Диана Удовиченко - Эффект искажения
Граф решил начать с охраны. Важнее всего было обезопасить себя. Что требовалось от тех, кто станет его защищать? Конечно, бесстрашие, а еще безоговорочная преданность и способность пожертвовать собою ради господина. Конечно, придется проверять людей, на это уйдет время. Всех, кто охранял его раньше, он убил в ночь перерождения, а новые еще не заслужили доверия. Он мог полностью доверять лишь Руджеро и Луиджи. Но колдун никогда не был способен к воинскому делу, не разбирался в оружии и был немного трусоват. А вот Луиджи обладал недюжинной физической силой, поистине львиной смелостью и любил подраться. К тому же как-то в порыве откровенности он рассказал графу, что в юности поступил на военную службу, но спустя два года в пылу ссоры зарезал своего товарища, сбежал и прибился к шайке разбойников.
Призвав слугу в богатую оружейную залу, где хранились великолепные доспехи, мечи, щиты, кинжалы, луки и даже цагры, повидавшие Крестовый поход, Паоло спросил его:
— Ты все еще хочешь быть стриксом, мой верный Луиджи?
— Да, господин!
— Хорошо. Но прежде хочу предложить тебе новую службу. Ты возглавишь мою охрану.
— О, мой господин! — в порыве благодарности Луиджи опустился на колени.
— Тогда возьми, — Паоло протянул ему меч мавританской работы.
Граф заранее выбрал его в оружейной, для чего пришлось долго перебирать клинки. Меч был средней длины, с рукоятью и полукруглой крестовиной из слоновой кости, искусная резьба на которых изображала переплетенные растения. Церковных символов в узорах не было.
— Но, господин! — вскричал слуга, приняв клинок и держа его на вытянутых руках. — Я простолюдин, и мне не позволено владеть оружием знати!
— Скоро твоей родовитости сможет позавидовать любой дворянин, — усмехнулся Паоло, поднимая церемониальный меч, передававшийся из поколения в поколение, и касаясь клинком плеча Луиджи. — Потому что ты станешь членом самой великой семьи. Посвящаю тебя в рыцари клана делла Торре. Будь храбр.
Слуга благоговейно поцеловал подаренный ему меч:
— Я клянусь, мой господин! Благодарю вас! Я всю жизнь мечтал о таком…
— Выбери себе щит и доспех, — сказал граф. — Только избегай тех, где изображены кресты либо другие церковные символы. Ты будешь носить цвета семьи делла Торре и повсюду следовать за мною.
Луиджи коротко выдохнул, не веря своему счастью.
Он смотрел на меч так, словно это было самое прекрасное зрелище на свете. В глазах горел восторг, и Паоло понял: он сделал правильный выбор. Этот человек — воин по духу, он любит оружие, как обычные люди любят жизнь. И в благодарность за щедрые дары и доверие Луиджи будет верно служить своему господину.
— Ты должен набрать охрану, — произнес граф.
— Только вот рыцари-то со мною говорить не захотят…
— Ничего, рыцари были и останутся при мне. Позже я займусь ими сам. А ты найди мне головорезов из народа, которые не остановятся ни перед чем и ради бессмертия не побоятся служить самому Зверю. Только пока никто из них не должен знать, что я стрикс.
Луиджи почесал в затылке:
— Добро, господин. Я знаю места, где можно найти таких людей. Проведаю старых друзей…
— Пусть они будут не только сильными, ловкими, но и не самыми уродливыми, — полушутя заметил Паоло. — Возможно, мне придется смотреть на них целую вечность…
Спустя три дня в замок делла Торре стали приходить первые наемники. Граф сам беседовал с каждым из них, уделяя большое внимание их дымке, выбирая тех, у кого она имела как можно более отталкивающий вид и запах, а после отправлял под начало Луиджи. Бывший слуга сжился со своею новой ролью, проникся важностью дела и принялся безжалостно муштровать свежеиспеченных охранников, устраивая им учения и проверки. Прирожденный воин, он был счастлив уже тем, что может просто выполнять свое предназначение.
Между тем, по Милану ползли недобрые слухи.
— Мой господин, я считаю, разумнее будет прекратить охоту, — сказал однажды Руджеро, вернувшись с рынка. — Народ начал поговаривать о нечисти, нежити и даже о стриксах. Подеста распорядился усилить ночные дозоры, а начиная с сегодняшней ночи, в каждый караул будет входить священник или монах.
Паоло согласился. Он уже знал, что никакая сила детей ночи не справится с молитвою священника. Следовало затаиться хотя бы на время, переждать, пока город успокоится и забудет страшные происшествия.
