Зеб Шилликот - Хищник Джаг. Ошейник позора
— Всем строиться! — завопил охранник. — Быстро стать в строй!
Встрепенувшись, Джаг поторопился побыстрее примкнуть к своей группе. Он успел вовремя: рабы уже входили в загон под дырявый навес. Там стоял старый, отживший свой век, вагон, переоборудованный в жилье, откуда, на ходу застегивая штаны, вышел какой-то тип в рубашке с засученными рукавами. За ним появилась женщина с красным кружевным боа вокруг шеи. Соски ее грудей были покрашены синей краской, низ живота выбрит.
— Эй, Отис! Ты забыл это, — крикнула она, бросив ему вслед куртку.
Визгливо засмеявшись, женщина закрыла дверь, в то время как Отис заканчивал приводить себя в порядок, поглядывая на свежее пополнение.
В этот момент где-то вдалеке зародился неясный гул, который вскоре перекрыл крики людей и ржание лошадей. Гул приближался, и вскоре стало ясно, что это одно слово, передаваемое из уст в уста со скоростью горящего бикфордова шнура. Надраенный до блеска медный колокол впереди локомотива зазвенел, и вскоре ему стали вторить пронзительные свистки паровоза.
Вихрем примчался один из охранников и обратился к человеку, который надевал куртку.
— Кавендиш! Вернулся Кавендиш!
И тогда наступила тишина. Все — рабы и охранники — смешанной толпой хлынули на перрон. Вдалеке показался запыленный с головы до пят всадник верхом на чисто-гнедой лошади.
Джаг тут же вспомнил о Патче. На какое-то мгновение у него сжалось сердце, и он почувствовал в желудке сосущую пустоту.
Механики и охранники высыпали из поезда, вскарабкались по насыпи и выбежали на перрон. Всеобщая суета вернула Джага к реальности.
Патч умер в том поганом борделе — последнем гнезде порока и греха на границе Соленой Пустыни, — безжалостно застреленный Баскомом, а он сам стал теперь всего лишь рабом, ожидающим решения своей судьбы.
Теперь всадника можно было рассмотреть получше.
Одетый в кожаную куртку, украшенную бахромой, с наброшенным на плечи меховым плащом и кожаными поножами, доходящими до талии, обвитый патронными лентами, всадник, казалось, слился воедино с лошадью.
Из-под широкополой шляпы ему на плечи ниспадали соломенные волосы. Нижняя часть лица скрылась под густой бородой более темного цвета. Его обветренное и загоревшее лицо напоминало непроницаемую маску, много повидавших на своем веку мудрецов.
Но более всего поражал взгляд его светло-голубых, выцветших глаз, скользящий по окружающим его людям и предметам без всякого интереса. Это был какой-то потусторонний взгляд, взгляд в никуда. Достаточно было встретиться с ним, чтобы почувствовать себя прозрачным, эфемерным, несуществующим…
Переброшенный поперек седла труп покачивал свешенными руками и ногами в такт неторопливой трусце лошади.
ГЛАВА 3
Заметив Отиса, который отвечал за рабов, всадник направил к нему лошадь и сбросил свой мрачный груз наземь.
Тело свалилось под ноги Отису и неподвижно застыло на спине с разбросанными в стороны руками. Это был труп человека средних лет с посиневшим, почти черным лицом, застывшим в ужасной гримасе, с вылезшими из орбит глазами и вывалившимся языком, напоминавшим нелепую запятую. Его почерневшая шея распухла до такой степени, что на ней почти не было видно ошейника с гербами Галаксиуса.
— Он успел уйти довольно далеко, — сказал всадник, — ты поздно предупредил меня.
Отис озабоченно почесал затылок.
— Его только что купили для участия в марафоне, — проворчал он, обошел мертвеца и пару раз пнул его ногой. — Из него вышел бы хороший бегун…
— Он доказал, что способен бегать быстро и долго!
Отис пришел в ярость и пинками перевернул труп.
— Пусть это послужит всем вам уроком! — рявкнул он, обращаясь к присутствующим. — Хорошенько посмотрите на него и никогда не забывайте это зрелище!..
С этими словами он попытался вернуть тело в прежнее положение, чтобы рабы прониклись серьезностью своего положения и думать забыли о бегстве, но у него ничего не получилось. Тогда Отис позвал на помощь двух охранников.
— Смотрите как следует, ничтожества! Смотрите, что вас ждет, если вы попытаетесь бежать! Но знайте, чтобы прикончить вас, мы не истратим ни крохи пороха, ни грамма свинца. Вам позволят бежать до тех пор, пока Шагреневая Кожа — вот этот ошейник, который вы носите на шее, не перережет вашу паршивую глотку!
