Кристофер Макнамара - Горец II
То, что Мак-Лауд никогда прежде не использовал свои привилегии и свое богатство для борьбы с корпорацией (да и для чего-либо другого), усыпило ее бдительность.
Но теперь это был уже не тот Мак-Лауд…
Мобиль остался далеко внизу, у подножья: даже он не смог бы совершить посадку на усеянный острыми глыбами склон.
Конан и Луиза стояли сейчас на том самом месте, где, если верить данным компьютера, находился вход в тоннель. Но — ничего похожего не было перед ними. Ничего…
Валунная гряда. Обломки скал. Щебень. Острый холодный ветер, пронизывающий до костей…
Луиза вздохнула:
— Как жаль… Я так хотела всего один раз увидеть голубое небо… — сказала она дрогнувшим голосом. — Увидеть небо — и умереть…
— Еще успеешь… — пробормотал Конан. Он пристально всматривался во что-то у себя под ногами.
— Успеешь… Увидеть успеешь — много раз. И умереть успеешь… — Мак-Лауд наклонился, охватив двумя руками один из скальных обломков.
— С этим вообще лучше не торопиться…
И, застонав от напряжения, он выворотил глыбу из земли. Грохоча, она покатилась вниз.
На том месте, где только что лежал камень, оказалось отверстие. Узкое
— только ползком пролезть. И неправдоподобно четкой формы. Не творит природа столь ровных окружностей…
Из дыры тянуло холодом.
…Какое счастье, что она не возглавляла теперь группу, проникающую на территорию врага…
Путь наверх был тяжел, очень тяжел. Не работал ни один лифт. Местами приходилось лезть, карабкаться по железным перекладинам и страшнее всего было бросить случайный взгляд вниз, в невообразимую глубину провала…
Но теперь Луиза была не ведущей, а ведомой.
И можно было не сдерживать крик, когда ржавая поперечина под тобой угрожающе проседала. Можно было повиснуть на миг на крепкой, словно выкованной из железа, и вместе с тем удивительно нежной руке…
Повиснуть — и ждать, когда силы вновь вернутся к тебе.
А потом вновь продолжать путь…
И можно было по-детски заплакать в конце пути, обессиленно припав к могучей груди любимого человека, когда в глаза тебе ударил яркий солнечный свет…
Он был бело-желтым, а не мутно-оранжевым. А небо было голубым. Голубым и невероятно глубоким…
Конан нес за плечами необходимые приборы. Но еще до того, как удалось снять их показания, он уже знал результат.
Потому что выход из тоннеля располагался ниже границы вечных снегов. И сбоку, выше, у них под ногами — зеленела растительность. Трава. Веточки невысоких кустарников. Все это — такое, как и должно быть, без следа уродливых мутаций.
Правда, редкой и чахлой была эта растительность, но так и полагается в условиях высокогорья.
А внизу, словно бескрайняя оранжевая трясина, зловеще раскинулась поверхность энергетического щита.
И где-то там, под ней, ждал их возвращения модуль…
33
…Было уже позднее утро. Пожалуй, даже день.
Никогда еще Луиза не спала так долго. Но события двух прошлых дней — смерть друзей, погоня, битва, любовь, синее небо над головой — обессилили ее вконец.
И чувство опасности пришло с запозданием. Не тогда, когда Луиза уловила рядом с собой резкое движение, а несколько секунд спустя…
Мак-Лауда не было. Исчез и один из мечей, лежавших в изголовье.
А откуда-то из соседней комнаты уже доносился высокий чистый звук, который могут издавать только перекрещивающиеся клинки…
Набросив на себя халат, Луиза взяла оставшийся меч — единственное имевшееся здесь оружие. Он был слишком тяжел для ее рук, а главное — совершенно непривычен. Едва ли она сумеет им что-нибудь сделать…
Но Луиза, загнав эту мысль поглубже, шагнула к двери, уже заранее отведя меч для удара. То, что она увидела, заставило ее забыть обо всем.
Два человека бились на мечах. Один из них был Конан, а другой… Другого она никогда прежде не видела. Он был уже не молод, но по-прежнему легок в движениях. Грива седых волос, образующая сзади косицу, нездешний загар, тонкие черты умного лица…
И тонкий гибкий меч с ажурной гардой. Пожалуй не меч, а шпага.
Луиза сразу поняла, что незнакомец — из настоящих, не то что вчерашняя пара. Такой — добрый друг и достойный враг.
Но сражающиеся в промежутках между выпадами и парированием перебрасывались шутками. Они были не враги друг другу…
— Ну-ка, ну-ка, посмотрим, все ли ты помнишь из того, чему я тебя учил?
— Теперь я знаю больше. Я многому научился сам за те пятьсот лет, что тебя не было!
