Сергей Дмитрюк - Чаша огня

— Понятно, — кивнула Тосико, делая какие-то пометки в своей ЭЗП[3].

— Ну, а наш «герой», — Стив посмотрел на меня с ироничной улыбкой, — пускай отдохнет пока. Все-таки, какую хватку проявил, а?

Он обернулся к Тосико, блестя глазами. Та брызнула со смеха и поспешно закрыла ладонями рот.

— Да, «герой»! — добавил начальник наставительно. — Прежде, чем отдыхать, свяжись с оператором транспортной станции, тем самым, и предъяви ему для опознания портрет Вула Зеница. Если он его узнает, у нас в руках будет немаловажное доказательство вины лаборанта.

— Ясно, — буркнул я.

— Ну, вот и хорошо! — Влад Стив устало вздохнул. — Эх, ребята, ребята! Сколько же вы еще можете совершить в жизни необдуманных поступков! Вот когда понимаешь, что рядом с вами всегда должен быть умудренный опытом человек, до определенного времени, конечно. Нет, не подумайте, что я виню вас в этом! Это непреложные истины нашего общества. Вам довелось жить совсем в другое время, нежели мне. Человечество идет вперед семимильными шагами, беспрестанно совершенствуя себя и мир вокруг, и самым важным достижением на этом пути является воспитание нового человека нашей эпохи. Тысячи, сотни тысяч воспитателей и наставников лелеют наших детей, взращивая в них доброту, сострадание, честность, отзывчивость, отвагу и готовность к самопожертвованию. Благодаря ним вы теперь так редко посещаете это здание, а основными действующими подразделениями в Охранных Системах стали Биологическая защита и ПОТИ. Естественно, что опыта у вас маловато и ошибок вы делаете больше, чем сотрудники ОСО в мое время. Это еще и потому, что на вас лежит очень тяжелый груз, — груз ответственности за человеческую жизнь. Ведь мы, сотрудники ОСО, как никто другой, пожалуй, наделены, в определенной степени конечно, правом единоличного принятия решений в критических ситуациях. Это право дает нам некоторую власть над остальными людьми, и оно исподволь давит на нас. Все мы привыкли к коллективному решению жизненно важных проблем нашего общества, и нужно быть очень стойким, чтобы выдержать это давление, чтобы не оступится и не зайти за грань дозволенного, не сорваться в пропасть недостойных поступков, эгоистических желаний, личных амбиций и запросов. Грань эта очень тонка, и мы не имеем права сойти с нее.

Влад Стив замолчал, в задумчивости остановившись около окна. А мы с Тосико, затаив дыхание, слушали его. Я догадывался, почему вдруг наш начальник заговорил об этом. На стене в его доме висел портрет Громова — бывшего начальника Особого отдела, которого никто из нас никогда не видел живым. Но сохранилось множество записей и фильмов, рассказывающих о нем, и имя Ивана Вениаминовича Громова было легендой в устах всех сотрудников ОСО. Этот портрет всегда вызывал у Стива воспоминания о годах его молодости, которая прошла рядом с моим отцом. Но мой отец был сейчас далеко, и Влад Стив в какой-то мере заменил мне его, взяв на себя ответственность за мою судьбу.

Задумчивая дымка в глазах нашего начальника сменилась лукавой насмешкой, когда он снова повернулся к нам.

— Ну, что приуныли? Совсем я расстроил вас? Улыбнись Тосико! И ты, Максим не супься, как настоящий Новак. На сегодня, пожалуй, хватит расследований. Идите, отдыхайте. Максим не забудь связаться с оператором транспортной станции, прежде чем займешься своими делами! — напомнил он.

— Обязательно! — кивнул я и посмотрел на Тосико.

Она сделала вид, что собирается остаться. Настаивать я не стал и молча, вышел из кабинета. В коридоре задержался на минуту. Как я и ожидал, Тосико вышла почти сразу же за мной.

— Ну, что герой? Отделался легким испугом?

Она, по обыкновению, глядела прямо перед собой, ступая мягко и вкрадчиво, как кошка. Ткань ее платья «тигрового» цвета — опаловая с черными переливающимися разводами — лоснилась в свете ламп под потолком коридора совсем как шкура животного.

— Ты вообще могла бы сидеть в своем Центре Реликтовой Природы и млеть над гербариями! — парировал я, быстро взглянув на ее четкий профиль.

— И сидела бы, если бы не вызвали в Отдел! — невозмутимо возразила она. — Во всяком случае, я не наделала столько ошибок, сколько наделал ты!

— Еще бы! С твоей-то рассудительностью! По-моему, ты вообще никогда не делаешь ошибок. А, Вэй?

— Конечно, — так же спокойно кивнула она.

Я остановился, глядя в ее смеющиеся глаза.

— Послушай, Вэй! За что ты так ненавидишь меня?

— Ненавижу? О! Это слишком громко сказано!