Испуганный ропот пронесся по толпе рабов. Многие инстинктивно прикоснулись к странному «украшению», и на лицах людей отразились одновременно страх и недоверие.
— Я обращаюсь ко всем — новичкам и старожилам: вбейте себе в головы, что мы все — собственность Великого Галаксиуса, — подбоченившись, продолжал Отис. — Мы принадлежим ему душой и телом! Служить ему — большая честь! Все мы — подданные его Империи на Колесах, постарайтесь не забывать этого, иначе Шагреневая Кожа освежит вашу память! Выполняйте свою работу, оставайтесь в пределах лагеря и все будет хорошо! Но если вы попытаетесь бежать, Кавендиш привезет вас в таком же виде: еще никому не удавалось уйти от Великого Галаксиуса, зарубите это себе на носу! Тех, кто пытался бежать, всегда возвращали назад, но те, кого Кавендиш приводил до того, как ошейник делал свое дело, потом очень сожалели, что появились на свет! Верно, Кав?
Неторопливо прикуривая тонкую сигару-медианитос от бензиновой зажигалки, всадник утвердительно кивнул и проворчал в ответ что-то неразборчивое.
Посчитав, что его речь была достаточно красноречивой, Отис деловито натянул перчатки и приказал в качестве примера выставить тело на всеобщее обозрение. По этому поводу вспыхнул жаркий спор с машинистом, который категорически протестовал против того, чтобы труп цепляли к локомотиву.
Главный надсмотрщик пригрозил, что пожалуется в высшую инстанцию, то есть самому Галаксиусу, но механик просто-напросто послал его подальше.
— Я в твои дела не вмешиваюсь и тебе советую не совать свой нос в мои. И не забудь, что я единственный, кто может управлять поездом. Не думаю, что ты так уж незаменим в своем деле, как я. Но, может, я ошибаюсь?..
Взбешенный, Отис разразился витиеватой руганью, наградил пинками подвернувшихся под горячую руку невольников и закончил таким советом:
— Не теряйте зря времени, пытаясь избавиться от ошейника. Его невозможно снять. И не такие хитрецы сломали себе пальцы, не сумев даже поцарапать его! А теперь всем построиться, да поживее мне!
Жизнь постепенно входила в обычное русло. Сортировка вновь прибывших рекрутов Супроктора осуществлялась по каким-то непонятным критериям, и рабы, разбитые на группы, томились в ожидании дальнейших команд.
Наконец наступила очередь Джага.
— Я тебя знаю, — сказал Отис, оценивающе оглядывая Джага. — Ты одержал победу во вчерашнем бою. Я видел, как ты сражался. Ты держался молодцом: против пяти это не шутка. Такое не каждому под силу! — с этими словами он обошел Джага, постукивая его кулаком по мускулистому торсу, словно ставя точку в конце каждой короткой фразы. — Ты лучший рекрут за последние годы. Я еще не знаю, куда пристроить тебя, но доволен, что ты в моей команде. Не часто попадаются такие бойцы, как ты! Я очень рад такому приобретению, парень!
Джаг не разделял его точку зрения, но спорить не стал. В его голове роились самые противоречивые мысли. Он и сам толком не знал, что с ним будет и чего он хочет. События развивались быстро, очень быстро, и в неразберихе, захлестнувшей его, он окончательно запутался. Сначала он был покорен поездом, ему страстно хотелось присоединиться к составу, служить этому механическому чудищу. Но тогда он чувствовал себя свободным: пусть даже его забрали силой, он все равно сохранял возможность бежать, когда того захочет, со всеми вытекающими последствиями — если поймают, то забьют насмерть. Однако Джаг был готов идти на такой риск — таковы правила игры. Вот только карты легли иначе… Этот ошейник, или, как его еще называли, Шагреневая Кожа ставил под сомнение все планы. Он означал конец всему, он был хуже, чем тяжелое ярмо, к которому Джаг, в конце концов, сумел привыкнуть.
А что за жизнь без надежды?
ГЛАВА 4
Джаг стоял в одиночестве в стороне от других групп и рассеянно смотрел на суету, царившую на перроне. Сейчас его мысли были далеко отсюда. Он размышлял о том, что следовало понимать под словами, сказанными Отисом «пределы лагеря». Это понятие представлялось ему довольно расплывчатым. Как его понимать? Какое расстояние считалось «дозволенным»? Надо узнать поточнее. Хотя нет, не стоит спрашивать об этом прямо. Нельзя привлекать к себе внимание, лучше прислушаться к разговорам товарищей по несчастью, тех, что уже давно в лагере. Они должны знать. Нужно просто ждать, слушать и постараться не упустить ни одной мелочи.
Ободренный тем, что нашел хоть какое-то решение, Джаг вернулся к действительности.
