Mихаил Ахманов - Тень ветра
Ричард кивнул, подумав, что для его шеф-инструктора жизнь была парагвайской корридой, но в сущности все это мало чем отличается от тайятских лесов. Какая разница, где и с кем вступить в состязание – здесь, на боевом помосте, в лесу четырехруких воинов или в поле, где мчатся резвые бычки с остроконечными рогами… Оружие разное и разный противник, но суть одна: победа или поражение. Так что слова Уокералишь подтверждали сказанное Чочингой: у всякого племени есть свой лес и место для битв. У вас, двуруких, тоже. Ищи и найдешь! Кажется, он нашел.
Свежий морской ветерок крался к скамье Ричарда. Временами, будто предлагая поиграть, он налетал сильным порывом, шелестел листвой и страницами книг, разложенных на скамейке, овевал прохладой разгоряченную кожу. С протяжным свистом он кружил над плоской кровлей жилого блока, засаженной магнолиями, и одуряющий аромат больших белых цветов перебивал принесенные им с моря соленые терпкие запахи. Если прищуриться и глядеть только на солнце, можно представить, что находишься где-то на склонах Тисуйю, сидишь под деревом шой с огромными пятипалыми листьями и ждешь, когда мягкая ладошка Чии коснется твоего плеча…
Но Чия осталась в прошлом – как и весь мир Тайяхата, хоть и не уступавший Колумбии яркостью красок, однако не столь ухоженный и безопасный. Тайяхат был таким, каким сотворили его стихии, а Колумбия в определенном смысле являлась творением человеческих рук, придавших ее континентам и островам если не полностью земные, то отчасти приближенные к ним формы.
Еще в Эпоху Исхода этот мир подвергся терраформированию, и теперь два его материка, Новый Свет и Старый, напоминали слипшиеся вместе Америки и Африку с Евразией, с огромным Австралийским архипелагом, лежавшим меж главных континентов. Такая ситуация была отнюдь не редкой. В Правобережье, в родных для Ричарда краях, земные имена давали рекам и озерам, долинам и горам, а на планетах Большой Десятки стремились повторить земную географию – пусть не в подробностях и дета-, лях, но в общих чертах. Человек по природе своей консерватор и не ищет нового, если доволен привычным и прежним.
И потому мир, раскрывшийся перед Ричардом с вершины двухсотметровой жилой башни, гораздо больше походил на Землю, чем Тайяхат с его повышенной гравитацией и шести-лапым экзотическим зверьем. Как на Земле, текла здесь к океану в зеленых берегах спокойная речушка Грин Ривер; как на Земле, стояли за ней корпуса древнего университета, тянулись кварталы уютных домиков и вилл, маячили небоскребы городского центра с посадочными вертолетными площадками; как на Земле, обнимали речную долину холмы с разбросанными тут и там зданиями – комплексом Центрального Разведуправления, его штаб-квартирой, перебазированной сюда из Лэнгли еще в медиевальную эпоху. Даже кладбище Аддингтон было земным: земной камень лежал на могилах, носились над ними земные голуби и воробьи, и прах ушедших в небытие героев стерегли земные кипарисы. И все это называлось Америкой, все это было Соединенными Штатами, лежавшими, как на Земле, между Мексикой и Канадой, между одним океаном и другим. Но океанов в этом новом мире было только два, Атлантический и Колумбийский.
Мир, покой, тишина… Воздух, пронизанный солнечным светом, золотистый песок у синих океанских вод, поросшие соснами холмы, маленький городок, дремлющий за рекой… Вертолеты, парящие в небесах будто стайка разноцветных пестрых мотыльков… Глайдеры на дорогах… Промышленные комплексы под землей… Станки и роботы, роботы и станки – по сотне на каждого человека… Рай! Новый Эдем! Самый благополучный, самый могущественный, самый богатый из всех Разъединенных Миров!
Ричард пошарил за спиной. Пальцы его сомкнулись на горлышке бутылки из темного толстого стекла; она была горячей, нагретой солнцем и едва не обжигала ладонь. Пить теплое бренди в такую жару… Лучше удавиться! Но приказ есть приказ: пей, стажер! Пей и закусывай! Ром – португальским, текилу – испанским, джин – арабским, а бренди – историей медиевальных времен… Самым мерзким из этих напитков была текила, и потому успехи Саймона в испанском оставляли желать…
Он отхлебнул глоток, поморщился и возвратился к чтению.
Монументальный том “Хроник преобразованного мира” надлежало освоить за месяц, и Ричард уже добрался до середины. Он мог бы двигаться и побыстрей, но наука пополам с горячительным усваивалась хуже – даже регулярные медитации не позволяли сохранить ясность в мыслях, а лишь неудержимо клонили в сон. Ричард, однако, не сдавался, полагая, что кровь предков с материнской стороны рано или поздно явит свою магическую силу.
