Александр Зорич - Группа эскорта
— Синоптик, значит, не продал еще свою инфу…
Трое смотрят на меня с удивлением, а вот Юсси сообразила сразу:
— Синоптик — хитрован. Но нам до него дела нет. Кто из всех? Не тяни, времени нет.
— Сто первый из орденских.
Гард аж присвистнул:
— Клещ в «Ордене»? Поверить не могу. Среди этих…
«…Ряженых пидоров!» — договорил я про себя за Гарда.
— Нет. Уже нет. Да и числился-то у нас исключительно для маскировки.
Юсси спокойно осведомляется:
— Ты его друг?
— Вряд ли. Не знаю. Но он мне точно не враг.
Мэнээс как заржет:
— Ха-ха-ха, хорош новичок, ха-ха-ха, ты во всей Зоне, выходит, один, ха-ха-ха, кому Клещ не враг…
— Ладно, потом разберемся, — с досадой морщится Юсси. — Его намерения? Зачем он вышел на нас?
— Не на вас. Вы тут вообще ни при чем. Он вышел на меня.
Гард, Юсси и проф обменялись недоверчивыми взглядами. И Геннадий Владимирович, пристально глядя мне в глаза, начал задавать какой-то мудреный вопрос, смысл которого от меня ускользал, поскольку за спиной у профа началось смутное мельтешение. Он говорил что-то о странных совпадениях, о неправильно понятых намерениях, об опасности… А я смотрел ему за спину и понять не мог: что за на фиг?
— Что там за херь?
В сущности, что я, ребята, видел? Невнятное шевеление. Будто воздух мреет над горячим асфальтом. Только мреяние — оно более или менее неподвижное, а эта штука… или… пятно… в общем, ребята, оно двигалось!
И пятно это вдруг оказалось в пяти шагах от нас. То, что происходило потом, сохранилось у меня в памяти не целиком, а отдельными картинками.
Гард успевает выстрелить.
Больше никто не успел. Куда он палит?
…Мэнээс падает с разодранным горлом, кровь хлещет из него. Тело мэнээса странно размывается, я вижу его лицо, его руки, его одежду будто сквозь пелену. Блеклый силуэт ползает по мертвому телу, рвет его. Тут у меня начинает просыпаться понимание того…
…успел поднять автомат, выставить его вперед и даже разок выстрелить. Слева бьет из «драгуновки» Юсси. Справа — Гард скачет, пытаясь прицелиться так, чтобы не убить меня. Огромная, почти невидимая лапа вышибает у меня из рук АКСУ…
…куда-то в сторону…
…кровавая клякса расплывается прямо в воздухе в шаге от меня…
…медлит…
…оба стреляют, стреляют…
— Химера! — орет профессор. — Прозрачная химе…
…рессорник у меня в руке. Никакое оружие против химеры…
…начинает терять прозрачность. Все бока в крови. Но она никак не бросается на меня. Я вижу зубастую пасть, вторую маленькую, деградировавшую голову сбоку от главной, «рабочей». Химера встает, как дикая кошка, на задние лапы и странно перебирает в воздухе передними. Нож разрезает воздух. Мимо…
…Медлит. Почему она медлит? Почему она медлит и никак не прикончит меня?..
…пляшет перед самым носом, уворачиваясь от пуль. Гард попадает. Или Юсси? Еще. И еще раз…
…замах ножом. Не могу попасть по ней. Верткая! Опять промах…
…где?..
— Ушла, — с перекошенным лицом констатирует Озёрский. — Так не бывает. Первый раз вижу, чтобы раненая химера ушла, не попытавшись убить. Таких случаев не зафиксировано. Не понимаю. Эта тварь на компромиссы не идет.
Гард еще пытается выцелить прозрачную химеру — четыре больших алых розы с невероятной скоростью несущиеся над землей метрах в сорока от нас. Четыре пули мы вбили в нее, а ей по хер.
— Какого буя она меня не убила? — спрашиваю я.
Впрочем, это только мне кажется — спра-ашиваю! На самом деле шепчу еле-еле. Никто меня не слышит.
У моих ног валяется труп мэнээса. Голова почти отделена от тела, держится только на двух лоскутах кожи. Сколько крови! Он, наверное, высох изнутри.
— Плохо, — говорит Юсси.
Да уж чего тут хорошего! Человека убили, раненая тварюга в двух шагах… Но Юсси, оказывается, совсем не мертвого мэнээса имела в виду, когда сказала «плохо»… И даже не монстра!
— Очень плохо. Засветились. Репа знает, где мы. Его ребята нас уже выцеливают. Готовьтесь к бою.
Наверное, я по жизни такой медлительный. Не очень понимаю, как так можно: мужику только что горло разорвали, а мы и думать о нем не думаем, просто переключаемся на новую тему… Но пока у меня в башке отстаивается недоумение, пальцы сами шарят в траве, ищут АКСУ. Вот он, родименький, провонял пороховой кислятиной. Ну да я тебя и такого люблю.
