Генри Лайон Олди - Рубеж. Пентакль
«Кровь нужна», – говорит с ухмылкой «клиент». И нож достает, большой и страшный… Предполагаемая жертва дрожит и ужасается.
«Атас, братва! Менты!»
«Колдуй!» – шепчет Ольга. И милицейский наряд отпускает задержанного: чудо из чудес! «Всю обратную дорогу Глеб выслушивал от Миши панегирики в свою честь»… Вот так розыгрыш!
На свадьбе Ольги и Глеба присутствовали старичок Игорь Родионович, двоюродный брат невесты лейтенант Беляк и старший сержант Выдра. Все свои, здешние. Навидавшиеся самых разных начальников и прочих чертей. А главный менеджер тем временем рычит и потеет в бесовской бурсе, квалификацию повышая. Ему необходимо.
6.4. «Камень завета»
Репортера просят послужить громоотводом и принять на себя разряд Тьмы. Без громоотвода нельзя, начнется сущий ад. «Думаете, что случилось однажды с Содомом и Гоморрой? А с мифическим Китеж-градом?»
Благородная миссия, конечно. Но почему выбрали его? Ответ столь же изысканно безумен, столь же вывихнуто логичен, как и само предложение. «Методика разряжения подобных объектов нам известна. В древности для подобных целей использовали наиболее рьяных местных – подчеркиваю, местных! – кликуш. Тех, кто разносил по дворам дурные вести, слухи, пророчества… Чернуху, так сказать».
И вот, приняв коньячку для храбрости – чуть больше, чем полагалось бы, но намного меньше, чем душа просила, – смельчак подходит к пятигранному «объекту». А там уже конкуренты: «конкретный и отчетливый лох», беседующий с камнем, и внекатегорийный человек (человек ли?) переливчатой внешности.
Конец света может наступить из-за страданий одного-единственного человека – того, кто переполнит чашу зла. Никто не узнает, что этого человека довел до отчаяния лично господин Велиар – беспредельщик из ада, помешанный на стремлении к власти.
Пока черти спорят, люди занимаются делом. Все у них получится, мир будет спасен. Ах, если бы мы могли столь же просто разряжать любые «камни», вспыхивающие злобой в этом лучшем из миров!
6.5. «Улица пяти тупиков»
Сэнсей, Джульетта, Аптекарь, Эскулап и Доцент – где я их встречал?
Сэнсей ненавидит дурную погоду, боли в пояснице, глупые легенды и «мясные боевики».
Джульетта страдает от ранних пробуждений и отсутствия кофе.
Аптекарь не терпит неисправных бачков и перегоревших лампочек.
Эскулапу весь мир представляется огромным дурдомом, а он сам – белкой в колесе, перемалывающей суету будней.
Доцент еще более утомлен скукой, тусклостью одинаковых дней, которые все быстрее сменяют друг друга.
Пятеро встретились в колодце со смыкающимися стенками. «Так чего делать будем?» – «Для начала – познакомимся». И начинается обсуждение ситуации…
Кошмар не знает логики. Ситуация – совершенна, она допускает лишь единственный ответ: невероятный, достойный единственного же выхода из ситуации. «А что у нас есть?» – «Нэбо!» – сообщил Доцент отчего-то с кавказским акцентом. «И мы сами, – Джульетта обвела взглядом присутствующих. – Пятеро».
Осталось совместить небо с людьми.
«Давайте помолимся», – предложила Джульетта.
«Путеводи меня в правде своей», – сказал Аптекарь неожиданно для себя.
Спасение – слово, которое может стать актуальным для любого человека в любой момент его жизни. Черти вяжут, друзья предают, враги в тузы выходят – да мало ли причин и обстоятельств, чтобы стены начали давить со всех сторон. Причин полно, и необходимость взглянуть в небо появляется у каждого.
Только когда нет иной надежды, взор человека обращается к небу. Где-то там, рядышком с богиней Паникой, сидит глуховатая ключница, хозяйка чудес; так странно устроены ее уши, что крика она не слышит вовсе. Крики, слова, молящий шепот – все это остается на земле. Небо требует другого: желания взлететь. Не отчаяние, а вера приподнимает над обыденностью. Вера в то, что небо открыто каждому. Всегда. Вопреки логике и силе гравитации.
Их услышали. «Держась за руки, они поднимались все выше» – в сегодняшнее утро, нисколько не серое и не злое. Серость и злость остались внизу, в колодце.
Чудо вскипело «слезогонкой» в реторте Аптекаря, да и испарилось, исцелив страждущих. День как день. Чудесный денек намечается. Обычный. Великолепный. Будничный. На такой хочется смотреть. В нем хочется жить. Девочка рисует вселенную на тротуаре, стучат по асфальтовому небу каблуки прохожих, и лично Господь Бог подходит поближе, чтобы взглянуть, удалась ли малышке работа.
