Юрий Никитин - На пороге
Она с сомнением посмотрела на мой лоб.
– Думаешь, головой лучше?
– Конечно, – уверенно сказал я. – И чем выше чин, тем лоб крепче. В честь нашей доблестной полиции мы даже одну породу рыб назвали!
– Какую?
– Толстолобики, – ответил я. – Как ни крути, но нужно просеивать теперь всех, у кого были контакты с тем Германом. Или хотя бы Жоржиком.
– Его так и зовут?
– Георгий Авилов, – ответил я. – Но имя Георгий очень уж… Георг, Джордж, Жорж, Егор… Представляешь, Жорж Победоносец, пронзающий копьем змия?
Она отмахнулась.
– Звали же его Егорием, и ничего… Просеивать уже начали. Сразу же. Наш аналитический центр никогда не спит. Нужно только сказать, чтоб искали Георгия Авилова, а не всяких Жоржиков.
– А потом, – сказал я, – когда окажется, что кто-то из них получал указания от анонима по имейлу или по звонку с телефона, который не отследить, придется…
Я задумался, она спросила быстро:
– Что придется?..
– Придется, – ответил я мудро. – У тебя компьютер есть?
– Есть, – ответила она. – И даже включать умею.
– Прекрасно, – сказал я. – Мне нужно воспользоваться. Обещаю не смотреть твои закладки на порносайты.
Она отмахнулась.
– Да смотри сколько угодно, лишь бы не запачкал мне там все вокруг.
– Вокруг не запачкаю, – пообещал я.
Она поколебалась, вид такой, что ищет как бы еще уесть, сообщила:
– Я же говорю, руководству все доложили. Там целая бригада аналитиков ищет все ниточки.
Я ухмыльнулся.
– Полиционеры?.. Да, они молодцы.
– Не вижу причины для иронии, – сказала она холодно. – Лучшие люди идут на службу в охрану порядка.
– Точно, – сказал я, – а остальные, что никуда не годятся, в науку. Бозоны всякие открывают, черные дыры, лекарство от рака… В самом деле, кому вся эта ерунда нужна, когда самое главное – научиться ходить строем.
– И отдавать честь, – добавила она. – Ты умеешь?
– Нет, – ответил я честно. – Честь у меня одна, никому не отдам. А вы можете отдавать ее любому вышестоящему. И даже друг другу.
Она фыркнула, оглядела меня критически.
– Понимаю-понимаю, зачем такой вызывающий тон. Боишься, что потащу, как проигравшего, в постель снова. Потому так вот и стараешься показаться еще неприятнее, чем ты есть.
Я фыркнул.
– Разве? А может, мечтаю быть изнасилованным?..
Она сделала широкий жест в сторону постели.
– Выбирай. Либо на диване, либо в постели.
Я сказал жалобно:
– А домой не отпустишь?
Она покачала головой, голос прозвучал неумолимо:
– Ты на подозрении, за тобой должен быть глаз да глаз. Возможно, даже привяжу к кровати.
– А если мне в туалет? Потащу за собой кровать?
– Отведу на веревочке, – сообщила она. – У меня здесь чисто, не заметил, конечно?
Я вздохнул, сказал с мукой:
– Ладно, ты меня сломила… Бери меня, терзай, наслаждайся моей чистотой, невинностью и девственностью… Я лягу с краю?
– К стенке, – ответила она кровожадно. – Чтоб и не пытался сбежать! А пока дожевывай, не могу смотреть на грязную посуду, пока не вымою.
Глава 6
Мы не снимаем запреты, подумал я, поглядывая на нее искоса, мы их перемещаем. К примеру, раньше в сексе была масса запретов, в теперь сняты, зато появилась масса в других местах, где раньше не было.
Улицы переходили где угодно, полная свобода, как сейчас в сексе, потом появилась «зебра» для пешеходов, затем и по «зебре» нельзя, когда изволишь, а только по сигналу светофора… Работа усложнилась до невероятности, потому если ее нельзя упростить, то упрощаем в другом месте: хозяйка, к примеру, не готовит обед три-пять часов, как было раньше, а всего три-четыре минуты, а то и вовсе покупает готовое, но зато остается больше времени на микроскоп и рассекатор поврежденных ДНК.
Ингрид подготовлена так, как невозможно было бы не только сто лет назад, но даже в эпоху молодости ее родителей. Не только изощренные тренажеры, но и научно выверенная методика сделали ее тем, чем она сейчас является, однако все равно ежедневно и ежеминутно требует полной отдачи, работы до изнеможения.
И потому, мелькнула мысль, начинается еще одно расслоение в обществе, как на толстых и поджарых, так и на живущих в свое удовольствие, спустя рукава, и живущих на пределе усилий.
Я вот жил на пределе усилий в нейросеттинге, даже ночью ставлю опыты и рассчитываю, как переставить буквы в геноме, а она точно так же вкалывала на тренажерах, как накачивая мышцы, так и отрабатывая скорость и точность стрельбы по движущимся целям.
