Ваше Сиятельство 3 - Эрли Моури
Подергала, проверяя прочность и подошла к окну.
— Только бы не пизд*нуться! — произнесла она, забравшись на подоконник. — Родерик, бл*дь, подстрахуй! Помогай хоть как-то!
Она спустила одну ногу на карниз, затем вторую, натягивая веревку, прошла по карнизу несколько острожных шагов до угла, и там начала спуск. Призрак подлетел к ней, прижался сзади, будто стараясь придерживать баронессу, но толка от него явно было мало. Скорее всего этот полупрозрачный извращенец просто увидел в этом удобный случай, чтобы полапать госпожу Евстафьеву. Вопреки всем сложностям, она добралась до первого этажа и скоро ее ножки ступили на траву газона.
— Бежим отсюда! — решила она, подумав, что в окно мог заметить ее отец или кто-то из охранников.
Не дожидаясь Родерика, баронесса побежала к кустам черемухи, чтобы скорее скрыться за ними и спуститься к реке. И уже там, убедившись, что за ней никто кроме призрака не увязался, остановилась, чуть отдышаться.
— Я деньги забыла! — спохватилась она. — Родерик, придется тебе вернуться в комнату.
— Деньги — сущая мелочь, моя госпожа. Уверяю, скоро у нас их будет столько, что не поместится в твою сумочку! Даже в десять таких сумочек! Родерик знает, как их раздобыть, — заверил призрак, витая вокруг нее. — Какие ближайшие планы?
— Ближайшие? — Талия не думала долго: — Убить Елецкого! — произнесла она и рассмеялась.
*** Кто смотрит мои посты на Бусте, Талия там уже была, но я дополнил пост новыми артами (довольно много): https://boosty.to/e. moury/posts/099cf870−391d-47af-a269−09ccfeab7907?share=post_link — новые арты вверху
Глава 14
Извозчики и извозчицы
Четырнадцать тысяч пятьсот — довольно внушительная сумма. Такая, что заметно распирала нагрудный карман. Тем более, часть этой суммы Жорж Павлович отсчитал сотками, за что даже извинился. Не было у графа Голицына достаточно крупных купюр ни при себе, ни в сейфе. Я, конечно, в шутку возмущался и говорил:
«Жорж Павлович, чтобы следующий раз не чувствовать себя неловко, не надо давать мне столько денег! И как же быть потом, когда мы запустим потоковый прошиватель, и доходы станут намного выше? Мне приезжать к вам с чемоданами и носильщиками?»
Голицын отвечал, что следующий раз такой оказии не случится, потому как он похлопочет о переводе на мой банковский счет и уже сегодня отдаст распоряжение в бухгалтерию. В самом деле, банковский счет — это самое здравое решение и для меня, и для Жоржа Павловича. А налички мне теперь хватит надолго, конечно, если не ходить каждый день с Ковалевской в «Золотые Лилии».
Проезжая на эрмимобиле через Даниловский район мимо знаменитых Шурыгинских высоток, я увидел несколько рекламных плакатов салона по продаже личного транспорта и на какой-то момент задумался о покупке эрмимобиля. Даже те деньги, которые сейчас топырили нагрудный карман, позволяли приобрести новенький эрмик. Например, «Арчер Альфа» я видел эту модель в рекламной заставке на терминале. Такой эрмимобиль стоил 12.900 рублей — вполне подъемная сумма. А если добавить часть сбережений, хранившихся у меня дома, то я мог взять «Гепард-ТИ» за 16.200 рублей и посостязаться с госпожой Ленской в скоростной езде. Но, поглядывая на слишком плотный поток машин, медленно вползавших на Калужский мост, я передумал. Все-таки эрмимобили — это не мое. Когда эрмимобиль нужен, гораздо проще вызвать его через службу извоза — благо в Москве они работали хорошо. Мое — это виманы. Я обязательно куплю себе хорошую модель и оборудую ее под свои запросы. Личная вимана — лишь вопрос времени и денег. На хорошую виману надо бы тысяч 50 — 70. Такие деньги я заработаю довольно быстро. После того как эрминговые прошиватели станут на поток, мои доходы вырастут в разы.
