Граф Рысев - Лёха
— И ведь, заметь, Ваня, просто так устроившие, на всякий случай. Я ведь официально отказался ехать.
— А может и не на вас устроили, а на нас, — выдвинул вполне разумную версию Петрович. — Мы им здесь, как бельмо на глазу. Это же бывшие Свинцоские территории. Границу как раз за тем местом проходила, где вас, ваше сиятельство, дубинкой приласкали. Аккурат за пригорком.
— Ясно. — А что тут не ясного. Свинцовы до сих пор эту землю своей считают, хоть и проиграли все судебные тяжбы. Но всё же нет у них мозгов, чтобы понять — за свои тупые поступки придётся отвечать. Иначе меня свои же не поймут.
— Ваше сиятельство, да как же так, — Тихон соскочил с лошади и начал бегать вокруг меня, размахивая руками. — Что же это такое творится? Может быть, домой вернемся? А то ещё тати эти траванут на пиру, вот как есть траванут.
— Не причитай, лучше скажи, как далеко до поместья Свинцовых? — я передал поводья своего коня Ваньке, которому нужно будет ехать обратно. Чтобы рассказать всё деду, и увезти к целителю раненного парня. Ехать им предстояло впятером. Разъезд решили пока снять. Лучше уж с утра новый отправить, чем сильно распылять силы.
— Да немного осталось. Полчаса не больше, — Тихон немного успокоился, во всяком случае, больше не бегал, и отвечал вполне осознанно.
— Так не будем заставлять гостей ждать, — я повернулся к Ваньке. — Ареса домой отведи. Я обратно на машине вернусь.
— Хорошо, ваше сиятельство, будет сделано. — И он вскочил на коня. Почему-то все без уточнений решили, что я сделал его командиром маленького отряда. Сам Ванька, к слову, не возражал. Он поднял руку и гаркнул. — Фонари зажечь, рысью по дороге, пошли.
— А мальчишка ничего, не убьётся по дороге, далеко пойдёт, — задумчиво проговорил Петрович, глядя вслед маленькому отряду. Потом он повернулся ко мне. — Как прибудем на свинцовское подворье с телами, сразу дадим вам знать, ваше сиятельство.
— Я пока подумаю, что со всем этим делать. — И я сел в машину.
Так как ехать оставалось недолго, нужно было приводить себя в порядок. Кроме полотенец в корзине я обнаружил ароматную воду. Тихон правильно понял мою задумку, и горничная уложила эту бутыль, плеснув в воду моего одеколона.
Наскоро смыв с себя тяжелый запах пота, крови и смерти, я принялся одеваться. Делать это в машине, даже такой просторной и удобной как наша, было жутко неудобно. Я начал застегивать пиджак, как раз в тот момент, когда мы въезжали в ворота усадьбы. Шарф я наматывал на шею уже выходя из машины. Подхватив упакованный портрет, я направился к распахнувшемся дверям, к которым подбежал запыхавшийся дворецкий.
— Ваше сиятельство, мы уже и не надеялись, что вы нас посетите, — произнёс он поклонившись.
Но кланялся этот напыщенный индюк неглубоко, всем видом давая понять, что нам здесь не рады, и вообще не уважают. Плевать, я не за уважением сюда приехал.
— Я передумал. — Снисходительно улыбнувшись, я посмотрел на дворецкого сверху-вниз, благо рост позволял это сделать. — И? мы так и простоим здесь весь вечер, или ты уже проводишь меня к остальным гостям?
— Да-да, конечно, ваше сиятельство, прошу, — он посторонился, пропуская меня в дом. — Ваш шарф, позвольте я пристрою его…
— Нет, мне он дорог, и я хочу, чтобы он был на мне.
В ответ дворецкий только руками развёл, мол, хозяин-барин. Он пошёл впереди меня, показывая дорогу. Когда мы проходили мимо большого в полный рост зеркала, то я не удержался и осмотрел себя с головы до ног. Ну что же, недурственно. В голове при этом возникли строки стихотворения, которое я слегка переделал и негромко проговорил.
— Вот мой Евгений на свободе;
Острижен по последней моде,
Как dandy лондонский одет —
И наконец увидел свет.* (А. С. Пушкин «Евгений Онегин»)
— Что? — дворецкий повернулся ко мне.
— Ничего, просто вспомнил стишок, который слышал в Академии изящных искусств. Я там учусь, знаете ли.