— Да? Так покажи свое умение, человек городской, человек цивилизованный!
Смех, шутка, звон клинков…
Отпрыгнув в сторону, Мак-Лауд левой рукой выхватил из ящика стола пистолет.
— Стой! — он направил ствол на Рамиреса — ибо это был Рамирес. — Стрелять буду!
Конечно, он не собирался стрелять. Да и пистолет стоял на предохранителе. Но Рамирес-то этого не знал…
Как выяснилось, не знал ли и другого…
— Из чего — стрелять? Не из чего стрелять тебе, сынок… Сдавайся, если на меч не надеешься!
Тут Конан сообразил, что Рамирес привык к другим пистолетам — огромным, заражающимся с дула полуфунтом черного пороха… Изящную пятизарядную игрушку он и как оружие-то не воспринял.
Рассмеявшись, Конан бросил пистолет и взялся за обвитую акульей шкурой рукоять обеими ладонями.
Рамирес не зря спрашивал, насколько хорошо Мак-Лауд помнит его уроки.
В какой-то миг меч-катана будто зажил своей жизнью. И овладел им дух убийства.
Звякнув, отлетел клинок бутафорской шпаги, перерубленный напрочь. В следующий миг изогнутое лезвие оказалось вплотную возле горла Рамиреса.
И замерло.
— Помни, Горец, — проговорил Рамирес совершенно спокойно. — Помни: ты сам позвал меня…
Конан тут же опустил свое оружие. Его лицо вдруг побледнело, на нем выступили капельки пота.
И Рамирес легонько щелкнул его по лбу, словно учитель — нерадивого школяра.
— Да, ты владеешь мечом лучше меня, Горец. Не позволяй же, чтобы меч владел тобой!
И Мак-Лауд поклонился ему, как ученик учителю…
Потом они сидели за чаем — все трое. Сидели и разговаривали.
Луиза смотрела на Рамиреса почти таким же влюбленным взглядом, как на Конана: будучи представлен ей, он поцеловал Луизе руку.
(Она даже не представляла о существовании такого обычая — но было бы неправдой говорить, что этот обычай ей не понравился…)
Рамирес рассказывал, как ему удалось добраться из Лэрга в Нью-Йорк. Оказывается, все необходимое — костюм, билет и набор фальшивых документов
— обошлось ему в стоимость одной украшенной бриллиантами серьги из левого уха и две любовных победы.
— Подозреваю, что меня надули. Особенно последняя из дам — уж она-то и сама могла приплатить! Вы уж извините меня, юная леди, — он поклонился в сторону Луизы. — Извините меня, но та старуха — едва ли не моя ровесница! И последние полтысячелетия на нее наверняка ни один мужчина не смотрел более двух секунд…
Луиза прыснула в кулак. Да, Рамирес явно не потерялся в этом новом мире. Впрочем, так ли нов он был?
Жизнь под щитом имела не менее волчьи законы, чем Хайленд начало шестнадцатого века…
Рамирес задумчиво крутнул вокруг своей оси глобус, установленный на подоконнике квартиры.
Глобус был огромен — свыше метра в поперечнике. Поэтому на нем оказалось возможным произвести рельеф — горы, низины, возвышенности…
Энергоразрядники, высотой соперничающие с вершинами иных гор…
И все это окутывал панцирь прозрачного стекла. Детище корпорации «Шилд».
Его детище…
То есть это на глобусе он был прозрачен. В действительности темный покров окутывал планету, словно саван.
Рамирес постучал ногтем по тонкому стеклу:
— Это сделал — ты?
— Тогда это было необходимо, — Мак-Лауд не отвел взгляд.
— Тогда. А сейчас?
— Ты знаешь ответ, Катана…
И Конан протянул Рамиресу кривой меч, возвращая его прежнему владельцу.
34
Черный Воин и сам не мог бы сказать, почему Зов ведет его именно туда, куда ведет. Но он даже не пытался вдуматься в это.
Естеству известно все! Известно лучше, чем сознанию.
И Крагер всех Крагеров знал, что, повинуясь Зову, он рано или поздно встретится с Конаном.
А вот чем кончится эта встреча — будет зависеть уже от него…
Хотя на этот раз нечеловеческая логика Зова была проста. При желании ее можно было постичь даже человеческим разумом.
Черная сила — к черной силе. Тьма — к тьме…
Во тьму же Землю погрузила корпорация «Шилд»… И того, кто встает на борьбу с ней, легче застать близ вершины пирамиды Тьмы, чем где-либо еще.
За длинным столом расположилось одиннадцать человек. По пять с каждой из сторон, один во главе.
Девять из десятерых — пятеро с одной стороны стола, четверо с другой
— сидели в напряженных, подчеркнуто деловых позах. Перед каждым из них находилась стопка бумаг или калькулятор.
