Филип Дик - Вторая модель
- Реакция Бьернсена - синергическая. Вы знаете, что это значит?
- Она дает чисто ассоциативный эффект.
- Верно! Вы объяснили это по-своему, но весьма удачно. Это реакция, которая вызывается совместным действием препаратов, ни один из которых, взятый в отдельности, не смог бы ее вызвать. Можете себе представить, что это значит - проверить взаимодействие нескольких составляющих во всевозможных комбинациях: нужно провести астрономическое количество экспериментов! Синергетикой будут заниматься еще много лет. И на эффект Бьернсена могли не натолкнуться еще лет пятьдесят. Если бы у него самого не хватило ума распознать проблеск удачи, мы бы все... - он замолчал и, наклонив пузырек над мензуркой, стал тщательно отсчитывать капли.
- Что вы делаете? - спросил наблюдавший за ним Грэхем.
- Собираюсь обработать вас по формуле Бьернсена. На несколько минут вы потеряете зрение, но не пугайтесь: просто ваши палочки и колбочки должны перестроиться. А пока зрение будет изменяться, я подробно расскажу вам все, что мне удалось узнать
- Полученный эффект будет постоянным или временным?
- Он кажется постоянным, но я не стал бы утверждать категорически. Просто никто не прожил достаточно долго, чтобы удостовериться, насколько он продолжителен.
Поставив пузырек, он подошел к Грэхему, держа в одной руке стаканчик, в другой клочок ваты.
- Что ж, начнем, - сказал он. - А теперь слушайте внимательно, что я вам скажу кто знает, может быть, повторить уже больше не придется!
Сам того не ведая, он оказался пророком.
ГЛАВА 7
По диску заходящей луны проносились бледные клочья облаков. Густая, почти осязаемая тьма окутывала долину. Ночной мрак надежно укрывал дом, угрюмо затаившийся в ее глубине, и неясную тень, которая выскользнула из бронированной двери и метнулась под полог шумящих сосен.
У обшарпанного указателя, залитого лунным светом, тень на мгновение превратилась в силуэт мужчины, потом растворилась, слившись с темными деревьями. По тропе прокатился камешек, где-то хрустнула ветка - и снова вокруг только шелест неугомонной листвы да стон ветвей, колеблемых ночным ветром.
У конца тропы рябина укрыла своими ветвями узкий, стремительный, отливающий металлом корпус. Что-то темное, мелькнув у ствола рябины, слилось с машиной. Тихо щелкнул хорошо смазанный замок, раздался тихий, но мощный гул. Тревожно вскрикнула ночная птица, и металлический цилиндр, выскочив из глубокой тени, рванулся по дороге, держа курс на перевал.
Еще светало, когда тот же самый цилиндр уже стоял у стратопорта Бойсе. На одном краю небосклона мигали на фоне постепенно светлеющей мглы бледные звезды, другой розовел от лучей занимающегося дня. Утренняя дымка полупрозрачной пеленой висела над отрогами Скалистых гор.
Зевнув, Грэхем сказал лейтенанту полиции Келлерхеру.
- Бич и я отправляемся в разное время и следуем разными маршрутами. Для этого есть особые причины. Абсолютно необходимо, чтобы один из нас добрался до Вашинггона. Вы лично отвечаете за то, чтобы через час Бича встретили и в целости и сохранности доставили на борт "Олимпийца".
- Не волнуйтесь, все будет в полном порядке, - заверил его Келлерхер.
- Хорошо, поручаю это вам. - Грэхем еще раз широко зевнул и, не обращая внимания на завороженный взгляд лейтенанта, прикованный к его глазам, забрался на заднее сиденье скоростного армейского реактивного самолета, готового умчать его на восток.
Пригнувшись над рычагами управления, пилот запустил двигатель. Языки пламени и длинные струи пара вырвались из сопел и отразились в зеркальной поверхности крыльев. С пронзительным ревом машина рванулась в рассветное небо, и, протянув за собой быстро тающий перистый шлейф, понеслась над горами, тревожа их покой эхом громовых раскатов.
Набрав высоту над зубчатыми вершинами Скалистых гор, пилот выровнял машину. Грэхем, судорожно зевая, смотрел в иллюминатор. Глаза его, несмотря на усталость, сохраняли все тот же неизменный блеск.
Мерно подрагивая, двигатели развивали скорость, на полмили опережающую скорость звука. Постепенно Грэхем уронил подбородок на грудь, веки его отяжелели и, потрепетав, закрылись. Убаюканный монотонной вибрацией двигателей и покачиванием самолета, он начал похрапывать.
