Андрей Жиров - Отступление

      Сжав на последок плечо майора, Георгий решительно отвернулся, возвращаясь к неотложному. Легко взвалив на плечи Кузнецова, широким взмахом руки указал оставшимся членам экипажа на выход. Дождавшись, когда выйдут все, Геверциони и сам двинулся прочь. На пороге генерал не удержался и последний раз посмотрел на Ирвина - тот уже вовсю колдует над пультами, перебегая от одного к другому, пытаясь выжать из смертельно раненного корабля оставшуюся силу. Майор, внезапно ставший капитаном... Он уже не обращает внимания на уходящих - перед ним одна задача и выполнить её нужно успешно. В очередной раз горько усмехнувшись, Геверциони перешагнул порог, захлопнул перегородку и побежал прочь по коридору. Не прощаясь с прошлым, не прощаясь с оставшимися за спиной - но лишь отложив благодарность до следующей встречи...

      В космосе, как и в море не бывает памятников, не бывает могил: с крестами, оружием или простыми табличками. Увы, даже волн не остается, что могут дать последний приют, приняв павших в свои неспешные объятья-крылья. Чёрная бесконечность навсегда вбирает в себя людей, не оставляя и следа. Никто и никогда не узнает, чем закончилась последняя атака 'Неподдающегося', как прожили последние минуты оставшиеся бойцы. Никто не узнает, что майор Березин, дав приказ канонирам покинуть корабль, остался на посту и продолжал вести огонь - почти на ощупь - прикрывая, расчищая путь рвущемуся сквозь мины и заградительный огонь умирающему кораблю. Никто не узнает, что начпотех, подполковник Ларионов до последней секунды держал связь с мостиком, в одиночку метясь между уцелевшими задними двигателями, заставляя 'Неподдающегося' изворачиваться, маневрировать. Никто не узнает, что нелюдимый, резкий в суждениях майор Арновский так и не согласится покинуть корабль. Дав возможность Ирвину остаться на мостике, он прорвался сквозь завалы и огонь в оружейные погреба, чтобы решительно замкнуть цепь на зарядах торпед.

      Никто не узнает, что адъютант Ирвин будет улыбаться - счастливо и беззаботно, - отложив в сторону бортовой журнал с уже последней записью. Улыбнется, когда до орбитальной крепости останется жалкие пару сотен метров и станет ясно, что все наконец закончилось. Что в последние секунды он так и не успеет прочесть последние строки пришедшей на память стихов из старой, грустной песни(xxi) - и с последней строчкой навсегда уйдет в Вечность - вместе с такими же как он, оставшимися и неподдавшимися, пусть на краткий миг сумев зажечь над горизонтом ослепительно-яркое солнце...

      Не печалься, мой друг, мы погибли. Быть может напрасно      Отказавшись мельчить и играть с Пустотой в "что-почём".      Но я помню вершину холма, Ветку вишни в руке,      И в лучах заходящего солнца - тень от хрупкой фигурки с мечом.      Мы погибли мой друг. Я клянусь, это было прекрасно!      Я свидетельством истинным, в Духе и в Сыне,      Предлагаю вам повесть мою.      Как подводная лодка в бескрайней пустыне      Погибала в воздушном бою.      Как трещала броня, и дела были плохи,      Небо в дыры хлестало как газ;      И глубинные бомбы бездарной эпохи      Разрывались все ближе от нас.      Но для тех, кто придет в мир, охваченный мглою,      Наша повесть послужит ключом.      Ибо древнее Солнце - Солнце героев,      Нас коснулось прощальным лучом.      Не печалься, мой друг, мы счастливцы с тобою:      В самом пекле бессмысленных лет.      Навсегда уходящее Солнце героев      Озарило наш поздний рассвет.      И свидетельством истинным, В Духе и в Сыне,      Мы оставили повесть о том,      Как подводная лодка в бескрайней пустыне      Отбивалась торпедным огнем.      И пылала обшивка, и плавились скрепы,      И в расщелины гибельных скал,      Раскаленным дождем из-под самого неба      С воем капал горящий металл...       ...Тьма сотрет наши лица и память о нас      Поруганью предаст и разбою.      Не печалься, мы гибнем, кончается бой.      Навсегда уходящему Солнцу, Солнцу героев -      Помаши на прощанье рукой.      Помаши на прощанье... [21]

Часть 2 - Сосредоточие.