Если вспомнить прошлые жизни, то я редко нуждался в них в деньгах. Основываясь на прошлых опытах, я мог выдумать, что-нибудь этакое, быстро делавшее меня человеком богатым. Под «этаким» я понимаю прогрессорство в какой-нибудь узкой сфере. Узкой, потому что я никогда не ставил целью слишком изменить мир, уж тем более перевернуть его с ног на голову. И по моему опыту, прогресс далеко не всегда делает мир лучше. Мог я и вовсе ничего не изобретать, а просто использовать какую-нибудь схему обогащения, хорошо известную мне, но неведомую в данном мире. В некоторых жизнях я намеренно оставался человеком небогатым многие годы, потому как богатство оно приедается и несет за собой ничуть не меньше проблем, чем нищета. А еще иногда хочется испытать контраст и очередной раз оценить важные мелочи, о которых богатые люди даже не думают. Например, такие как вкус куска хлеба после голодного дня или удовольствие от новой одежды, когда можешь позволить ее, наконец выкинув старую.
Занятый этими мыслями, я подъехал к школе. До конца третьего урока оставалось минут пятнадцать. Школьный двор был пуст, если не считать нескольких ребят из второго класса, стоявших у спортивных снарядов на песчаной площадке. Я взбежал по ступеням, пройдя через фойе, свернул направо и устроился на диване перед библиотекой. Пока имелось свободное время, решил просмотреть сообщения на эйхосе. Больше всего я ждал весточки от Талии. Все-таки нехорошо с ней вышло. Я не думал, что моя демонстрация отношений с Ленской вызовет в баронессе именно такую реакцию. В госпоже Евстафьевой что-то слишком изменилось после ее злоключений в Шалашах. Здесь нет ничего необычного, любую девушку такое потрясло бы намного больше, чем мою подругу, и я лишь удивляюсь ее стойкости. Но, с другой стороны, я не могу уделять Талии столько внимания при ворохе собственных проблем. Теперь я еще больше ощущал насущную необходимость поговорить с ней. Поговорить и ясно обозначить границы наших отношений, дать ей еще раз понять, что она — моя хорошая подруга, но не моя девушка. Я это говорил ей уже после нашего первого посещения «Ржавого Парижа» и инцидента с Лисом, но баронесса, видимо, решила, что в моем отношении к ней что-то переменилось. Нет, я не хочу, чтобы Талия жила какими-то иллюзиями на этот счет. И если честно, я от нее очень устаю.
Увы, в эйхосе от Талии ничего не было. Имелось одно сообщение от Ленской. Очень короткое:
«Привет. Первое мая завтра. А ты любишь ведьм?»
Я ей ответил тоже коротко:
«Привет. Люблю тех, которые носятся на серебряной 'Электре»
И еще одно с неизвестного номера. Нажал боковую пластину и поднес прибор к уху:
«Ты убил моего брата. Ты — покойник».
Забавно. И почему я прежде, чем прослушать его, не сыграл в «угадайку» со своей интуицией. Теперь интуицию отодвинула в сторону логика. Даже если не брать в расчет знакомый голос, то это сообщение от Варги. И тот парень, которого я перепутал с ним в Шалашах и сжег в «Огненном Лотосе», был его братом. Отвечать ему я ничего не стал, но сохранил этот номер — вдруг пригодится.
Скоро кончился третий урок, и я поднялся в класс. Вот здесь меня ждал сюрприз. Дело вовсе не в теплых приветствия, которые исходили от всех. Даже Дарья Грушина поздоровалась со мной точно давняя подруга, это невзирая на двухлетнюю неприязнь. Еще бы, ныне я — личность очень популярная, не только в классе, но и всей школе. Сюрприз оказался в другом: за моей партой на месте Айлин сидела Ольга Ковалевская.
— Не возражаешь? — с улыбкой спросила она.
Я наклонился и полушепотом сказал:
— Смогу ли я при таком соседстве думать об учебе? — мне было приятно, что Ольга от своей соседке по парте перебралась ко мне. Несомненно, этим поступком княгиня подчеркивала перед всеми остальными близость отношений со мной.
— Очень интересный вопрос, — княгиня обольстительно улыбнулась — умеет это она делать с особым шармом. Потом сказала: — У меня тоже есть вопрос. Давай, выйдем в коридор, не хочется сидеть за партой на переменах, — она встала, тряхнув своими роскошными золотистыми волосами, направилась к двери.
Оставалось последовать за княгиней. Первоначальная радость от осознания, что мы стали еще ближе, вскоре сменилась тревогой.
— Ну, рассказывай, что за дело к тебе было у Ленской, — сказала она, когда мы оказались в коридоре и отошли в сторону от шумной группы учеников из третьего класса.
Черт! Ну почему я не приготовился к такому вопросу? Глупо с моей стороны его не ожидать. По прежнему опыту я знал, что в разговоре с Ковалевской хитро увиливать от ответа вряд ли получится. Сказать правду — чревато серьезной обидой. А соврать… Нет,
