Владимир Свержин - Мир ротмистра Тоота
Сокире-рэ ввел на пульте управления код блокировки замка, и стекло с тихим шипением отошло в сторону. Цунами-коммандер склонил голову, взял в руки бесценное оружие, освященное перстами самого Ниясу, и поцеловал потемневшее от времени древко. Прочие офицеры преклонили колено в самозабвенном восторге, касаясь ладонью груди там, где билось сердце. Матросы — чернь третьего пояса — не замедлили распластаться ниц, ибо явление всесокрушающего древнего оружия приравнивалось к явлению самого императора, а всякий живущий, всякий озаренный сиянием бездны обязан преклоняться и трепетать от счастья пред светлым ликом государя. В волнении повернув копье золотистым острием вверх, Сокире-рэ направился к трапу, и оркестр — единственный, кому было дозволено сохранять вертикальное положение, вновь грянул аккорды гимна.
* * *При первом раскате духовых инструментов герцог Белларин вздрогнул. Музыкальное сопровождение высадки официального представителя его императорского величества стало для него неожиданностью.
— Надо бы мотив запомнить, — шепнул он стоявшему рядом генералу, еще недавно командовавшему одним из фортов второй линии. — Очевидно, у них такой музыкой принято гостей встречать.
Мелодия продолжала звенеть над пирсом, когда на трапе показался невысокий офицер в темно-синей форме со шпагой на поясе и копьем в руках.
— Вот же диковинные нравы, — вновь зашептал Вуд Марг. — Что ж мне никто не сказал, что у них копья на вооружении. Я бы почетный караул алебардами вооружил. Вон их в ратуше на стенах сколько развешено. Может, союзникам понравилось бы.
Между тем офицер продолжал спускаться, благоговейно держа в руках свое нелепое на фоне хищной громадины корабля оружие. Вуд Марг подозвал сошедшего заранее переводчика.
— Скажи ему, что я счастлив приветствовать флот его императорского величества Ниясу в своих владениях. Я верю, что наша дружба, начинающаяся сегодня, не будет знать конца… — слова застыли на губах знатока иностранных языков.
— Э-э-э, что это он вытворяет? — переполошился герцог и скользнул в сторону, привычно расстегивая кобуру.
Между тем Сокире-рэ огляделся, выбирая место, размахнулся и метнул копье, заставив толпу варваров отпрянуть. Командиру дивизиона был приятен их безотчетный ужас перед священным оружием. Но копье, описав ровную дугу, вместо того чтобы вонзиться в землю, ударилось о камень и отлетело, как показалось цунами-коммандеру, жалобно застонав. Забыв о церемониале, о толпе существ, встречающих корабль, цунами-коммандер стремглав бросился вниз, с трудом удержав равновесие на нижней ступени, подхватил лежащее на камнях оружие и вонзил острие в песок. Покончив с этим, он медленно, точно сползши по древку, преклонил колени, нижайше прося у светозарного Ниясу прощения за невольную оплошность.
— Дикари! — прошептал Вуд Марг себе под нос.
ГЛАВА 15
Гауптвахта мореходного училища, как, впрочем, и любое другое подобное помещение, не радовала глаз. Длинный полутемный коридор под всем зданием и несколько камер для провинившихся учеников. Каменный мешок с тягучим затхлым воздухом и непередаваемой вонью давно не чищенного клозета. В конце здания коридор поворачивал. Здесь находилась комната надзирателя, которая не слишком отличалась от камер. Заключенные менялись, а увалень-тюремщик уже много лет ходил мимо железных дверей, заглядывая в глазки, и, казалось, не замечал ни темноты, ни зловония.
Надсмотрщик громко топал обычным маршрутом, поглядывая, не затеял ли кто из арестованных коварный побег, как вдруг до слуха его донеслись тяжелые мерные удары. Надзиратель прислушался.
— Да ведь это в моей хибаре! Не ровен час, все обвалят. Ну да, точно! Ишь как бьют.
Позабыв о заключенных, страж бросился в свои апартаменты, спеша пресечь безобразие в корне и защитить свое убогое имущество. Часовой у железной двери гауптвахты прислушался. До него также доносился гул ударов. Отдаленный, негромкий. «Ломают что-то, — констатировал он, — ну да не мое это дело. Главное, чтоб тут без дозволения никто не прошел». Караульный дернул плечом, сдвигая ремень автомата, когда вдруг услышал:
— Эй, Бас, Бас Куртан, ты здесь?
— Нет такого! — сурово отозвался солдат.
На лестнице показался юноша в мундире с нашивкой кандидата в действительные рядовые.
— Ой, простите, а Бас куда делся?
