Владимир Яценко - Десант в настоящее
Двойники закончили чистку оружия и примёрзли к креслам: сидят прямо, о чём-то тихо переговариваются. Смотрю на гибкую, пластичную Катерину и чувствую облегчение: у меня есть жена.
Сверху спускаются Маша и Лиля, тихо проходят к креслам и усаживаются рядом с двойниками. Те сразу замолкают.
Смотрю на них и понимаю: от меня ждут гениальных решений. Как пролезть через игольное ушко, например. Или прокатиться по радуге верхом на единороге. На их лицах — спокойствие и умиротворение. Они полагают, что своё дело сделали. Их гений на свободе. Теперь будет, кому о них заботиться, кому за них думать. Теперь дело за ним.
Трюк называется: "подержите младенца"…
Отстёгиваю трубку с пояса и кладу её на кресло. Мне нужен кто-то, кто бы прояснил ситуацию. Катерина, к сожалению, не подходит. Близнецы тоже… я им не верю.
Показываю указательным пальцем на Лилю. Она с готовностью встаёт. Иду к лестнице, она следует за мной. Вопросительно приподнимаю брови и показываю сначала вверх, потом вниз. Она не утруждает себя ответом, проходит мимо меня и быстро поднимается наверх.
Мы оказываемся в четвертьсфере метров пять диаметром. Три кресла, огромный экран, штурвалы, приборная панель, индикаторы, мониторы… полный антураж научно-фантастического фильма про космонавтов будущего.
— Почему не взлетаем?
— Створ порта управляется с центрального пульта. Пока не откроют, взлететь не сможем.
— Мы герметично закупорены, что у нас с воздухом?
— Практически неограниченно, воды столько же.
— Питание?
— Двое суток. Но можно, конечно, начать голодать прямо сейчас. Тогда неделю продержимся.
Глажу вещмешок у себя на поясе. У меня другие представления о наших запасах.
— Какой был начальный план?
Она пожимает плечами:
— Взлетаем и действуем по обстоятельствам.
— Сколько времени занимает подготовка к полёту?
— Нисколько, — она качает головой. — Садишься в кресло пилота, нажимаешь кнопки и летишь…
— Автопилот?
— Катерине кажется, что мы сумеем его отключить…
"Кажется!" Детский сад. А я-то думал, что они мне в бабушки годятся.
— "Кажется"? — она молчит. — Оружие?
— Никакого…
— Но хоть что-нибудь мы можем взорвать?
— Только себя!
— Ну! — я не могу скрыть радости. — Это уже что-то. Створ порта один для всех челноков или у каждого свой?
— К створу ведёт один коллектор. Общий для всех челноков.
— Прекрасно!
Из шахты лестницы показывается голова одного из близнецов. Кажется, Первый, он вообще побойчее своего братца. И моего, конечно…
Он поднимается чуть выше, — да! это Первый, — и передаёт мне трубку телефона. Оттуда уже рвётся недовольный голос Василия:
— …пропал, или язык проглотил?
— Нет, ищу способ тебе его укоротить.
— Я всё хотел спросить, где ты учил русский язык?
— А почему это тебя интересует?
— Для немца ты слишком правильно строишь предложения, кроме того, большой запас идиом и выражений…
— Когда-то я был уверен в своих исключительных способностях к языкам, — выдерживаю небольшую паузу, потом добавляю. — До встречи с тобой, если быть точным.
— Почему же две гениальности не могут договориться?
Я спускаюсь по лестнице в общий зал и усаживаюсь в свободное кресло рядом с Катериной. Нет необходимости что-то скрывать от своей команды. Пусть слушают.
— Похоже, ситуация патовая, — не дождавшись моего ответа, говорит Василий, — ты не находишь?
— До сих пор мне попадались только проигрышные партии. Ничья — это совсем неплохо. Для меня это прогресс.
— Я знал, что консультацию ты получишь. И в одиночку ты не смог бы захватить челнок. Это Первый и Седьмой, верно? Они тебе помогли?
— Это что-то меняет?
— Ничего, — соглашается Василий. — Что будем делать?
— А у тебя какие предложения?
— Для начала отпусти девушек, зачем они вам? Это не по-мужски. Зачем их впутывать в наши разногласия? Тем более что взлететь вы не сможете…
— Добрейшей души человек! — я одобрительно киваю. — И о девушках позаботился, и готовность к диалогу показал, и даже о мужском достоинстве напомнил…
— Что же в этом плохого, Отто? Это ты захватил чужую собственность, ты убил четверых, взял заложников… как-то странно ты начинаешь новую жизнь…
Спешу его успокоить:
— Я только разминаюсь. У меня широкая программа противоправных действий. Особенно на ближайшее будущее.
— Например?
