Вадим Денисов - ОАЗИС. Вторжение на Таймыр
- Какой грамотный эвенк, - усмехнулся Юрген.
- А их у нас хватает, грамотных, - сказал Майер спокойно. - Большинство из аборигенов учится в поселковой школе, где, кроме русского, изучают английский или немецкий. Плюсом к тому они знают и смежные языки соседей.
- То есть, все отшельники живут годами без женщин? - не стал задерживаться на образовательной практике аборигенов немец.
- Белые почти все, - с кривой улыбкой кивнул Сержант.
- Но так заставляет реальная жизнь… А вы считаете это нормальным, Серж?
- Нет, - немного промедлив с ответом, ответил Сергей. - Скажу вам больше, Юрген, я считаю таких отшельников-онанистов чем-то сродни скопцам или вынужденно беглым, что, в силу тех или иных обстоятельств, практически оторвали себя от общества и теперь панически боятся его. Выдумывают себе оправдания, ищут доводы, почему "общество плохое". И обществу от них никакой пользы нет, - Сержант тоскливо вздохнул. - Ущербные люди, как бы кто ни старался подвести под это самооправдательную "романтику". Некоторые пытаются притягивать за уши еще и идеологическую базу, религиозные или политические убеждения - вот это мне особо противно.
- Именно поэтому все ваши "отшельники" такие?
- Не только "наши", - поправил его Сержант. - И ваши тоже. Их везде хватает… и на Западе, и на Востоке. А есть еще всякие художники и поэты-почвенники, что в примитивных избах возле водоемов морозят сопли зимой или кормят мошку летом в ожидании творческих мук и явления Заполярного Пегаса, бегущего по тундре трусцой. Но, и в этом случае, какая же без женщин может быть Муза? Одна лишь пьянка и самобичевание… Опять получается профанация, сплошной онанизм. Почти все они спиваются в итоге и теряют собственную творческую форму. Зато приобретают злость на людей.
- А вы, Серж, что можете предложить взамен? Всем надо в городе сидеть? - не слишком, но все же язвительно поинтересовался немец.
Тут Майер не раздумывал не секунды.
- Могу предложить нормальную оседлость, - отрезал он с самым непреклонным видом. - Одно дело прожить в полудиких условиях пару недель, совсем другое - постоянно бедовать недоделанным робинзоном-деградантом и врать, что все идет нормально… Сделай настоящий хутор, фермерское хозяйство или что другое, обзаведись транспортом, обустрой все, что бы поляна была достойна звания обиталища современного человека. Создай семью, где твоей жене будет удобно, а детям нескучно. К сожалению, таких семей пока мало. Очень мало. Но они уже есть. Возрождаются.
Потом смахнул веткой с затылка стайку комаров и закончил свою мысль:
- Да ведь раньше Русский Север так вот и осваивался, семьями! Самыми настоящими, многодетными. Я не про разведчиков говорю, этих-то воспетых героев у нас всегда хватало… Вопрос в том, так ли уж велик подвиг: набежать - застолбить - убежать в столицы. Территории надо заселять, а не бегать по ним савраской. Настоящие герои Заполярья это первые "затундренные" крестьяне, что сумели зацепиться, завести кучу детей и крепкое хозяйство, а потом стать проводниками и консультантами так называемых первопроходцев. Это как в Америке было с индейцами, "открытыми" Колумбом. В ваших канадах всё так же, впрочем. Экспедиции, будь они прокляты.
- Почему у вас, у русских, в конце любого разговора непременно есть это, как сказать… moralite? - Крауф неожиданно разозлился. - А если я не хочу каждый раз по вашему требованию чему-то научаться? Или поучаться, как правильно? Donner wetter, что за язык!
- Потому что мне больно за то, о чем говорю, - угрюмо отозвался Сергей.
- Вполне можно болеть и без слов, - отрезал немец.
- Вы не понимаете боль. Один от боли падает, другой стоит, - с расстановкой негромко произнес Майер. - Третий АКМ чистит. Один не может говорить, другой не может не говорить. Сказать хочет, и всё.
- О, чёрт! Вам всегда кажется, что вы… большие и важные учителя в мировой школе!
- Это не только мы… И у ваших милых американцев есть это самое moralite, - сварливо огрызнулся Майер, по-детски обидевшись и как бы поминая, что в их "детском садике" есть и еще мальчики "не-слава-богу". - В каждом фильме нудят, разводят левацкие разговоры на фоне империализма! Это и есть, между прочим, ваш Запад, ult США - его воплощение, квинтэссенция. Учителя ваши, наставники…
Он с нескрываемым удовольствием посмотрел, как брезгливо сморщился Юрген при упоминании о голливудской кинопродукции и роли Америки в западном мире.