— Прошу сюда, ваше сиятельство, — и он, вместо ответа, распахнул тяжелую дверь, из-за которой раздавалась музыка и женский смех. Сам же он прыгнул впереди меня, музыка прервалась, и дворецкий торжественно произнёс. — Его сиятельство граф Рысев Евгений Фёдорович.
В мою сторону повернулось по меньшей мере сотня голов, и пара сотен глаз принялась разглядывать как какую-то неведомую зверушку. Захотелось выйти вперёд и заорать: «Что, суки, не ждали?» Но я мужественно промолчал, тем более, что в мою сторону выдвинулась стройная девушка, в которой я с трудом узнал баронессу Соколову. Простой покрой бального платья подчеркивал высокую грудь, а когда она шла, то платье обрисовывало стройные бедра. Это было, чёрт добери, очень эротично. Даже когда она была в обтягивающих брючках охотничьего костюма, такого эффекта не было.
— Ах, граф, вы всё-таки решили нас навестить, — и она легко присела, приветствуя меня. Я же поймал её ручку и поднёс к губам.
— Я так спешил, баронесса. Но, вы представляете, какой со мной в дороге произошёл конфуз? На меня напали разбойники. Это было так ужасно. Да-да, — и я под удивленными взглядами Маши, которая, похоже, тоже меня не узнавала, и под перешептывания гостей быстро прошёл к ближайшему свободному креслу и упал в него, всем видом демонстрируя, какое жуткое потрясение совсем недавно перенёс.
Глава 15
Любой бал подразумевает танцы. Приглашаются специальные очень умелые, а самое главное, выносливые музыканты, которые наяривают без обеда и почти без перекуров почти до утра.
У дам на запястьях болтаются специальные книжечки, куда вписывались имена кавалеров, застолбивших тот или иной танец с конкретной барышней. После того фурора, я без проблем мог бы записать своё имя в книжечку каждой красотки, ни одна бы не возражала, я просто уверен в этом. Потому что я сразу же с порога зашёл с козырей: страдающая, романтичная фигура, пережившая покушение, но нашедшая в себе силы добраться до места, чтобы порадовать своим присутствием местных барышень. Это всегда работало, тут даже добавить было нечего.
И всё бы ничего, я с удовольствием покрутил бы в вальсе Машеньку, или вон ту прелестную блондиночку прижал к себе чуть крепче дозволенного, а может быть и что-то шептавшую блондинке на ухо шатенку… Вот только я не умею танцевать!
Раньше мне хотя бы память тела подсказывала, что я умею делать, а чему нужно заново учиться. И вот сейчас эта самая память тела, которую чрезвычайно трудно ударом по голове выбить, молчала, словно рыба об лёд. Не было ощущения, что вот я как выйду сейчас, да как станцую мазурку. Уверенности не было, как в те моменты, когда я брал в руки карандаш.
Во всяком случае, мазурку я точно не умею танцевать, а музыканты сейчас её играли. Про то, что это мазурка, я узнал случайно, просто кто-то об этом сказал вслух. Всё-таки память у меня очень выборочно срабатывала. Ну вот как я не помню мазурку, если она на всех балах играется и танцуется? А вот, поди ж ты, словно корова языком слизала, никаких проблесков воспоминаний.
Так что, в этой весьма неоднозначной ситуации я выбрал самую выигрышную на мой взгляд тактику: остался демонстративно «страдать» в кресле, даже не сразу заметив, как вокруг меня собрался кружок из дам и барышень. По-хорошему, надо было встать, но я решил воспользоваться своим довольно странным положением на полную катушку.
Большинство мужчин в зале были одеты в военные или псевдовоенные костюмы. Меньшая часть была в смокингах. И я отличался от них, как та самая белая ворона.
Музыка сменилась, и на этот раз я даже не узнал, какой ещё танец я не умею танцевать. Дам вокруг меня становилось всё больше, и скоро я уже не мог разглядеть за бальными платьями и высокими прическами злобном посматривающих в мою сторону мужчин.
Выпрямившись в кресле, я закинул ногу на ногу и в сотый раз принялся рассказывал, как это жутко и просто ужасно, когда на тебя нападают немытые разбойники, а ты такой в белом костюме на бал спешишь. С каждым разом мой рассказ обрастал всё более красочными и жуткими подробностями. До мертвых с косами, стоящих вдоль дороги, по которой я спешил на бал, ещё не дошёл, но был уже довольно близок.
— Скажите, Евгений, а почему вы не рассказываете, как лично расправились с этими разбойниками? Неужели вы хотите сказать, что всё время