Она перехватила мой взгляд, поинтересовалась с насмешливым удивлением:
– Что, у меня тушь с ресниц потекла?
– Если бы, – сказал я, – был бы повод похихикать. А то совсем уж безукоризненная… А это недемократично и должно быть недопустимо в демократичном обществе. Остальные женщины могут подать в суд, ты нарочито выглядишь красивее и вообще элитнее, чем они, а это их унижает, нарушая равноправие.
Она нахмурилась, долго смотрела с подозрением, наконец пробормотала:
– Рубль дам, только скажи, где гадость замаскировал?
– Какую гадость? – спросил я чересчур искренне. – Я в самом деле восторгаюсь. Ты как выставочная…
– Лошадь?
– Ну почему лошадь, – сказал я с подчеркнутым негодованием, – почему лошадь? Просто выставочный экземпляр! Например, машины для убийства. Или образец для модели будущего киборга-полицейского!.. Что, тобой и повосторгаться нельзя?
– Нельзя, – отрезала она. – Другим можно, а тебе нельзя. У тебя все получается с ухмылочкой. Даже когда не ухмыляешься, я все равно вижу ее, такую наглую и превосходящую… есть такое слово? Не спорь! Если я сказала, значит, есть… Или так хочешь сказать, что снова жрать намылился? Сколько в тебя влезает?
– Потому что с тобой, – заверил я. – Когда я в лаборатории, то клюю по зернышку, как птичка. Мелкая такая, не то, что ты, страус. А с тобой и я малость оживотниваюсь. Или остраусливаюсь.
– Поняла, – сказала она, – ложимся или посмотрим, какие нити наши специалисты нащупают за это время? У тебя после еды кровь приливает к мозгу или к желудку?
Я пробормотал:
– А если соглашусь посмотреть, то это не будет расценено как…
– Не будет, – заверила она. – Иди к столу. Да не к обеденному!
– Извини, – сказал я виновато, – у меня все на обеденном. Включать комп умеешь? Ах да, ты говорила, вечно все забываю…
И тут же память ревниво напомнила, что ничего не забывает, все напротив, даже давно забытое вспомнила, даже такое, что очень бы хотелось забыть, у каждого из нас бывают позорные моменты, пусть даже в детстве, когда садились прилюдно задницей в лужу.
Но другие, что видели или присутствовали, могут не забыть, потому память и держит даже эти неприятные моменты, чтобы враг не приврал, не сказал, что сперва жопой, потом мордой, а затем еще и побарахтался.
На экране высветилась заставка, я быстро вошел в браузер и пошел листать страницы, Ингрид оглянулась в недоумении.
– Это ты?
– А что не так? – спросил я. – А-а-а, ну система управления жестами у тебя такая простая, совсем полицейская, что я сразу без проблем, как и положено мужчине и доминанту… В смысле, я и ее одоминантил. Я же ученый, мы с этими программами постоянно в любой позе. А когда обе руки заняты, то приходится и усилием мысли страницы переворачивать… нужно только, чтобы камера смотрела точно на лицо. Но можно и сбоку.
Она вздохнула.
– Вот бы так…
– А что мешает?
– Некогда осваивать, – пояснила она. – Это у вас работа не бей лежачего, а мы всегда, как муравьи, носимся, ловим таких как вы, вяжем, тащим…
– Бьем по почкам, – досказал я.
– Бывает, – согласилась она, – но чаще по ребрам. Так интереснее. Попробуй как-нибудь!
– Я уже подумываю, – сообщил я. – Ндравится мчаться с мигалкой!
Она смотрела не на меня, а в экран, но я все равно старался сидеть так, чтобы камера в самом деле глядела на меня, хотя, конечно, и без нее вижу больше, чем может поместиться в браузере. Вот даже в эту минуту доступны все чеки в магазинах, кинотеатрах, парках, кафе и ресторанах, билеты на самолет и поезда, все телефонные переговоры, эсэмэски и видео по скайпу, а также загруженные фотки из дропбокса, инстаграмма и прочих сервисов хранения. Облачные хранилища открыты все, пароли замечаю, но даже не взламываю, прохожу, как слон сквозь туман…
Вообще-то еще могу подслушивать разговоры по мобильнику или скайпу, глушить, перенаправлять и посылать эсэмэски… а также подделывать голоса.
– Сейчас в машинах везде джипиэс, – напомнил я, – а у каждого в смартфоне определитель местоположения, которое видят все друзья во всех соцсетях. Пароли там простейшие, мы можем видеть все, что видят они и… намного больше.
Она спросила настороженно:
– Насколько больше?
– Намного, – ответил я уклончиво, надеюсь, сочтет это просто похвальбой, все-таки перед женщинами все распускаем хвосты, а она женщина, уже оценил и убедился. – Плохо то, что в мире, где все становится открытым, хрен что найдешь из-за обилия всякой хрени.