"Хроники” были трудом увесистым и капитальным, где всякая проблема, технологическая либо историческая, трактовалась с гораздо большей подробностью, чем в лекциях незабвенного “Демокрита”. И Саймон был уже не мальчишкой; ум его, любознательный от природы, приобретал все большую протяженность и глубину – вполне достаточную, как он надеялся, чтобы вместить премудрости “Хроник”.
В них утверждалось, что в Галактике более ста миллиардов звезд, и примерно пятая часть из них имеет спутники с планетарными массами, сложенные из твердых пород и, как правило, окруженные атмосферой. Разумеется, землеподобных миров было гораздо меньше – ведь в соответствии с диаграммой “спектр-светимость” значительная часть звезд относится к красным карликам или гигантам, а также к высокотемпературным светилам классов О и В «Диаграмма “спектр-светимость" – диаграмма Герц-шпрунга – Ресселла, связывающая спектральный класс звезды с ее светимостью. Основных спектральных классов насчитывается семь: О, В, A, F, G, К, М; началу этой последовательности соответствуют звезды с температурой поверхности 30 000-50 000 градусов (класс О, голубые гиганты), а концу – звезды с температурой около 3 000 градусов (класс М, красные карлики). Солнце – желтая звезда класса G.», сравнительно с коими Солнце Земли – точно свеча рядом с мощным прожектором. Имеются также кратные звездные системы, состоящие из двух, трех либо четырех самосветящихся объектов, в которых планетарные тела движутся по сложным траекториям, – и в результате сильного перепада давлений и температур такие миры не способны поддерживать жизнь.
Бертрам Дьюдени, автор “Хроник”, полагал, что число землеподобных планет не слишком велико – от одной до десяти на каждый миллион звездных систем, обладающих спутниками (в примечаниях говорилось, что эта статистика вытекает из исследований, проведенных с помощью трансгрессора). Тем не менее, если даже исходить из самых пессимистичных оценок, таких миров в Галактике было порядка двадцати тысяч. Сама собой напрашивалась гипотеза, что по своим физико-химическим свойствам и способности поддерживать жизнь они распределены по нормальному закону и, таким образом, немного отличаются от Земли в лучшую либо худшую сторону. Но тот же закон нормального распределения предсказывал, что отыщется сравнительно небольшое число планет, которые, при общей их землеподобности, должны быть много лучше или много хуже Земли. “Если угодно, это математическое доказательство существования рая и ада, – писал Дьюдени, – а мы, конечно, в Эпоху Разъединения искали рай. И рай был найден – причем не в единственном числе! Мы знаем сейчас около полусотни таких благоприятных планет, причем двадцать шесть из них, заселенных во второй половине двадцать первого столетия, упоминаются в классификации ООН как Большая Десятка и Независимые Миры. Таким образом…”
Ричард снова отхлебнул из бутылки. Жгучий напиток опалил гортань, прокатился по пищеводу, а через пару секунд в желудке запылал пожар. Пойло, выданное за казенный счет, было дешевым, резким и крепким; гнали его в Мичигане, и потому называлось оно “Пять Великих Озер”.
Зажмурив глаза, Ричард подумал, что с одним озером он бы справился, но пять – это уже многовато. Как бы не потонуть! Душу Ричарда терзали воспоминания о тех спокойных временах, когда Чочинга подвешивал его к древесной ветви и гонял по раскаленным угольям, а Ниссет и Най, жены Наставника, поили кобыльим молоком, смешанным с птичьими яйцами. Тот еще был коктейль! Но мичиганское зелье казалось Ричарду еще омерзительней.
Он обреченно вздохнул и перешел к очередному разделу, где говорилось о Пандусе и проблемах межзвездной транспортировки.
Теория трансгрессии или мгновенных пространственных перемещений; практическим следствием коей явился Пандус, была разработана в двадцать первом веке Сергеем Невлюдовым, петербургским физиком, не проявлявшим прежде никаких признаков гениальности. Его ранние работы не сохранились, но бытовало мнение, что он занимался компьютерным моделированием молекулярных структур и их классификацией – то есть вещами, столь же далекими от теории единого поля и геометрии пространства, как холодильник от ядерного реактора. Однако он каким-то чудом изобрел трансгрессор, создав необходимую теорию, исполнив все сложнейшие расчеты и доведя их до практической конструкции. Результат в 2004 году был передан через компьютерную сеть в сотни научных центров, и это неоспоримо доказывало, что Невлюдов считал свое открытие принадлежащим всему человечеству, а не одной лишь России. Затем он исчез, оставив весь научный мир в недоумении и потрясении. Какие духи, джинны или космические пришельцы одарили его идеей Пандуса, являлось тайной за семью печатями на протяжении последних четырех столетий.
