Когда Финч спросил, что было после того, как я убил Райнера, я ответил:
— После этого на сцене, так сказать, появилась подмога в лице фройляйн Брунгильды, хотя собственно в момент ее появления я еще понятия не имел, на чьей она стороне. Дальнейшие вопросы вам стоит адресовать ей, потому что к тому времени она еще была, так сказать, в полном порядке, а я уже успел отхватить ударную дозу трендюлей, причем ударную в понимании как количества, так и характера. Как я только что сказал, вначале невидимый тепловоз, а потом полет кувырком аж до стены. Операция пошла совсем не по плану, потому что в лаборатории, по данным Айзенштайнов, не должно было быть ни сильных магов, ни их свиты, охраны и прочих лишних — а там внезапно бац и оказывается глава Дома Райнеров. Ну то есть, это у фройляйн Брунгильды пошло не по плану — а у меня плана и вовсе не было толком никакого. Словом, в самом финале боестолкновения я очень конкретно отхватил ногой в голову, до искорок перед глазами, а Брунгильда поймала три пули, но не в голову, к счастью. Так что, наверное, самые последние секунды этого замеса она опишет толковей, чем я. Ну а затем мы оттуда выбрались, поскольку она еще до появления внизу усыпила всю охрану снаружи и нам уже никто не смог
