Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон
Саския их понимала и винить не могла. По закону монарх стоит выше любых личных обвинений, так что отвечает за него премьер-министр. Если она пойдет и убьет кого-нибудь, отдуваться придется премьеру. Нет, в тюрьму его не посадят, но ему придется подать в отставку, а вместе с ним падет и весь кабинет. Так что сама неприкосновенность королевы ставила ее с премьером в отношения взаимозависимости. Она может погубить правительство — но и правительство может в любой миг, когда пожелает, сократить бюджет на содержание королевской семьи и еще более урезать полномочия монарха, точнее, то, что от них осталось. По сути, Саския — и монархия в целом — перед волей правительства бесправна. Если она создаст для правительства серьезные неудобства — настолько серьезные, что премьеру придется сделать харакири, а всем министрам покинуть свои посты, — самые неприятные последствия не замедлят появиться и для нее. Они с Рюдом, так сказать, держат друг друга на мушке. Не потому, что любят такие развлечения — Рюд типичный евротехнократ, человек в высшей степени мирный, — а потому, что такая конструкция прописана в Грондвете.
Рюд был несколькими годами ее старше, однако, не считая нескольких морщин на лице, словно застыл в возрастном диапазоне «не больше сорока». Возможно, он седел, но скрывал это самым простым способом — бреясь наголо. Очки без стекол были почти незаметны на лице, да, кажется, и не так уж ему нужны. Строгое воздержание («не больше кружки пива в день»), периоды лечебного голодания и активная езда на велосипеде помогали ему сохранить фигуру, на которой великолепно сидели строгие черные и темно-синие костюмы, пошитые на заказ.
— Вы о самолете? — переспросил он. — Насколько я слышал, страховая компания…
— Они согласились признать свиней обстоятельством непреодолимой силы и заплатить за самолет. А если не заплатят, ликвидирую часть своих акций «Шелл» и оплачу из своего кармана, чтобы наконец покончить с этой историей. Подавать в суд на аэродром Уэйко за недобросовестную установку забора они не станут.
— Какого забора?
— Того, под который подкопались свиньи, — вздохнула Саския. — Выбрались на взлетную полосу и устроили крушение самолета.
По лицу Рюда было ясно, что он отвлекся от цели нынешнего визита, на несколько секунд завороженный красочной картиной битвы свиней с самолетом. Он бросил рассеянный взгляд в окно размером с волейбольное поле, за которым волновалось оранжевое море роялистов. Должно быть, в этот миг премьерское супер-эго взывало к нему издалека: «Рюд! Очнись! Забудь о свиньях, Рюд, вернись ко мне! Сегодня, между прочим, Бюджетный день!»
И Рюд внял этому призыву.
— Сейчас я говорю о…
— Я знаю, о чем вы говорите.
— Мы думали, что все предусмотрели. До сих пор это выглядело так: вы как частная персона принимаете приглашение отдохнуть в Техасе, посетить несколько приемов и ужинов, а также осмотреть эту диковинку, которую Т. Р. конструирует у себя на ферме.
— Ранчо.
— Неважно. Потом возвращаетесь, и мы с вами, разумеется консультируясь с Советом министров, обсуждаем и решаем, какую позицию нам занять.
— Месяц назад это казалось вполне разумным планом, — согласилась Саския.
— Но откуда мы могли знать, — воскликнул Рюд, хлопнув ладонью по отпечатанной речи, — что он сразу ее и запустит? Что эта штука начнет работать круглые сутки! И в самом деле менять климат на планете!
— Мы об этом знать не могли.
— А теперь поползли слухи. Начались утечки. Люди складывают два и два.
— То, что я там была?
— Именно. Пока это не страшно, но нам необходимо взять инициативу на себя и сделать заявление.
У Рюда была привычка — как Саския сейчас поняла, действующая ей на нервы — перемежать речь туманными английскими словечками и целыми выражениями вроде «складывать два и два» или «взять инициативу на себя». С другой стороны, подумалось ей, лучше уж говорить это по-английски, чем переводить на голландский и загромождать родной язык полубессмысленной галиматьей.
— Рюд, вы хотите, чтобы я сделала такое заявление сейчас? Через полчаса?!
Рюд покачал головой.
— Не конкретно о Техасе. Сами понимаете, тогда все только об этом и будут говорить еще месяц. Но, чтобы избежать недопонимания, если вся эта история выплывет, мы можем ее обезвредить, сделав политическое заявление о геоинженерии. — Он взмахнул листками с речью. — Такое заявление я вставил в черновик. Просто решил сообщить вам, чтобы вы не удивлялись. — Он остановился и пожал плечами. — Не знаю, репетируете ли свою речь… может быть, что-то заучиваете наизусть…
— Нет. Но ценю вашу предусмотрительность. Спасибо, что предупредили, чтобы я «берегла голову».
Последние слова она тоже произнесла по-английски — и вспомнила при этом, как грузовичок Руфуса мчится по лесному бездорожью, Руфус кричит: «Головы берегите!» — и зазевавшемуся Аластеру едва не сносит голову с плеч ветка. При этом воспоминании она с трудом подавила улыбку.
Рюд это заметил и явно не понял, чему она улыбается. На лице его отразилась легкая тень беспокойства.
— Самое меньшее, что я мог сделать, — сказал он. — Вас это устраивает?
На формальном уровне — уровне Грондвета — вопрос был чисто риторический. Неважно, устраивает ее или нет: она обязана зачитать эту чертову речь. Но на другом уровне… это имело значение.
— Кажется, — заговорила Саския, — это первый случай, когда правительство сделает прямое и четкое заявление, осуждающее геоинженерию?
— Насколько мне известно, да.
— Нет ли тут непоследовательности? Для такой страны, как наша, значительная часть которой находится ниже уровня моря и выживает лишь с помощью… да, именно с помощью геоинженерии.
Лицо Рюда выразило легкую досаду, он взглянул на часы, словно говоря: «Нет времени объяснять вам азы». Снаружи громко загудела толпа. Первый экипаж, не такой роскошный, как у королевы, но все же богато инкрустированный сусальным золотом, въехал в ворота дворца, чтобы забрать первых членов королевского семейства. По булыжной мостовой громко клацали подковы и гремели железные ободья. Почти описав круг — эти старинные кареты страшно неуклюже разворачиваются, — экипаж подъехал к крыльцу. Где-то рядом военный оркестр заиграл патриотический марш.
— Я догадываюсь, — продолжала Саския. — Вы хотите сказать, что поддержка геоинженерии с нашей стороны была бы, возможно, более последовательна, но невыгодна для вас и вашей партии.
Выражение досады исчезло с его лица. Он моргнул и инстинктивно покосился на окно, за которым разворачивалась сцена из наполеоновских времен. Впрочем, были в ней и проблески современности: гренадеры в алых мундирах и высоких медвежьих шапках брали на караул не мушкеты, а натовские М-16.
Рюд был лидером умеренно правой партии, которая, как правило, получала
