Александр Марков - Отражение Улле
Я выдумал зло, и поэтому, быть может, с тех пор как оно стало реальностью, я вижу его — хотя для других Светлых оно было невидимо.
Вернувшись на землю, я отгородил свой разум от людей, так как не хотел, чтобы им стал доступен мой страшный вымысел.
Но было уже поздно. Одновременно со мной на Землю спустилось гибельное Слово, пришедшее из неведомого мира. Или оно было порождением моей кощунственной мысли? Это и был Враг, имени которого я не хочу произносить. Мы, наверное, никогда не узнаем, какую именно роль сыграла моя злополучная выдумка в том, что случилось с миром. Но Враг явился в тот самый момент, когда я измыслил его. Вернее — в том месте, где тень вневременного события — моей мысли — пересеклась с лучом прямого земного времени. Скорее всего, Враг долго искал брешь в блистающем совершенстве вселенной, куда бы он мог протиснуться, чтобы укорениться здесь навечно. И такая брешь была пробита мной. Вот и все, что я хотел вам сказать. А вы уж сами решайте, сколь велика моя вина и кто я в действительности — сын Имира или оборотень, посланец и предвестник зла на Земле.
Они помолчали, потом Орми сказал:
— Как мы можем тебя судить? Ведь мы сами в петле времени — упыри, и счастливы такой участью. Да и кто на земле может сказать про себя, какие он принимает обличья в бесчисленных петлях, в черных упыриных мирах.
— Да пребудет с нами Имир! Пусть хотя бы лишь в главном времени, печально произнес Элгар.
На другой день Светлый рассказал друзьям об Имире и о том, как родилась вселенная:
— До начала времен мир был единым сгустком Слова, не имевшим ни размера, ни возраста. Вес же его был бесконечно велик, потому что вес есть нечто обратное времени: чем вес больше, тем медленнее течет время, а в первородном Слове время стояло; Но свершилось чудо: взрыв, и время побежало вперед, и Слово начало воплощаться в телах. Осколки же самого изначального сгустка теперь рассеяны среди звезд. Внутри этих осколков времени нет вовсе, а пространство они пронизывают насквозь. Из них и исходит Слово Имира, которым наполнена вся вселенная. И только через гибельную тучу, окутавшую Землю, оно не может проникнуть.
Потому-то Имир не может бороться со злом: ведь сам он пока — не более чем Слово, которое должно быть прочтено и исполнено людьми.
До прихода Врага величайшим сокровищем Светлых было Зерно Имира — то самое, о котором вы узнали из рассказа Веора, записанного на шкуре вражьими письменами. Веор называл Зерно Имира «чудесной звездой». По всем свойствам Зерно сходно с теми осколками Слова Имира, о которых я говорил. Но мы сами создали его здесь, на Земле. В нем хранились все благие мысли, уже найденные и понятые нами, но еще не осуществленные, ибо всему надлежит осуществиться в свое время, но не раньше. Теперь Зерно бесследно пропало, хотя я уверен — и Веор тоже знал это — слуги Врага не могли его уничтожить. Подобные осколки Слова неуничтожимы, потому что внутри них нет времени и они как бы и везде, и нигде. То, что мы видим, — всего лишь их тень, точнее, место, где их тень пересекается с осью главного времени. Представьте: если бы мы оказались внутри Зерна, оно само показалось бы нам целой вселенной, с собственным беспредельным пространством и временем. Внешний мир перестал бы для нас существовать. Но если, пробыв там краткий миг, мы как-нибудь снова выбрались бы наружу, то увидели бы, что здесь, в большой вселенной, минула вечность. Как же могут люди уничтожить нечто, существующее по совершенно иным законам, нежели они сами? Ну а если бы случилось чудо и некая могучая сила разрушила бы Зерно, то самому врагу в тот же миг пришел бы конец. Ведь Слово Имира — а Слово уж точно не может исчезнуть, — высвободившись, разорвет изнутри черную тучу, и тогда Солнце обратит в камень порождения тьмы. Нет, слуги Врага не могли уничтожить Зерно. Они спрятали его, окружив непроницаемой оболочкой, подобной той, что покрывает Землю, скрыли от людских глаз и даже от меня.
— Где же они, по-твоему, могут хранить его? — спросил Орми.
— Должно быть, его держат в том месте, которое считается у них самым надежным, там, где сосредоточена их главная мощь. В стране Марбе, в ледяном граде Дуль-Куге.
Орми опустил голову, задумавшись о чем-то. Элгар долго смотрел на него, а потом сказал:
— Успокой свои мысли, Орми. Никому из нас не под силу проникнуть в Дуль-Куг и похитить Зерно Имира. Враги ждут не дождутся, чтобы мы вышли все вместе из Убежища и оказались у них в руках. Мы все погибнем, едва я переступлю порог этой пещеры. Ведь ради этого они спасли вас, вернули из прошлого и позволили прийти сюда. Они думали, я ничего не заподозрю и покину Убежище вместе с вами, чтобы начать против них войну. Тут-то они и покончат со мной, ведь я давно мешаю их планам. Но они недооценили мою силу и мудрость. Я не поддамся на их уловки. Я не выйду отсюда!