- Спорно все это, Серж… Есть, конечно, в ваших словах понятная ревность обиженного аборигена. Но все, что вы сказали, мне интересно, - уже миролюбиво подвел свою черту и успокоившийся Юрген.
Вот и поговорили.
Разговор происходил на привале, возле памятника. Еще одного скорбного памятника плато Путорана, других тут и не бывает. Шел третий день перехода, когда почти всё наладилось. Уже устоялся некий ритм похода, определенный сообща, как компромисс между "совами" и "жаворонками", коих в группе было меньшинство.
Вчера в это же время они вышли к очередному озерцу в горной долине. Неподалеку от озера, ближе к левому краю долины, ветшала под солнцем и дождями старая эвенкийская стоянка с двумя чумами из жердей и толстых веток. Один из чумов даже был пригоден для временного жилья. Хотя он и не был, понятное дело, покрыт оленьими шкурами, было достаточно шестов, чтобы быстро укрыть их ветками защититься от моросящего дождя. Таким образом, они, вопреки уверениям об исторической безлюдности путоранских долин, лишний раз получили подтверждение, что это огромное ущелье, длиннейшая горная долина, пересекающая Путорана с юга на север, всегда являлась для местных жителей оживленной транспортной артерией.
Сейчас группа находилась неподалеку от стрелки рек Дулисмар и Ягтали. Последняя, стремительно пролетая в тесном глубоком коридоре базальтовых скал, низвергала кристальные воды правого рукава пятнадцатиметровым водопадом, что пенился в нескольких десятках метров выше стрелки.
Сегодняшняя их стоянка, где сейчас остывали вездеходы, расположилась в трестах метрах от конца левого поворота реки, на высоком правом берегу. Место периодически посещали, как бы обжитой уголок, ровный, пригожий. На земле белела старая дощатая площадка-помост, оставшаяся от палатки геологов, рядом с ней миниатюрным "стоунхенджем" красовалось выложенное плоскими камнями кострище и своеобразные каменные стулья вокруг.
Тут же возвышался старый памятник погибшему туристу-воднику.
Памятник был изготовлен в виде стилизованного катамаранного весла. Надпись на табличке гласила:
Петренко Валерий Владимирович
1954 - 1991
"Мы плачем, пускай мы мужчины,
Погиб он в горах Путорана,
Как истинный рыцарь пучины,
Он умер с открытым забралом".
Украина, г. Смела
Чьей-то заботливой рукой у основания памятника вечными цветами были разложены камни разноцветного агата и кристаллы кварца.
---После обеда настало время долгого и трудного пешего похода, планируемого иностранцами заранее. Нужно было засветло подняться вдоль горного ручья, текущего из распадка, а потом основное: траверсом подойти к небольшой скалистой площадке, ясно видимой снизу.
Наверх шли тяжело и медленно, каждые сто метров брали с боем. Сначала карабкались по берегам, цеплялись, как только могли, за выступы скал и корни деревьев, за предательские скользкие кусты, скользили и порой срывались с гладких камней в мелкий, но пронзительно ледяной поток. Местами, где склон был особо крут, они перебирались по большим валунам на другую сторону ручья, где не было скальных выступов. Хорошо, что комаров здесь относительно мало, пока их надежно сдувал сильный ветер. Потом начался довольно крутой склон и стало совсем кисло.
На последнем привале молчавший весь путь наверх Игорь (как всегда неожиданно для всех) в лоб спросил Софи о цели этого изнурительного карабканья. Иностранцы коротко пошушукались в стороне, и решили немного приоткрыть занавеску. Все равно ведь придется хоть что-то выкладывать… В роли пресс-атташе экспедиции неожиданно выступила Юха, старательно формирующий скупые фразы:
- Мы ищем ровную площадку, по расчетам, она должна быть на горе чуть повыше нас. Там имеется небольшая пещера, точнее грот. Именно так написано в источнике информации, которым мы располагаем. Нам предстоит осмотреть эту пещеру, описать и сфотографировать все найденное. Возможны и другие работы, но это не займет много времени. Я сожалею, но остальное вам знать не обязательно.
Он говорил медленно, серьезно и настолько старательно-официально, что это выглядело немного смешно. Сержант, собственно, и гыгыкнул, не выдержав официоза в чистом поле.
- Все понятно… Вопросов от прессы к учредителям концессии не будет, - сказал он великодушно, хлопнул себя по коленкам, поднялся с места и легко взял на плечо штурмовой рюкзак. - Пошли уж, господа, дальше, к новым открытиям.