Ее равнодушный тон еще больше разозлил меня.

— На мой взгляд, ты не достоин таких сильных чувств.

Тосико повела обнаженным загорелым плечом, откинула назад густые, иссиня-черные волосы и, сощурившись, посмотрела на меня с боку. Тонкие золотистые браслеты на ее руке съехали от запястья к локтю.

— Опять смеешься? — обиженно спросил я. Вдруг меня осенило. Я снова остановился, глядя ей в глаза.

— Слушай, Вэй! А может быть, ты просто ревнуешь меня?

Эта мысль застала ее врасплох. Она надула губы.

— Глупо! Да и к кому?

— Ага! Значит, я все-таки пробил твою хваленую толстокожесть? — обрадовался я, торжествуя. — Да, да! Именно ревнуешь! Раньше я просто не думал об этом, но теперь… Или, по-твоему, я даже ревности не достоин?

— Ну, вот ни на столечко! — Тосико сделала красноречивый жест рукой. Щеки ее пылали.

— И ладно! — равнодушно бросил я, разворачиваясь и собираясь уходить.

— Максим! — позвала она меня неожиданно тихим и робким голосом.

Я обернулся к ней.

— Ты не проводишь меня? — так же тихо спросила Тосико, опуская глаза.

Ее потупленный взгляд и нерешительно сцепленные пальцы придавали ей вид смущенной школьницы, хотя под плотно облегающей тканью платья просматривалось великолепное тело и гордая осанка молодой женщины. Я удивленно уставился на нее, совсем не узнавая этой, всегда холодноватой и чуть насмешливой Тосико, притягательной и неповторимой в своей «восточной» красоте. Она без труда могла выглядеть надменной и властной царицей древности, и в тоже время быть простой и доверчивой девушкой нашей эпохи. Но такой вот смущенной и робкой я не видел ее еще никогда. Похоже, она опять подшучивает надо мной? Или нет?.. Как же поступить?

Я недоверчиво покосился на нее. Она заметила мою нерешительность, гордо вскинула подбородок.

— Спешишь к ней?

Темный взгляд, брошенный на меня, выдал все ее мысли. И снова в ее глазах появилась насмешка. Мне стало обидно за себя и за Юли.

— Вэй! Прошу тебя, не иронизируй хотя бы на эту тему!

Тосико равнодушно пожала плечами, давая мне понять, что ее совершенно не волнуют мои поступки. Она развернулась на каблуках и стала быстро спускаться по боковой лестнице, а я остался стоять перед красочным витражом, пронизанным лучами солнца, в полной растерянности, глядя ей вслед.

Глава пятая Юли

Я вошел в огромный тенистый парк, в одну из широких аллей, приводивших к подножью пологого холма, склоны которого поросли раскидистыми кленами и липами. Сквозь густую листву проступало белоснежное многоярусное здание воспитательной школы, примостившееся на самой вершине холма. Длинные полосы окон верхних этажей сверкали на солнце громадными зеркалами. Задумчивые клены в аллее хранили покой и тишину наступающей осени. Следов ее еще не было видно, лишь изредка среди зелени крон проступали позолоченные листья, и казалось, что это солнечный свет отражается от них.

Я углубился в этот живой туннель и заметил впереди несколько тонких гибких фигурок девушек. Они только входили в аллею с яркого солнечного света, и ослепительное сияние делало их контуры призрачными и таинственными, словно это были сказочные феи, легко парящие над землей. Девушки шли мне навстречу, оживленно переговариваясь между собой и не замечая меня. Короткие, выше колен, платья их играли яркими красками легких тканей, сплетались замысловатыми узорами, ме-нявшимися при каждом движении. Им было лет по шестнадцать-семнадцать — совсем юный возраст в наше время. Это без труда угадывалось по той беспечной веселости, которая расцвечивала их лица, играла улыбками на губах, по застенчивой изящности их маленьких фигурок, по жизнерадостности, с какой они бодро шагали рука об руку по травяному ковру. Обнаженные руки и ноги их радовали глаз золотистым загаром, а их молодым телам, привыкшим к ежедневным прогулкам и спорту, могли позавидо-вать все богини Олимпа.

Я пригляделся, замедляя шаг, но Юли среди них не было. Когда я поравнялся с ними, они притихли, дружно приветствуя меня и в тоже время с любопытством разглядывая. В темных, как южная ночь, прозрачно-голубых, как родниковая вода и таинственно зеленых глазах девушек я увидел озорные искорки. «Святое небо! — подумал я. — А ведь какое прекрасное поколение придет вскоре нам на смену. Вот у этих совсем еще юных девочек когда-нибудь родятся такие же красивые дети, ведь Человечество год от года становится все совершеннее и прекраснее. Много веков назад, еще до Мирового Воссоединения, об этом можно было только мечтать, а сейчас человеческая красота стала совершенно обыденной и повседневной».