Олег Синицын - Спецхранилище
Я поджарил на сковороде вареной колбасы, позавтракал, после чего позвонил в спецхранилище. Тарасыча только что сменил Орех, караульный с самым большим гонором и самым низким уровнем дисциплины.
– Че, соскучился, начальник? Так приезжай, подмени. Я найду себе занятие в выходной.
– Как у вас там? – сухо спросил я.
– О, у нас тут хреново! Толпы желающих рвутся на наши развалины. Не успеваю бегать вдоль колючки, задницы им отстреливать. – Он заржал, считая остроту удачной. Я вспомнил о вчерашних событиях, и желания посмеяться у меня не возникло.
– Я бы посоветовал тебе внимательнее относиться к своим обязанностям.
– Да пошел ты! – огрызнулся Орех. – Себе советуй! Я здесь пять лет, никогда ничего не случалось, пустое место сторожим. И вообще, за такую зарплату я пахать не собираюсь.
– Наверное, я появлюсь после обеда. Тут ситуация вокруг нашего спецхрана сложилась, будь поосторожнее…
Вместо того чтобы послушать меня, он отключился. Самонадеянный идиот. Страшно оставлять пирамидку под его охраной, хоть самому перебирайся на объект!
По пустым воскресным улочкам Коровьина я прогулялся до заброшенного детского сада. Мой пленник из затхлой кладовки никуда не делся, так и лежал, прикрученный к лавке алюминиевой проволокой. Когда открылась дверь и внутрь упал утренний свет, пришелец зашевелился. За ночь его серое лицо заплыло свинцового цвета синяками. Особенно неприятным выглядел отек в области правой скулы – кажется, в этом месте я сломал ему вчера лицевую кость.
Большие глаза пришельца обратились на мою фигуру, возникшую в проеме. Сегодня я почему-то не испытывал к чебурашке враждебных чувств. Наоборот, его было немного жаль.
Я вытащил кляп. Он зашелся кашлем, мелким, чудным, словно хворая собачонка. Потом схватил губами горлышко пластиковой бутылки, поднесенное к его рту, и принялся жадно хлебать воду. Вода была некипяченой, из водопроводной колонки, с привкусом железа от старых водопроводных труб. Но мой заключенный не жаловался и выхлебал почти полтора литра. И куда в него только влезло?
Я отнял бутылку, вернул кляп в эту дыру, которую они наверняка называют ртом. Пришелец отчаянно замычал.
– Желаешь что-то сказать? – спросил я, вытащив платок.
– Ты будешь умирать долго и мучительно! – прошипел он. – Тебе будет невыносимо страшно.
– Ну разумеется.
Я завалил дверь в кладовку детскими шкафчиками, выбрался с территории детсада через дыру в заборе и побрел домой. Поселок еще спал. По пути мне попалась только пастушка Дарья, припозднившаяся сегодня с выгоном стада.
* * *Около часу дня нарисовались мои. Настю еще на подходе к дому перехватила подружка, и они упорхнули на задний двор; моя дочь даже не забежала, чтобы переодеться с дороги. Юлька деловито вошла в квартиру, встала посреди гостиной и обвела стены пристальным взглядом. Она была в соблазнительной обтягивающей блузке, тесных джинсах «Дольче Габбана» и с ярко-красной кожаной сумочкой на плече.
– Что-то здесь не так, – задумчиво изрекла она.
Инопланетные причиндалы я предварительно завернул в скатерть и спрятал на чердаке дома в старом, но крепком шкафчике, запирающемся на ключ. Моя супруга могла обнаружить их исключительно при наличии дара ясновидения.
– Ты о чем? – невинно поинтересовался я.
– Не знаю… Какое-то напряжение. Словно здесь что-то произошло, пока нас с Настей не было дома. Какие-то события…
– За соседним домом вчера горели сараи, – сказал я, убирая в холодильник привезенные ими продукты. – Огонь до неба поднялся. Едва потушили.
– Никто не погиб? – спросила Юлька.
– Не знаю. Нет, вроде.
Она прижала руку к груди, словно у нее прихватило сердце.
– А ты чем вчера занимался?
– Футбол смотрел. «Спартак»—ЦСКА. Московское дерби.
– Можешь дальше не продолжать! – вскинула она ладонь. Как многие жены, Юлька не любила футбол и испытывала душевные муки, когда в ее присутствии о нем говорилось больше двух-трех предложений. Точно так же я отношусь к показам мод по телику (если только это не демонстрация нижнего белья), в то время как Юлька и Настя буквально прирастают к экрану.
– Ты скучал по нам?
– Очень.
Это была чистая правда. И Юлька, и Настя весь вчерашний день не выходили у меня из головы.
Она тихо скользнула ко мне.
– Я тоже по тебе соскучилась… – Поморщилась. – От тебя пахнет костром.