Как только я поднимаю автомат, точь-в-точь на этом месте пуля вышибает фонтанчик земли.
— Ложись! — кричит Юсси.
A L86 Гарда выдает длинную очередь.
Кто по нам палит, мать вашу, я не вижу никого, да драть вашу фишку…
Ищу глазами врага, и тут прямо передо мной земля вздымается в воздух. Рот, глаза, нос, уши — всё заляпано грёбаной глиной, я лечу с копыт и хряпаюсь башкой оземь.
Проф ловко тянет меня за ногу с открытого места к низинке. В голове у меня ритмично звенит: «Уйом! уйом! уйом!»
— Наконец-то, — произносит Озёрский.
А что — наконец-то? Чему конец?
Переворачиваюсь на брюхо и вижу какое-то движение за две сотни шагов от нас. Выдаю в ту сторону одиночный выстрел. Еще один. Больше для собственного успокоения, чем в кого-то там конкретно.
Вдруг меня накрывает огромной тенью. Вскидываюсь и вижу: этот дурацкий «уйом», оказывается, звучал не только у меня в голове. Над нами висит старый добрый Ми-24 с ракетной подвеской.
— …уками закро… — орет Озёрский.
— Чего закры… — вижу, как он падает в траву, сжав ладонями виски. Но сам не успеваю последовать его примеру. Прямо над головой раздается рёв-рёв-рёв-рёв!
А, мать твою так! А-а-а!
Падаю рядом с профом, зажимаю уши, но уши, по-моему, насмерть убиты, там пустота, там серая вата — аж до самого центра мозга…
— …икро!.. — Голос Юсси.
Кто-то ловко цепляет меня и забрасывает внутрь вертолета. Секунду спустя поверх моей тушки распластывается Озёрский. Юсси лезет в салон, а за ее спиной Гард отстреливает по гадам весь магазин одной чудовищно длинной очередью. Потом запрыгивает сам и вопит летчику:
— Еще разок! У них там может быть пэзээрка! Богатая банда!
Толчок! Мы катимся по полу… Взлетели? И справа опять раздается рёв-рёв-рёв-рёв! Мне, с заложенными ушами, слышно лишь, как срываются с подвески ракеты класса «воздух — земля».
— Там был Вано, Баронесса! И я его зацепил! — орет Гард с довольной рожей.
— Получил своё! Был нормальным парнем, стал бандитом! — отвечает Юсси.
Пуля влетает в салон, рвет обивку сиденья, с визгом рикошетит и успокаивается… не пойму где. Но мы взлетаем. Мы взлетаем, ребята. Мы живы.
Проф неторопливо слезает с меня.
— Перевяжи меня, — спокойно обращается он к Юсси, выставив правый локоть вперед. По руке его течет кровь. — Очень некстати. Очень не вовремя. График экспериментов летит к чертям собачьим…
Баронесса тянется к рюкзаку — за аптечкой.
— Покажи-ка свой нож, — просит меня Гард.
Я вынимаю рессорник и машинально протягиваю его «долговцу», но потом, вздрогнув, отдергиваю руку. Всё лезвие до самого острия приобрело премерзкий химически-синий оттенок, в норме лезвиям не свойственный.
Гард говорит мне:
— Говорят, есть такое мутантное растение, черная гвоздика…
— Скорее, это был черный василек, — вспоминаю я.
— Спрячь-ка его назад. А то мне как-то неспокойно.
Прячу. У Гарда в глазах стоит удивление:
— Как же ты сообразил мутабой сварганить?
— Мута… что? — переспрашиваю я.
Вместо Гарда отвечает профессор:
— Мутабой. На сталкерском сленге — очень редкое оружие, отпугивающее любых крупных мутантов и абсолютно смертельное для них. Достаточно одной царапины, и псевдогигант сдохнет за пять секунд. У-у! Осторожнее, Юсси…
— Я стараюсь.
— Так вот, чтобы изготовить мутабой, нужно вымочить лезвие в соке, — тут он сказал нечто на латыни, а потом, увидев моё лицо, снизошел до пояснения: — Короче говоря, в соке черной гвоздики. Правда, мелких мутантов эта штука скорее притягивает, и тут есть свое неудобство…
Он сжал зубы, чтобы не застонать, и все-таки застонал. Лицо — белее простыни. Но всё же продолжает говорить:
— Меня очень радует, что у нас есть возможность исследовать подобный предмет. А где, простите за назойливость, произрастает…
— Простите, Геннадий Владимирович, не сейчас, — перебивает его Гард. Юсси с удивлением смотрит на напарника. А тот снимает с ремня флягу и протягивает ей:
— Надо помянуть Чебыша. По обычаю, Баронесса.
Юсси отрывается от перевязочных дел, принимает в себя глоток и говорит:
— Хороший был водитель. И поисковик неплохой.
Гард сам делает глоток.
— Один раз он меня отговорил лезть в заваруху, из которой я бы точно живым не выбрался. Теперь вы, Геннадий Владимирович.
Профессор приникает к фляжке.