Разбудил его удар колес о землю и стремительный бег по посадочной полосе. Вот и Вашингтон! Легонько толкнув пассажира в бок, пилот усмехнулся и кивнул на часы. Они показали отличное время.
Когда Грэхем вышел, к машине торопливо приблизились четверо. Двоих он узнал: полковник Лимингтон и лейтенант Воль. С ними было двое незнакомцев - высокие, плотные мужчины с властными манерами.
- Получил вашу телеграмму, Грэхем, - сообщил Лимингтон. Его проницательные глаза так и горели от нетерпения. Он достал из кармана бланк и прочитал вслух: - "Дело проясняется, от его исхода зависит судьба человечества. Необходимо доложить президенту. Встречайте армейским самолетом, прибытие два сорок". - Он взъерошил усы. - Я так понимаю, что ваша информация чревата страшными последствиями?
- Именно так! - Устремив в небо холодные, сверкающие глаза, Грэхем, казалось, выискивал там сигнал появления невидимых и незваных гостей. Вверху каменной преградой, заслоняющей конспираторов от всевидящих небес, высилась тяжеловесная громада здания Министерства обороны.
Аудитория была смешанная. В ней преобладали настороженное ожидание, внимание и легкое недоверие. Там был полковник Лимингтон, с ним Воль и двое правительственных чиновников, встречавших Грэхема в стратопорте. Слева от них беспокойно ерзали на своих местах сенаторы Кармоди и Дин, доверенные лица президента страны. Широкоплечий флегматик, сидящий справа, - Уиллетс С. Кейтли, глава разведывательной службы США, рядом с ним - его личный секретарь.
За ними - ученые, правительственные служащие, консультанты-психологи, всего две дюжины человек. Вот проницательное лицо, увенчанное белой гривой,
- профессор Юргенс, ведущий в мире специалист по массовой психологии, или, как предпочитают говорить его друзья, "реакции толпы". Смуглый мужчина с тонкими чертами, выглядывающий из-за плеча Юргенса, - Кеннеди Вейтч, ведущий специалист по физике излучения. Шестеро слева от него - представители тысячи ученых, уже давно работающих над созданием волновой бомбы, преемницы атомной. Остальные - столь же компетентные специалисты, каждый в своей области, одни неизвестные, другие снискавшие мировую славу.
Внимание собравшихся было приковано ж Грэхему, чьи горящие глаза, хрипловатый голос и выразительные жесты доносили до их восприимчивых умов ужасную правду. Установленный в углу магнитофон с механической точностью фиксировал сведения, ставшие теперь общим достоянием.
- Господа, - начал Грэхем, - не так давно шведский ученый Педер Бьернсен вел поиски в неисследованной области науки; месяцев шесть назад его работа была успешно завершена: при этом обнаружилось, что границы человеческого зрения можно расширить. Этот блестящий результат ему удалось осуществить благодаря применению йода, метиленовой синьки и мескаля. И хотя до сих пор не вполне ясно, как именно данные компоненты реагируют друг с другом, сомневаться в их эффективности не приходится. Человек, прошедший обработку по прописи Бьернсена, способен воспринимать гораздо более широкий диапазон электромагнитных частот, нежели тот, что доступен обычному зрению.
- Насколько более широкий? - раздался недоверчивый вопрос.
- Расширение происходит только в одном направлении, - ответил Грэхем, - в сторону инфракрасного диапазона. Если верить Бьернсену, граница проходит в пределах ультракоротких радиоволн.
- Неужели тепловидение? - раздался голос с места.
- Вот именно, тепловидение и даже сверх того, - подтвердил Грэхем.
Повысив голос, чтобы перекрыть возникший ропот изумления, он решительно продолжал:
- Каким именно образом достигается подобный эффект - предстоит поломать головы вам, ученым. Но во всем этом есть еще один поразительный факт, буквально вытащенный на свет Божий благодаря открытию Бьернсена, факт, который не может оставить равнодушным ни меня лично, ни нашу страну, ни весь мир. - Он сделал паузу, потом заявил прямо, без обиняков: - Господа, наша Земля принадлежит другим, более высоко развитым существам!
Как ни удивительно, не последовало ни гневного протеста, ни скептических смешков, ни даже гула изумления. Что-то удержало собравшихся некое общее чувство открывшейся истины или, быть может, ощущение полной искренности говорящего. Так они и сидели, как статуи, застыв на своих местах, устремив на Грэхема потрясенные, завороженные, тревожные взгляды. На лицах было написано: новость превзошла их самые фантастические ожидания.