– Я же говорил про пожар.
– Ты туда ходил?
– Поглазел немного. В перерыве между таймами.
* * *Инесса Александровна обещала, что Гордеев появится в полдень и сразу мне позвонит. Я слабо верил в обещания этой телефонной выдры, не принимала она меня за серьезную фигуру, но оставалась надежда, что служебная исполнительность возьмет верх над бытовым эгоизмом. Поэтому все послеобеденное время я бродил возле дома, беспрерывно куря и ежесекундно ожидая, когда старенькая «Нокиа» разразится своей писклявой монофонической мелодией.
Но телефон молчал.
Заметив мое тоскливое одиночество, ко мне спустился Лева, сочувственно постоял рядом, после чего попросил шестьдесят рублей. «Трубы горят, командир, мочи нет! – пожаловался он. – А мать куда-то деньги запрятала, найти не могу!» Я дал ему несчастную шестидесятку, Лева ради приличия постоял возле меня еще немного, потом сбежал в винный магазин.
Юлька загнала Настю в дом, чтобы она, наконец, сменила «хорошую» юбку, в которой приехала из города, на джинсы «хуже им все равно не будет». Заодно попыталась накормить ее обедом. Девочка подчинилась матери с неохотой, проглотила несколько ложек куриного бульона и, заявив о стопроцентной сытости, вновь упорхнула к подружке на задний двор. Они там играли в двух эльфов, устроивших между собой магическую потасовку. Одна подтянула на помощь силу леса, другая – мощь поленницы деда Виктора. К бабушке Нине из первого подъезда приехал автомобиль «Волга», набитый ее потомками: сорокалетней семейной парой с двумя детьми и маленьким орущим младенцем. Они вывалились в наш небольшой дворик, галдя и громко смеясь, потом втиснулись в крошечную комнату бабушки Нины, чтобы отметить чей-то день рождения или юбилей.
Я продолжал ждать звонка.
Мне не терпелось сдать Гордееву своего подопечного, запертого в детском саду, да и вообще свалить на плечи полковника заботы, выходящие за рамки моих обязанностей по спецхранилищу. Потому что это были его заботы, его обязанности. Я принял их на себя как ответственный по жизни товарищ, чего многие просто не замечают.
Небо хмурилось, но на улочке из двухэтажных домов людей было много. Лавочку у входа во двор как всегда оккупировали бабушки. На дороге два подростка отрабатывали подъем велосипеда на колесо. Неподалеку в старой беседке влюбленная пара не могла оторвать друг от друга рук и губ.
Юлька высунулась из окна и сообщила, что я умудрился задымить всю квартиру, находясь за ее пределами. Реплика прозвучала без обычного гнева, с иронией. Что-то я в самом деле много курю. Я затушил бычок в общей пепельнице – жестяной банке, кем-то подвешенной у крыльца.
– Зайди-ка в дом, – сказала Юлька. – Нужна мужская сила.
Как выяснилось, моя супруга затеяла перестановку. Согласно стратегическому плану, требовалось поменять местами диван и шкаф. Диван она уже выдвинула на середину комнаты, но со шкафом в одиночку не справилась.
– А зачем это? – спросил я. – Вроде нормально стояло.
– Вроде, вроде! – передразнила она. – Край шкафа загораживает дверной проем. Ты не замечаешь, что каждый раз, проходя в гостиную, бьешься об него плечом?
– Правда, что ли? – искренне изумился я.
– В углу, где стоит диван, ему самое место.
Я пожал плечами, и мы принялись двигать шкаф. Он оказался тяжелым, собака, его ножки безжалостно скребли пол, оставляя замысловатые симметричные кренделя, но Юлька ради своего фэн-шуя была готова и не к таким жертвам. Наконец, диван и шкаф нашли себя на новых местах. Мне показалось, что гостиная даже стала больше в размерах. Юлька оказалась права, так было лучше.
– Ты сильно изменился за последние месяцы, – тихо произнесла она, сидя на краешке стула, устало сложив руки на коленях. – Превратился в другого человека. Ты представить не можешь, как я этому рада. А ведь все висело на волоске. На тоню-у-усеньком волосочке! За неделю до того, как тебя погнали из полка, я перевезла к матери часть вещей и придумала для Насти текст, объясняющий, почему папа дальше не может жить с нами.
У меня ком встал в горле.
– Но ты исправился, – продолжала она. – Потрясающе. У тебя невероятная сила воли. Я не знаю случаев, чтобы человек, употреблявший алкоголь с подобным профессионализмом, завязал так легко! Не кодируясь, не проходя курс лечения – просто начав возиться с деревяшками.
Она все говорила, говорила, сидя на краешке стула, а я думал о половине бутылки, которую вылил в себя вчерашним днем. О том, насколько хорошо и уверенно чувствовал себя после этого, насколько твердой была рука.
