Сурен Цормудян - Наследие предков

Баграмян быстро привстал со стула. Обошел стол и присел перед Ритой. Осторожно освободил ее ладони от кружки и деликатно сжал их в своих.

— Родная, успокойся, — тихо сказал он. — Что было, то было…

Ему стало очень больно от ее слез. Но что сейчас сказать, Тигран не знал. Стоило ли успокаивать ее словами о том, что ее Сергей жив, потому что там метро? Стоило ли вселять надежду, которая, быть может, окажется слепой? А если и жив? Как добраться до Москвы в этих условиях? А если и добраться, то как найти? Черт возьми, да что же ей сказать теперь? Сейчас он был готов достать из-под земли этого Сережку, лишь бы Рита не плакала так горько, а была счастлива. Но разве этот порыв имеет что-то общее с реальной действительностью и его возможностями?

— Не надо плакать, Риточка. Ну если есть хоть маломальский шанс… А учитывая, какое там метро, то этот шанс совсем не маленький…

Рита вдруг вздрогнула и улыбнулась. Освободила одну ладонь от крепкой, но нежной хватки Тиграна и утерла слезы. Тихо хихикнула.

— Ты чего? — Баграмян улыбнулся ей в ответ, но никак не мог понять, что на нее так подействовало.

— Ну, слово это, ты сказал…

— Какое слово?

— Маломальский.

— И что?

— Понимаешь, если бы я успела выйти за Сережку замуж, то у меня была бы сейчас такая фамилия.

— Я не понял, — теперь Тиграну казалось, что у него совершенно идиотская улыбка.

— Ну чего ты не понял, Тигроша? Так его звали — Сергей Маломальский.[16]

Тигран потер ладонью небритый подбородок.

— Где-то я уже слыхал эту фамилию, — задумчиво пробормотал он.

Вернувшись в свое жилище после аудиенции у Самохина, Александр Загорский обнаружил на кровати коробку. Взяв ее в руки, он понял, что это та самая электронная фоторамка, которую он просил у Тиграна. Значит, Баграмян вернулся из города. И он сдержал слово.

Крот вздохнул и присел на кровать, держа в руках упаковку модного когда-то электронного гаджета. Совсем новый. Еще в нетронутой вакуумной упаковке. Должен заработать. Только надо поколдовать с паяльником в блоке питания и подогнать его под возможности местной электрической сети, выдававшей, наверное, не больше электросети автомобиля «КамАЗ». Александр достал из стола паяльник и включил его в самодельную розетку, смонтированную как раз у стола. Пусть разогревается пока. Снова сел на кровать. Кажется, весь тот необъяснимый ужас его последней прогулки по лабиринтам подземелья отступил и казался сейчас какой-то нелепостью глупой. Ну ведь всему можно было найти разумное объяснение. Хотя… Эти чертовы мокрые следы. А может, показалось?

Мысли роились в голове и будто бы общались между собой: спорили. Приводили свои доводы. В них вклинивались еще мысли. Те самые. Про тайное метро. Зачем оно вдруг понадобилось Самохину? И как его искать, если там какая-то чертовщина в лабиринтах туннелей и коридоров? Чего вообще ждать от грядущего похода в неизвестность, и можно ли вообще найти хоть какую-то возможность этого похода избежать?

Разум Загорского был погружен во все это броуновское движение мыслей, вопросов, предположений и борьбы мотивов, а тело уже на автомате извлекло из стола жестяную коробку с инструментами и припоем. Он уже сел за стол и вскрыл упаковку заветного подарка от Тиграна. Уже раскручивал блок питания. Уже разложил рядом различные старые бытовые электроприборы, части которых могли пригодиться в переделке питания рамки. А мысли все роились и роились.

В носу защипало от испарений олова и канифоли. Глаза заслезились от едкого дымка. Отчасти это немного помогло выйти из плена всего того внутреннего хора голосов и вернуться в реальность. Правда, реальность эта была, как всегда, мрачна и бесперспективна…

Работает!

Волнение охватило Александра, когда после долгих манипуляций с паяльником и различными запчастями он сменил в розетке «вилку» паяльника на блок питания фоторамки. Экран устройства, столько лет пролежавшего в забвении среди руин города и казавшегося уже никому и никогда ненужным, ожил. Замерцал. Появился логотип производителя. Затем электронное меню. Крот осторожно, заметно дрожащими руками взялся за рамку и уставился на цветные иконки меню, собранные мириадами пикселей. Сейчас это казалось настоящим чудом. Когда-то, в совершенно ином мире иной эпохи, люди создали этот предмет для бытового уюта. А потом все превратилось в пыль. И вот сейчас яркие цвета электронного меню словно дразнили, светя ему из утерянного навсегда прошлого.

«Установите текущую дату».

Какая сухая и бездумная просьба. А существует ли вообще сейчас эта дата, и есть ли в ней смысл? В раскладке даты месяц и день были по нулям. А вот год стоял 2010-й. Видимо, тогда и был собран сей прибор. Вспоминая, как когда-то он пользовался такими вещами, как чем-то само собой разумеющимся, Загорский осторожно ткнул пальцем в навигационные клавиши. 2011… Еще раз. 2012… 2013… Он прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Кто-нибудь думал о том, что ждет их в будущем? Кто-нибудь видел себя лишенным всех этих безделушек и других благ цивилизации и прячущимся от действительности в подземных норах? 15, 16, 17… «Где календари всех этих промотанных тленом и пеплом лихих годин? Где те, кто придумал все эти милые безделушки? Где те, кто ими пользовался и торговал? Где наши жизни?..»

2033.

— Вот тебе текущая дата, — прошептал рамке Александр. — Довольна? Посмотри вокруг. Нравится тебе все это? Нет? Мне тоже.

Но это еще не все. Оставалось самое главное. Он извлек из безжизненного серебристого фотоаппарата Лены Бергер карту памяти. Поднес к слоту картридера электронной рамки и застыл. Выдержит его разум и сердце то, что, быть может, эта карточка не работает и его надежда на мимолетное путешествие в иное прошлое рухнет? Или нет… Выдержит ли его сердце образов того прошлого, что было сожжено и застыло в расплавленных камнях эпицентров термоядерных ударов навечно?

Он поджал губы и вставил карту памяти в рамку.

«Обнаружен съемный носитель, — возвестила рамка. — Идет загрузка. Подождите».

— Я столько лет ждал, — прошептал Александр. — А сейчас будто и не было этих лет…

И прошлое набросилось на него ярким и беспощадным потоком разноцветных, подсвеченных пикселей, собирающих мозаику утраченного. Невероятно яркие, непривычные, забытые тона. Сочная зелень! Голубое небо! Румяные, улыбающиеся лица! Образы недоступного рая, дразнящие грешников, брошенных в ад настоящего. Узрите грешники! Это — рай! И будь вы праведней, добрее, честнее, вы бы жили в раю! Но вы все уничтожили! Так смотрите и плачьте!