"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21 - Том Белл
Безвольные губы бедного Фердинанда посерели.
— Что, что, что это?.. — забормотал он бессвязно, тыча письмом в сутану Сильвестра.
— Именно этот вопрос вашему величеству и следует задать королеве.
Несчастный король, дрожа как в лихорадке, попытался прочитать письмо, спотыкаясь на каждой фразе. Когда ему это удалось, он тяжело опустился в кресло и закрыл лицо руками. Кардинал стоял над ним молча: в эту минуту он, пожалуй, даже сочувствовал августейшему рогоносцу.
— Кто ещё знает об этом письме? — наконец глухо спросил король.
— Никто, ваше величество. Я сразу изъял его, чтобы герцог Колиньяр его не увидел.
Фердинанд II отнял трясущиеся руки от лица.
— Благодарю, ваше высокопреосвященство. Вы истинный друг. Сожгите… Пожалуйста, сожгите это, — и король указал на розовый листок, брошенный им на стол, — в камине.
— Я бы так и поступил, если бы речь шла о простой супружеской измене, — возразил Сильвестр. — Но ваше величество – глава государства. Как пастырь Талига я не могу допустить, чтобы трон ваших отцов наследовали ублюдки Приддов или Феншо-Тримейнов.
— Но ведь в этом письме, — отозвался король, с усилием хватаясь за последнюю соломинку надежды, — в этом письме речь идёт о моей младшей… То есть о принцессе Анжелике. Мой сын и моя старшая дочь…
— Государь, я ничего не могу сказать о принцессе Октавии, — ответил кардинал откровенно. — Но принц Карл… Увы, государь. Мне доставили детские портреты братьев Феншо-Тримейнов. Вы сами сможете сопоставить их с внешностью престолонаследника. Он уже сейчас куда больше похож на своего дядю, епископа Риссанского, чем на ваше величество.
Король с трудом встал, хватаясь за ручки кресла.
— Что же вы советуете мне делать, ваше высокопреосвященство? — спросил он, пытаясь сохранить хотя бы видимость достоинства.
— Супружеская измена карается смертью, ваше величество, — твёрдо ответил Сильвестр. — И нам нужно поспешить. Вашему величеству нужен настоящий наследник престола.
Король кивнул с несчастным видом и спросил:
— А как же… Как же эти несчастные дети?
— Они невинные жертвы, ваше величество. Но грех матери падает на головы её потомства до третьего и четвёртого колена. Так говорится в Книге Ожидания, государь. Однако наша церковь милосердна и примет их в своё лоно на воспитание.
— Что ж… Тогда пойдёмте к королеве, — вздохнул король.
Катарина Ариго уже второй месяц содержалась в угловых апартаментах левого крыла дворца. Их охраняли отряды королевских стрелков: дворец стал королеве настоящей домашней тюрьмой.
В распоряжении подследственной оставили только три комнаты: столовую, спальню и молельню. Столовая, шедшая самой первой, была сейчас пуста; в спальне возилась кастелянша королевы – немолодая женщина с некрасивым лицом, которое ещё больше портило неприятное выражение цепкого любопытства. Кардинал вспомнил, что дама была вдовой лаикского капитана Арамоны, таинственно пропавшего год тому назад. Кастелянше помогала её дочь – молоденькая девушка, хорошенькая, как картинка. Впрочем, кардинал не питал иллюзий: не пройдёт и десяти лет, как очаровательную мордашку обезобразит то же холодное, липкое выражение, которое оставило отчётливые следы на лице матери.
Катарина Ариго находилась в молельне. Она сидела за маленьким столиком, полностью погружённая в Книгу Ожидания. Оставленная ей фрейлина, сеньора Фарни (всецело преданная Сильвестру), старательно вышивала алтарный покров, ловко орудуя иголкой. При виде короля она вскочила и присела в глубоком реверансе.
Катарина заметила визитёров не сразу, словно святая книга полностью поглотила её внимание. Шелест платья приседающей сеньоры заставил её очнуться. Королева вздрогнула и вскочила, едва не уронив с плеч тяжёлую шаль. На ней было простое белое платье без всяких украшений: подлинная эсператистская мученица, обречённая врагами на заклание. Узнав короля, она присела так низко, словно хотела встать перед мужем на колени.
Кардинал движением руки выставил фрейлину вон.
— Сударыня! — отрывисто сказал король, у которого при виде жены, должно быть, случилась мигрень: во всяком случае, рот его перекосился, а лицо сморщилось как печёное яблоко. — Известно ли вам, в чём вас обвиняют?
Катарина выпрямилась с кротким достоинством.
— Да, государь. Господин вице-кансильер допрашивал меня несколько раз. Я отвечала ему, поскольку полагала, что такова воля вашего величества. Но мне хотелось бы услышать обвинение из ваших собственных уст.
— Вас обвиняют в тайных встречах в аббатстве святой Октавии! — с трудом выговорил король. — С разными… молодыми людьми из числа наших подданных.
— Не буду отпираться, государь, — ответила Катарина, опуская глаза и теребя переплёт Книги Ожидания, за которую она схватилась как за якорь спасения. — Некоторые из встреч, о которых спрашивал меня господин вице-кансильер, действительно имели место…
— С какою целью? — спросил король запальчиво.
— Граф Штанцлер и мои братья… Они просили меня оказать покровительство, государь…
— Кому?
— Некоторым юношам, находившимся у вас в опале. Новому герцогу Придду… Несчастному Ричарду Окделлу… Ещё… некоторым другим.
— В их числе покойному графу Васспарду и покойному генералу Феншо-Тримейну, — вставил Сильвестр. — Вас не удивляет, дочь моя, что приходится так часто говорить «покойный», упоминая ваших бывших протеже?
— Ваше высокопреосвященство ошибается, — возразила королева, взглянув на Сильвестра ясными голубыми глазами. — Я никогда не встречалась с графом Васспардом или генералом Феншо-Тримейном наедине.
Щёки Фердинанда II дёрнулись.
— Не стоит лгать, дочь моя, — мягко ответил Сильвестр, ласково улыбаясь. — Его величество располагает вашим собственноручным письмом, которое полностью изобличает вас.
Катарина взглянула на кардинала с таким недоумением, что, не знай он её так хорошо, поверил бы.
— Письмом? Каким письмом? — спросила она.
— Вашим письмом покойному графу Васспарду, дочь моя. Его нашли среди бумаг покойной герцогини Придд.
И кардинал вручил королеве розовый листок, который только что показывал королю.
Катарина благоговейно положила Книгу Ожидания на столик. Пока она пробегала глазами собственные каракули, на лице у неё отчётливо проступало недоумение и брезгливость.
— Государь!.. Что это? — проговорила она совсем так же, как её муж