Наступила недоуменная пауза. Медведь глухо ворчал, ворочаясь с боку на бок на подстилке из еловых лап. Эйле робко произнесла:
— Как же так, Элгар? Ты не хочешь бороться с Улле? Ты собрался сидеть здесь вечно? Но зачем тогда все? Зачем ты звал нас?
— Успокойтесь и выслушайте. — Элгар взмахнул рукой, будто хотел отогнать от себя мошкару. — Я звал вас потому, что только здесь вы можете жить спокойно, не боясь быть убитыми или использованными Врагом. Я видел, что с каждым поколением на Земле остается все меньше детей Имира. Я боялся остаться один, боялся, что мои силы тогда иссякнут и я не смогу больше сдерживать губительную поступь злобного чудища, захватившего Землю. Ведь если это Убежище и я сам исчезнем и лишимся силы, никто не сможет помешать слугам Врага осуществить свой замысел. Вспомните, что говорила эта тварь в подземельях Хаза, этот чудовищный Верховный Разум. Справившись со мной, марбиане легко уничтожат всех тех, кого они называют выродками; они выбросят Зерно Имира за пределы кругосветной тучи — и на Земле не окажется ничего, что могло бы нарушить цепь событий, когда время повернет вспять. Тогда они и замкнут в кольцо все главное время и создадут ту страшную Большую Петлю, о которой рассказал Аги и из которой мир не выйдет уже никогда. Но теперь, когда вы, преодолев все трудности, пришли сюда, — я больше ничего не боюсь. Вы останетесь здесь со мной. Если на Земле родятся новые дети Имира, я позову их тоже. Эта пещера будет нашим миром. И может быть, мне удастся сделать так, что вы сами когда-нибудь станете Светлыми. Здесь мы сможем отрешиться от всего, что происходит снаружи, а замыслу врага не даст осуществиться само наше присутствие на Земле. Орми стоял, опираясь на меч; взгляд его был угрюм.
— Большое утешение, — сказал он с усмешкой, — что Улле не скрутит время в Большую Петлю. Как будто сейчас на Земле намного лучше.
— Это все, что мы можем сделать, — сказал Элгар. — И это немало. Может быть, спустя долгое время мы станем сильнее, а Враг, губя вокруг себя все живое, постепенно ослабеет, и тогда… кто знает, как повернется жизнь. Не будем терять надежды.
— Я думал, ты могучее существо, — сказал Аги. — Ты же обещал Кру власть над миром. Выходит, лгал?
Элгар на мгновение замешкался, потом ответил невозмутимо:
— Мы будем недосягаемы для Врага. У нас будет свой маленький мир. Он будет чистым и светлым. В нем мы будем хозяевами. Разве этого мало? Что нам за дело, в конце концов, до внешнего мира, раз мы не в силах его изменить? Мы будем жить так, как будто его нет вовсе. Как будто он — один из упыриных пузырей, выпавших из вселенной.
Энки сказал:
— Неужели нельзя хоть как-то потеснить зло на Земле? Гуганян можно убивать. Мы с братом убили троих. А ты, Элгар, мог бы победить марбианина?
Элгар сделал жест, как будто отгонял комаров.
— О Имир над тучей! Что ты говоришь! Всякое убийство есть зло. Это временной вихрь, воронка, всасывающая душу. Этот путь не для нас! Он не ведет к победе добра. Следуя по нему, можно попасть только…
— Улле в пасть, что ли? — докончил Аги, усмехаясь.
— К тому же любой марбианин может убить меня одним-единственным словом, — сказал Элгар. — Вы же знаете, как погибли все Светлые на третий день после прихода Губителя.
Потом они долго молчали. Понуро сидели на шкурах, стараясь не смотреть друг другу в глаза.
Медведь побрел прочь — наверное, Элгар опять послал его на охоту. Люди проводили зверя тоскливыми взглядами.
Шло время. В пещере день не отличался от ночи. Освещение зависело только от Элгара. В одном из залов с потолка капала ледяная вода. Это было похоже на дождь. Только капли прозрачнее и чище. «Они как слезы», — сказала Эйле однажды. Эйле любила этот зал. Она часто сидела там одна и слушала, как звенят капли, падая в выдолбленные ими же круглые ямы в полу. Вода собиралась из ям в ручеек, почти тотчас же исчезавший в темной трещине.
Элгар изо дня в день неторопливо рассказывал людям все, что помнил о мире, каким он был до пришествия Улле.