В тот же день граф купил шесть молодых рабынь, каждую из которых окружал аппетитный флер юности и невинности, провел их в дом потайным ходом и поселил в подвале, приковав каждую цепью к стене. Девушек хорошо кормили, поили дорогим вином, содержали в чистоте. Спали они на теплых подстилках, одеты были в добротные рубахи. Еду и воду для мытья носили в подвал только Луиджи и Руджеро, остальные обитатели замка даже не догадывались о существовании несчастных. Рабыни служили двум стриксам живыми сосудами для крови. Еженощно Паоло со своим помощником спускались в подвал, брали каждый по девушке и насыщались, стараясь не обескровливать их настолько, чтобы это привело к смерти. На следующую ночь брали другую пару, потом — третью. По расчетам стриксов, двое суток были достаточным сроком для восстановления крови. Но спустя месяц — то ли от истощения, то ли от ужаса, все рабыни умерли. Граф тут же купил новых. Это было не так уж дорого и вполне безопасно.
Однажды, жарким августовским днем, миланцы могли видеть, как мадонна Анджелика, прервав свое добровольное затворничество, покинула унылый дом и отправилась прочь из скованного страхом города в Турин к своему брату Умберто ди Грассио. Юная вдова в траурном одеянии уселась с детьми в паланкин. Четверо сильных рабов подхватили носилки и в окружении шести охранников двинулись прочь от дома делла Торре, чтобы присоединиться в пути к торговому каравану. "Кто же захочет оставаться в таком унынии? Ведь горе гуляет по замку, — нашептывала торговкам молодая служанка. — Да и непристойно это, — ханжески поджав хорошенькие губки, добавляла она, — вдове с вдовцом жить под одной крышей. Пусть наш бедный господин и болен, но все же он мужчина… Так что улетела кроткая голубка, храни ее Пречистая дева, и голубят с собою забрала…"
Спустя две недели город потрясла страшная весть: на караван, с которым ехала мадонна Анджелика, напали разбойники. Душегубы не пощадили никого — ни женщин, ни детей…
Постепенно в городе забылись слухи о чудовище, и Милан зажил своей обычной жизнью.
Граф не торопился с созданием клана, памятуя, что впереди у него бесконечная жизнь. Пока он лишь составлял список возможных соратников, изучая их силу и слабости.
Все шло именно так, как задумал Паоло, и лишь одно обстоятельство омрачало его существование. Часто стены дома делла Торре словно давили на него, и сам воздух сгущался вокруг, охватывая графа коконом ужаса. И тогда на душу наваливалась тоска, сердце сжимал страх. Этого не чувствовал никто, кроме самого Паоло и Руджеро. Только стриксы ощущали действие молитвы фра Никколо. Священник по-прежнему оставался пленником в подвале, где его держали на хлебе и воде. Изможденный, прикованный цепями, с кляпом во рту, он не сдавался и молился мысленно. Даже этого хватало, чтобы стриксы ощущали приступы ужаса. Много раз чернокнижник предлагал разделаться с фра Никколо, но граф отказывался. Он считал, что смерть была бы слишком легким исходом для докучливого священника. Паоло задумал обратить упрямца, восторжествовав тем самым над его Богом.
Он не желал признаваться даже самому себе, что его пугает бесконечная вера священника, и, памятуя, как однажды чуть не погиб от молитвы, все откладывал момент обращения. Но когда атмосфера в доме сделалась невыносимой, граф решил действовать. Глубокой ночью, сопровождаемый Луиджи и Руджеро, он спустился в подвал. Фра Никколо, сидевший в углу, даже не пошевелился при их появлении. Он был худ и истощен, истлевшая ряса болталась на нем, подобно мешку, зато его окутывал шлейф, нежно светящийся в темноте, пахнущий дождем и свежескошенной травой. Взглянув в изможденное лицо, Паоло увидел, что глаза священника, полуослепшие от темноты, сохранили фанатичный блеск. Графу сделалось дурно: фра Никколо принялся молиться с удвоенным жаром. Сейчас священник находился под защитой своей веры, и стрикс не мог даже приблизиться к нему.
— Мой господин, позвольте, я отрублю ему голову! — воскликнул Луиджи, заметив, как болезненно искривилось лицо Паоло.
— Нет, не нужно. Просто ударь его так, чтобы он потерял сознание, — ответил граф. — Да смотри не переусердствуй! Он нужен мне живым.
— Тоже мне, ценное добро, жизнь-то его, — едва слышно пробурчал охранник, но приказание выполнил в точности.
Удар могучего кулака свалил фра Никколо с ног. Паоло сразу почувствовал облегчение. Он с опаской подошел к неподвижному телу, склонился над ним и прислушался: сердце билось. Граф вонзил зубы в шею священника, почувствовал, как яд обращения стекает по клыкам, проникая в рану. Кровь показалась ему удивительно вкусною, но он сплюнул, боясь, что она может принести ему вред. Поднявшись в комнаты, тщательно прополоскал рот.