    Глава 14

      Атмосфера на эвакуационном шлюпе 'Хранитель'[22] тяжелая. Не столько злым напряжением боя, сколько мучительным бездействием. Нервное напряжение буквально горчит, режет ноздри. Вплотную, словно сельдь в бочке, сидят бойцы. Три с половиной тысячи в маленькой стальной коробке. Накрепко пристегнуты к стальным каркасам кресел, со всех сторон попираемые ящиками, тюками, коробками и иным скарбом, которое техникам удалось спасти с гибнущего корабля. Обычный человек, вероятно, в такой обстановке долго не выдержит - и это не его вина. Но ни слова, ни звука не слышно от десантников: объятые мрачной решимостью, они лишь твердо сжимают в натруженных руках оружие, стараясь не вслушиваться в крики раненных или стоны умиравших.

      Грозные, умелые бойцы. Добровольцы. Каждый прошёл суровую школу, успел набраться опыта. А теперь, вдоволь надышавшись чадной гарью гибнущего эсминца, получили первую настоящую закалку. Их учили смотреть страху в глаза, идти вперед сквозь смерть, боль, побеждать и выживать. Бойцы знают, что, когда спуск закончится и раскаленные докрасна борта капсул распахнутся, с шипением погружаясь в вязкую слякоть бездорожья, белизну снежного покрова, пестрый травяной ковер степи - всё равно куда. Ну а дальше ротный крикнет: 'Вперед!' - и всё. Они, именно они - не кто-то другой - очертя голову нырнуть в неизвестность. Да, именно так: грохоча утяжеленными подошвами о стальные сходы, подбадривая себя грозным боевым кличем, пойдут вперед.

      Там будет страх, который можно видеть, с которым можно сражаться - и победить. Там будет враг - из плоти и крови. Чёрт с ним! Пусть даже из закаленной стали! Но это будет враг, которому можно вцепиться в горло, сломить! Там жизнь и победа в собственных руках. К этому их и готовили, в конце концов.

      А Сейчас другое дело. Десантник по определению всем естеством противится космическому бою, а особенно - отступлению. Когда за толстыми стальными переборками лишь кипящий вакуум, вечная пустота, невидимая смерть. Когда в пестром хороводе бегут тысячи огней, будто неслышным смехом провожая падение возомнившего о себе человека. Когда остается лишь ждать, уповая на чудо или мастерство пилота, истово молясь. И нет занятия, как у врачей, обреченных сейчас метаться меж окровавленных коек, стиснув от бешенства, от бессилия зубы и стараясь сдержать злые слезы что они не могут помочь всем, как бы ни хотели. Или у пилотов и навигаторов, что словно автоматы, не отрываясь, тянут машину на себе, пытаясь предугадать, увернуться, выжить - одни за всех. В этот моменты сильным, мужественным ребятам пришлось крепко взять себя в руки - и ждать, просто ждать. Живя отчаянной надеждой.

      ...За последний день Георгий пережил немало - на пару томов мемуаров для спецхрана наберется! Даже нарочито мелким, каллиграфическим подчерком. Но уж спринтерский забег до аварийного шлюпа (да и сама эвакуация) по праву претендуют на лидерство. Чудом уцелев во время первого накрытия, пришлось бегом с изрядной ношей на плечах преодолевать захламленные, развороченные коридоры, обрушившиеся лестничные пролеты. На пути то и дело что-то взрывалось, рушилось - пожары и искрящие, исходившие белым сиянием обрывы проводов вообще стали казаться вещью привычной, почти безобидной. Особенную окраску хаосу придавала полная мертвенная тишина, нарушаемая лишь собственным дыханием и надсадным боем сердца. И до одури, до бешенства ненавистная невесомость! А совсем рядом - руку протяни - сквозь запекшиеся трещины пробоин сотнями звезд, будто чудовищным многоглазым зрачком, проглядывает безразличный и беспощадный космос...

      Пару раз Геверциони считал было, что отрезан. Преодолеть завалы помогло лишь нечеловеческое напряжение сил и несокрушимая воля. А быть может в большей мере - и простое везение. Но сдаваться Георгий не собирался в любом случае: оставляя адмирала позади, руками разворачивал стальные листы, сгибал арматуру - только бы пробиться к выходу. Как подобная эквилибристика получалась, генерал после уже и сам не до конца понимал.

      Сложнее всего оказалось проникнуть в сохранившую герметичность часть корабля. Аварийные переборки без всякой автоматики наглухо запечатались благодаря внутреннему давлению. Стальные листы переборок аж прогнулись под мощью давления. Пройти напрямую снаружи теперь было абсолютно невозможно. Даже преступно - ведь неизвестна степень сохранности инфраструктуры корабля. Если те же створки шлюзов заклинило, да и просто перекосило - ничему не остановить могучую стихию пустоты. А это значит новые жертвы. Уже какие по счету за сегодняшний бесконечный день?