Всеволод Глуховцев - Смерти нет

— Можно слово сказать, босс?..

— Говори.

Пистон сказал довольно много слов:

— Этот-то, Слякоть... Он-то свой автомат не взял. Вон там стоит, в той квартире. Почему без оружия ушел? Куда?

Командир знал, куда и зачем ушел Слякоть. «Туда ему и дорога!» — подумал он, а вслух молвил совсем иное:

— Куда пошел — не знаю. А насчет оружия думаю, что где-то что-то у него спрятано было. Тайно от всех.

У Пистона глаза округлились.

— Точно!.. То-то я замечал, как он все вон туда шастает, через двор. Где магазин бывший, знаете?

— Знаю.

— Вот-вот... Шасть туда! Потом назад прется.

Тут Пистон заметил, что болтает лишнего. Узнает Слякоть про такую его неуместную наблюдательность... Но слово не воробей.

— То есть... А может, нет, конечно. Может, я и ошибся.

Начальник подумал, что если Слякоть куда и шнырял тайком — скорее всего у него там брага была припрятана... Но теперь это не имело значения.

— А патроны есть? — спросил он.

— А как же! Два рожка полных.

— Ну вот и бери себе, — сказал Жженый Дешевому.

Тот аж обомлел. Заморгал, рот разинул.

— Можно?!

Жженый пристально взглянул в слезящиеся глазенки.

А что? Боишься, что ли, этого?

Дешевый вздрогнул, уловив в словах босса что-то такое... Дрожь пробрала по спине. «Неужто знает?!» — прянула мысль, но, ужаснувшись, Дешевый постарался загнать ее поглубже.

— Я?! — Голос дрогнул. Дешевый молодецки выпятил цыплячью грудь. — Да пошел он! Боюсь!.. Пусть вши да блохи его боятся!

Соратники немало подивились такому взрыву воинственности. Лишь в уголке рта Жженого мелькнула неуловимая усмешка, да на лице Тощего ровным счетом не изменилось ничего.

Дешевый же вновь ощутил силу — словно своим выпадом он сам влил ее в себя. «Не боюсь!» — мелькнуло припадочным весельем.

Он вправду стал другим. Распрямился. И задышал иначе — ровно, мощно. Даже и плечи вроде стали шире.

— Не боюсь, — повторил он твердо.

Взгляд шефа стал каким-то задумчивым. Он, этот взгляд, прошелся по неказистой фигурке сверху вниз...

— Ну так тем более, — сказал Жженый. — Иди бери. Приказ!

— Есть, босс! — Дешевый бросился в соседнюю квартиру. Вернулся сияющий. — Во! — Наконец-то и он обрел настоящее оружие.

— Так, — молвил босс. — Ну, теперь, кажется, готовы.

Сказавши это, он сильно покривил душой. Он прекрасно видел все упущения в подготовке. Знал он и моральный дух, и степень профессионализма своей рати. Но ничего не сказал. Теперь его это не волновало.

Хотя нет. Волновало, только в другую сторону Сброд? И отлично! Легче будет.

— Слушай приказ, — объявил он. Разбойники послушно онемели.

— Сейчас всем спать, — велел Жженый. — Обойдемся без дежурства, силы надо беречь. Завтра подъем ранний. Разбужу затемно. Завтракаем и выходим. Своим помощником назначаю... Тощего.

— Есть, босс, — сказал тот без всякого выражения.

— Отбой!

Бандиты побрели по комнатам.

— Живее! — крикнул Жженый. Медлительность его раздражала.

Сам он пошел к себе, закрыл дверь. Прикрыл, вернее: перекошенная, разбухшая, она не закрывалась плотно. Он подошел к окну, остановился, стал смотреть.

Ничего нового он не увидел. Гнилые сумерки, почти ночь. Несколько минут до темноты. Но все-таки смотрел он по-новому, не как раньше. И чувствовал себя по-новому, сырой осенний воздух по-другому вливался в легкие. Он, в сущности, впервые почувствовал вкус поздней осени — холодного дождя, сырой холодной земли, прелых листьев, мокрой коры... Все это, прежде не знакомое ему, пришло, изумило, переменило жизнь.

— Дурак, — едва слышно слетело с его губ. — Эх, дурак!..

Давно уже пришла ночь, и почти ничего нельзя было увидеть, а он все стоял и стоял в темноте. Совсем тихо было вокруг.

Наконец он отошел от окна, лег, вздохнул глубоко и почти сразу погрузился в глубокий, темный сон.

Но даже если б он не спал, то не услышал бы, как из соседней квартиры в коридор выскользнула высокая худая фигура. Это произошло в кромешной тьме, но фигура была не только невидимой, а совершенно беззвучной. Словно не шагала она, а плыла над цементным полом. Так вот и выплыла из коридора на площадку, а затем и вниз, по смрадной лестнице.

Наутро Жженый проснулся как по будильнику.