— Мне-то почем знать? — хмуро ответил часовой, подозрительно глядя на пришедшего. — «Один из местных, из перешедших на сторону герцога». — Ваших с постов поснимали, нас поставили.
— Вот незадача. А мы договорились после развода сходить пивка хлебнуть.
— Он уж, небось, хлебнул, — куда миролюбивее заметил охранник. — Я третий час стою, так и до меня уже наш был.
— Странно. На площади я его не видел. Думал, здесь остался.
— Здесь нет.
— Ну так я пойду? — кандидат в действительные рядовые оглянулся, точно проверяя, на месте ли лестница в подвал, и почесал ухо.
— Иди, кто ж тебя держит?
Юноша сделал несколько шагов по ступенькам, но вдруг остановился.
— Господин действительный рядовой, разрешите вопрос.
— Задавай, — часовой развел плечи, гордый тем, что к нему обращаются, как к настоящему офицеру.
— А вы давно за герцога воюете?
— Да почитай, с первых дней, — не замедлил с ответом караульный. — А тебе-то чего?
— Да страсть как хочу до офицера дослужиться. Может, расскажете, как оно нужно-то? — юноша замялся. — Ну, чтоб начальство отличало, чтоб без нареканий.
— Это дело непростое, — пустился в объяснения ветеран. — Ну, во-первых, начальство терпеть не может, когда ты всюду со своими мыслями суешься…
* * *Надсмотрщик распахнул дверь и замер на месте. Под самым потолком его комнаты в стене красовалась внушительных размеров дыра, и, что самое противное, в этой дыре четко виднелась замотанная до глаз черным платком физиономия и рука, сжимающая пистолет.
— А ну стоять! — послышалось из-под платка.
Тюремщик с ужасом заметил, как большой палец неизвестного взводит курок. Надсмотрщик прикинул, успеет ли дотянуться до кобуры, и понял, что не успеет. «Какая досада». Он чуть не заплакал от обиды.
— Медленно отстегни портупею и брось в угол, — скомандовал злоумышленник.
Служака повиновался.
— Теперь достань наручники, ляг на пол, лицом вниз. Один браслет на запястье, второй — к ножке топчана.
Надсмотрщик еще раз глянул в черный зрачок пистолетного дула, затем на вмурованные в бетон железные ножки и с кряхтеньем улегся на пол.
— Вот теперь хорошо.
Послышалось еще несколько ударов, на пол посыпались осколки кирпича и куски штукатурки, а затем неизвестный спрыгнул в дежурку. Тюремщик повернул голову, чтобы оценить нежданного гостя. «Да он же совсем мальчишка!»
— В пол смотреть!
— Да ты спятил?! — выполняя недвусмысленный приказ, возмутился надзиратель. — Куда же ты лезешь, гаденыш? Тебя же расстреляют!
— Может, и спятил, может, и расстреляют, — парень стащил с подушки грязную наволочку и соорудил из нее кляп. — Но это мой выбор, а ты как живешь навозным жуком, так и сдохнешь. Давай вторую руку, — он достал из кармана ленту самовяза, — а пока отдыхай.
Незнакомец вытащил из кобуры оружие надзирателя, вышел в коридор и выстрелил. Один раз, второй, затем еще раз.
* * *— Что там происходит? — насторожился часовой. — Никак стрельба! Точно, стрельба, — караульный незамедлительно нажал закрепленную около двери тревожную кнопку.
Никакого эффекта.
— Там наверху ревун сработал, — пояснил молоденький солдатик. — Я ж тут учился, знаю. Да вы так не волнуйтесь, господин действительный рядовой. Это, небось, опять толстяк Гу призраков гоняет. Как напьется, так вечно палит в каких-то врагов.
— Сейчас увидим, — часовой вставил ключ в замочную скважину, распахнул дверь и тут же рухнул вниз по ступеням: приклад карабина врезался ему точно между лопаток.
— Ну что? — послышалось сверху.
— Нормально, без сознания. Сейчас переоденусь. Передай Басу, что он все сделал отлично.
— Еще бы, — шепнул кто-то. — У него отец здесь смотрителем был еще с мореходки.
— И до вчерашней ночи, — добавил боец, расстегивая мундир действительного рядового.
— Эй, Лан, у тебя там все нормально?
— Все в порядке, ключи у меня.
— Тогда смотри по камерам, где Тоот, а я на пост заступлю.
— Все сделаю в лучшем виде, Кел, не волнуйся.
* * *Железная дверь с глазком распахнулась. Человек с повязкой на лице огляделся, точно намеревался увидеть в одиночке кого-либо еще, кроме узника.
— Господин учитель, — он сдернул повязку, — это я…
— Не называй имен, и так раскричались, я здесь, в застенке, слышал.