Мне очень не нравится его голос. Я постоянно чувствую подвох. Что-то здесь не так. Если бы не четверо покойников в коридоре и прыжок через отсечную дверь, я был бы уверен, что все мои ходы давно просчитаны.
"Скука и смертная тоска, — вот что выдаёт его голос. — Всегда одно и тоже. Каждый божий день угоняют челнок и режут кого-нибудь из персонала".
— Например, взорву створ порта и разгерметизирую Базу. Итого, даже если ты не утонешь: минус один челнок и лет двадцать на ремонтные работы.
— И чем же ты взорвёшь створ, если не секрет?
— Какие же тут секреты? Своим челноком, разумеется.
— Это мой челнок!
— Как скажешь, — я пожимаю плечами. — Взорву твоим челноком, если тебе от этого слаще.
— Ты не сделаешь этого!
— Почему?
— Сам погибнешь.
— Я уже пятьдесят лет как погиб, верно? И разговариваю с тобой только по недоразумению.
— Ты блефуешь!
— Ты забыл, как я умирал возле вертолёта? Или как мы тащили тонну горючего? Может, напомнить, как я разбился при падении с вершины валуна? Или тебе не понравилась наша встреча внутри базы, когда я тебя чуть не прирезал? Что я потеряю от взрыва? Ничего! И посчитай, что потеряешь ты…
— Погибнут девушки…
— Не скули. Для императора Вселенной ты ведёшь себя недостойно.
— Как тебе удалось завербовать Первого и Седьмого?
— А как ты читаешь мои мысли?
— Я не читаю твои мысли, Отто.
— Сейчас, нет. Но там, на болоте, ты же не знал наречий Эль-Араб, ты просто понял, о чём я говорил. И когда я тонул, ты не мог меня слышать, и о том, что я учился на водолаза-спасателя, я тебе не говорил…
— Это неизвестные большинству людей чувства. Но они пробуждаются у копий, чьё сознание очень близко к оригиналу. Это и есть премия. Мы как-то коснулись этой темы. У всех по-разному. Чаще телепатия, а у меня, вдобавок, клонирование и регенерация. Одним только усилием воли. Классно? А ещё я вижу будущее…
— А-а, вот оно что! И как там, в будущем?
— Не разобрать, очень смутно. Это уже твой дар, Отто, дар большого перекрёстка. Ты даёшь миру альтернативу. Я это почувствовал сразу, как только ты пробудился. Одно только твоё присутствие уравнивает вероятности невозможных и запланированных событий. Очень интересное свойство. Это одна из причин, почему я предлагал тебе пост императора. И что бы дальше не произошло, моё предложение остаётся в силе. Это не банальная прослушка чужих мыслей…
— Ты так говоришь, будто вокруг тебя одни телепаты, от которых ни спрятаться, ни скрыться.
— Представь себе. Кстати, один из телепатов у тебя на борту.
— И кто же это?
— Ты предлагаешь мне решать твои проблемы? — он коротко рассмеялся. — Давай лучше обсудим, чего ты хочешь?
— Я хочу подороже продать свою жизнь. nbsp; — Удивил! Все только этим и занимаются.
— Как это?
— Очень просто. С рождением получают кредит — жизнь. Потом или разменивают её по мелочам, или, однажды, всё-таки подворачивается удачная сделка и удаётся вернуть ссуду.
— Да ты философ!
— Во всяком случае, не убийца.
— А тот миллиард?
— Это не убийство.
— А что же это?
— Вынужденная жертва. Придёт время, и ты убедишься в этом. Мне очень жаль, что ты не нашёл в себе веры…
— Ладно, хватит болтать, мне некогда, — ну, вот, опять "понесло". Так мило беседовали, и на тебе! Или это упоминание о вере меня взбесило? — Отпирай ворота, или я тебе сейчас так коллектор разнесу, что тысячу лет восстанавливать створ будешь…
— На тот свет торопишься?
— Точно. Там меня уже заждались! — и вдруг я заревел так, что даже солдатики потеряли свою невозмутимость и вздрогнули: — Ты будешь отпирать ворота, или нет?
— Да буду, буду… — да что же это, в самом деле: у него угоняют машину, а он спит?
— Заводи керосинку, сучья дочь, — ору насмерть перепуганной Маше.
Та немедленно взлетает вверх по лестнице, чувствую, как пол под ногами вибрирует.
— Эй, что ты там делаешь? — волнуется Василий.
— Готовь надувные лодки, приятель, сейчас мы тебе Венецию устроим.
— Я же сказал, открываю!
Жестом отправляю Первого с этим сообщением наверх, к Маше. Мне нравится экипаж. Все верят в мою готовность взорвать челнок, но никто и не думает перечить…
— Мне всё равно. Успеешь открыть — твоё счастье, не успеешь — моё. Надоело. Что-то я здесь подзадержался.