Он открыл глаза — стояла полная темнота. Но это было утро, скоро должен забрезжить рассвет. Жженый угадал это. Угадал он и то, что рассвет действительно будет рассветом, а не такой тоской собачьей, какая тянулась чуть ли не весь последний месяц. Ощутимо похолодало, и морозная свежесть вливалась в комнату из приоткрытой форточки.

Жженый встал, зевнул, поежился, сделал несколько энергичных движений. Хорошо! Он пошел будить ораву.

К некоторому его удивлению, уже не спал Дешевый. Сидя в коридоре, он зажег керосинку и при ее тусклом огне тихо возился с автоматом. Появление босса застигло его врасплох. Он вздрогнул, вскочил. Зд... Желаю здравствовать, босс, — прошептал он.

У Жженого, честно сказать, язык не повернулся произнести что-либо ответно-вежливое. Он лишь посмотрел на разложенные по мешковине части затворного механизма.

— Чистишь?

— Да. То есть почистил уже. Смазал... Вы сразу спать велели, потому вот встал пораньше, чтобы проверить, смазать... Это для порядка, чтоб аккуратно было.

Начальник молча стоял, смотрел. Он понимал, что надо бы похвалить подчиненного, как-то приободрить его... но опять же это было выше его сил.

— Ясно, — только и сказал он. — Давай собирай. Остальные спят?

— Вроде да.

— Пойду будить.

Он повернулся и уже сделал шаг назад, как его окликнули:

— Босс.

Жженый чуть вздрогнул.

— Что? — развернулся. Дешевый смотрел на него.

— Ну чего? — сказал шеф уже с раздражением.

— Я... — начал было Дешевый, но запнулся. — Я подумал... а нет, нет. Ничего. Перепутал.

— Ну нет, так и нет, — сухо молвил Жженый и пошел будить команду.

Деликатностью эта побудка не отличалась: командир светил фонарем и толкал спящего ногой.

— Подъем! — гаркал он при этом.

Впрочем, стоило толкнуть двоих, как прочие зашевелились сами. Не проснулся лишь Мыло: у него нервная система была как у бегемота. Его пришлось лягнуть дважды. После второго пинка он вскочил как очумелый, вылупил зенки:

— А?!

Грубый хохот был ему ответом.

Собрались быстро. Жженый подгонял мешкающих такими эпитетами, от которых уши не то чтобы вяли, а прямо-таки провисали. Благодаря этому сборы, завтрак и последний инструктаж удалось завершить до рассвета.

— Ну пошли, — скомандовал наконец главный.

Он сам возглавил шествие. Спускался по лестнице первым, посвечивая себе фонариком. Действительно, за ночь стало намного холоднее, архаровцы оделись тепло, но все-таки вслух выражали свои мнения в адрес московского климата. Делали они это дико и скверно, и после одной, какой-то особо паскудной фразы, Мыло загоготал во всю дурацкую глотку. Правда, сам же и спохватился, и заткнулся, но было поздно. Жженый приостановился, подождал, когда дебил приблизится, и без замаха кратко хлестнул ему прямым правым в челюсть.

От удара Мыло лязгнул зубами, как скелет в школьном кабинете анатомии. В башке у него точно кто-то на миг выключил свет. Правда, всего на миг — да и какой вообще мог быть свет в такой башке, сказать трудно. Он икнул, подавился слюной, судорожно схватился за перила.

— Все понял? — негромко спросил Жженый.

— Да... босс...

— Очень хорошо. А еще раз заржешь — врежу так, что уши отклеятся... Тощий!

— Я, босс.

— За этим м...ком глаз да глаз нужен. Натворит дел... Пусть при тебе будет. Приглядывай за ним.

— Понял, босс.

Жженый пошел дальше. На ходу подумал о том, правильно ли он сделал, увязав Тощего и Мыло в пару… Да, пожалуй. Тощего надо чем-то отяготить. Вот пусть приглядывает за этим идиотом.

По пути Жженый не забывал принюхиваться Морозец не мог перебить обычный смрад, но главаря беспокоило, не вплетается ли в этот пахучий ансамбль новая нота, известно какая...

Что-то, кажется, было. Жженый не отличался особо острым обонянием, но на нижних этажах, где-то после третьего, ему показалось, что трупный душок все же тянет сюда через трубу мусоропровода. Не успел он об этом подумать, как сзади где-то Пистон закашлялся, сплюнул и буркнул вполголоса:

— Тьфу ты, зараза, ну и вонь... Эй, Ботва, это не ты вчера так на... ал? То-то знатно несет!

— Да иди ты... — обиженно продудел Ботва. Жженый прибавил шаг, и все невольно зашагали побыстрей. А он сделал это сознательно, чтобы поскорее выйти на свежий воздух. Маневр удался: больше никто ничего не почуял.

На улице Жженый скомандовал:

— Становись.

Выстроились по ранжиру: длинный, прямой Тощий; рослый, но сутулый Тухляк; коренастый Пистон, узкоплечий Ботва; затем стоял приземистый Мыло, почти равный что в высоту, что в ширину — квадратная голова у него сидела без шеи, сразу на плечах. И наконец, замыкала строй тщедушная фигурка Дешевого.