Путеводи меня в правде своей…
Впрочем, это уже за кадром.
IV. Архитектура
И позвольте мне заверить вас, сэр, что на свете совсем не бывает оптовых складов настоящих волшебных товаров.
Герберт Уэллс. «Волшебная лавка»Перевернута мебель. Построен новый Миргород. Не узнать старичка.
«Пентакль» – мир-город с фундаментом в подземелье и крышей в небесах. Я брожу его улицами и закоулками, смотрю, дивлюсь… Кварталы-сюжеты, нити судеб, многоцветная радуга над Тьмой… Все переиначено временем. Все стало сложнее.
Город – не просто здания и подъездные пути. Есть невидимые коммуникации, энергосеть и водоснабжение, есть общий архитектурный замысел, и, как правило, в каждом районе ощущается свой исторически сложившийся стиль. Все это применимо и к роману, состоящему из новелл. «Пентакль» – интереснейшее образование, литературоведы найдут в нем материал для исследований.
Я не критик и тем более не литературовед. Анализ произведения в целом в мою задачу не входит. Око угадывает то, что осталось за кадром, что связывает персонажей и обособленные истории в единое целое, – вот и чудесно, этим сердце и успокоится. Хочу отметить только одно: здесь каждый квартал, каждое здание создаются по индивидуальным проектам. Запоминающиеся фасады, причудливая внутренняя планировка, и совсем нет серости. Всем бы так строить…
Удивительные города бывают на свете!
V. Оптика
На одном и том же лугу бык ищет траву, собака – зайца, аист – ящерицу.
Сенека Луций Анней. «Нравственные письма к Луцилию»Книга – источник знаний, сказал мне один чудак. Я покивал: воистину родник. Знания бьют ключом: «Теория поля», «Толковый словарь русского языка», «Твой гороскоп», «Тысяча советов начинающему предпринимателю». Захлебнуться можно.
Книга – источник веры, сказал я в ответ. Веры и убеждений. Чудак покрутил пальцем у виска: «Ты спутал книгу с жизнью». Я опять покивал. Возразить было нечего. Хорошую книгу и спутывать не надо – она и так всеми корнями в этой самой жизни.
Книги открывают одну за другой свои страницы, живут с нами до последней точки, надолго остаются в памяти. А затем – стоят тихонько на полке, ждут реинкарнации. Если бы люди умели быть книгами, если б знать, что всегда можно снова дотронуться, раскрыть…
Книги добрее людей. Они не уходят от нас навсегда. Они в любое время расположены к беседе, и никто не витает тенью над страницами. Книги не знают кладбищ. Они нетленны.
Кто-то создал – ты оживил. Снова и снова.
«Бессмертие» Милана Кундеры. Я погружаюсь в бредовый диалог героини с тенью. «Там все являются своим собственным творением. Я бы сказал: каждый сам себя придумывает. Но об этом трудно говорить». Не в этом ли творческом обряде (замеси мир, вдохни душу – свою, единственную и неповторимую – в героев, прислушайся к ним, а потом не мешай, отойди в сторонку, наблюдай) бог-текст принимает тайную мольбу автора? Мольбу-вдохновение, без которого в книге не будет искуса и силы.
Не в этом ли жертвоприношении причина притягательности фантастики?
Отстранение во время работы и тем более после ее завершения знакомо, наверное, любому писателю. Но только фантасту приходится последовательно замещать существующее воображаемым, отвергая привычные представления, а иногда и отрицая собственные убеждения – проверенные, обкатанные опытом, жизнью, предыдущими книгами! – чтобы подчинить свое эго логике сконструированного мира.
Любители фантастики привыкли к странным мирам. Метод абстрагирования, применяемый регулярно, формирует стиль мышления, взгляд на вещи. Когда видишь иные измерения реальности, трудно оставаться реалистом в традиционном понимании.
…Однажды ребенок увидел в окне класса мост, поднявшийся в небеса. Шел дождь, яблоневый цвет осыпался, прибивался ручейком к школьной ограде, сходили с ума воробьи, бежали куда-то промокшие до нитки люди – и вдруг над всем этим сверкнуло солнце, а высоко в небе возникла дорога.
Ребенку объяснили: небесный мост зовется радугой. Радуга и мост – совсем разные вещи. Вокруг смеялись, все уже знали, что это такое. Он тоже знал это по рисункам в книжках, но там она была ненастоящей. Ребенку привели убедительные доводы: мост реален, по нему можно ходить, а радуга – просто иллюзия, на самом деле ее нет, и к ней нельзя прикоснуться. Он кивал. Иллюзия.
