Владимир Свержин - Трактир «Разбитые надежды»
«Вперед, вперед!» – погонял себя воин, словно и без того не мчал, что есть сил. Лесок сменялся пригорком, пригорок новым лесом. Он бежал, перескакивая через поваленные деревья, раздвигая кусты, перебираясь через ручьи и овраги. Не сбавляя хода, Леха выскочил на прогалину. Должно быть, не так давно молния выжгла здесь кусок леса. Черные обугленные пеньки виднелись среди побегов молодой зелени. Он выскочил и замер. Несколько десятков глаз смотрели на него в упор, будто сверлили, вдавливая в голову тупые гвозди.
«Стоеросовый чурбан! – с интонацией Старого Бирюка констатировал бывший страж. – Как можно было не почуять засаду?! Даже гнилое полено, и то почуяло бы!»
В том, что это засада, воин не сомневался ни мгновения. Черные, черные с подпалинами, серые… Псы глядели на него со всех сторон внимательно, не спуская глаз, вытянувшись стрункой, одинаково готовые броситься вперед и отскочить назад. Лешага чувствовал эти взгляды, он слышал от учителя о таких Стаях. Теперь промашка не казалась ему удивительной. Старый Бирюк говорил, что Стаи хитры и жестоки, у них один общий разум и невозможно ни застать врасплох, ни испугать кого-то одного. Теперь понятно, откуда он это знал. В его родных предгорьях псы встречались редко. А если и встречались, то куда мельче.
Леха попытался было поднять руку к автомату, висевшему на груди. Псы оскалились, зарычали и сделали короткий шаг вперед, усиливая нажим. «Еще шаг – и бросятся все вместе. А даже если не бросятся, прорвы совсем близко, стрельбу услышат, и тогда – прощай, Бурый, – воин прикрыл глаза, вспоминая урок наставника. – Где вожак? Где-то здесь есть вожак». Разум Лешаги наполнился опьяняющей радостью поединка, охватывая разом всю приготовившуюся к броску Стаю.
«Ага, точно, вожак. За спиной. Готовится прыгнуть на загривок, сбить с ног, сомкнуть челюсти, вгоняя клыки в сонную артерию».
Леха резко повернулся, собаки на миг отпрянули. Этого времени ему вполне хватило. Он, словно щенка за шкирку, поймал сознание большущего черного пса и хорошенько встряхнул, требуя беспрекословного повиновения. Сейчас он был для этого безмозглого комка шерсти всеми ужасами мира. Черный понял это, почувствовал каждой малюсенькой клеточкой и жалобно заскулил, умоляя простить за то, что не распознал хозяина.
Но хозяин был добр, ужасен, но добр. Он погладил верного пса по холке, потрепал за ухом. Он был добр! Добр, но ужасен…
* * *Дорога огибала холм. Высокий, точно срезанный, отвесный склон. Лишь в одном месте дожди уже начали промывать овраг, и проточина тянулась с самой вершины вниз, по дуге обходя торчавшую обломками зубов каменистую гряду. Даже не слишком внимательный глаз мог разобрать, что это не камень, а бетон, густо поросший мхом. Но Лешаге не было до этого дела. Как и до того, что было здесь много лет назад, до Того Дня, когда квадрат подвергся бомбардировке сверхмощными боеприпасами объемного взрыва. След одной из бомб – глубокая воронка, ставшая за прошедшие годы небольшим заплесневелым озерцом, заставила караван в этом месте еще сильнее растянуться, чтобы не лезть на еще один бетонный холм, утыканный скрученными ошметками железной арматуры. Лешага сидел за валуном, покрытым бурым мхом, стараясь полностью слиться с местностью. Конечно, бетон – не живой камень, и сливаться с ним куда труднее, но другого укрытия поблизости не было.
Еще чуть-чуть, и телега, обогнув холм, втянется в высотку. Вот тогда-то и наступит его черед. Он смотрел, будто ощупывая взглядом четырех прорв, сидящих по обе стороны от Бурого и возчика. Этот был не из волкоглавых. Леха глядел на его ссутуленную спину и понимал, что бедолага и сам до жути боится седоков. Телега приближалась. Бывший страж уже слышал скрип ее колес. Он поманил Черного и чуть заметно кивнул. Пес оскалился, показав клыки прирожденного охотника. Вожак прекрасно знал, что сейчас надлежит делать. Лай и рычание всхлестнули, точно перечеркнув, дотоле спокойный, размеренный ход унылого каравана. Псы будто выросли из травы и, оскалившись, бросились в атаку. Гомон и визг сотрясли округу, толпа пленниц и немногочисленные пленники бросились вперед. Не знающие страха прорвы силились оказать сопротивление, но стоило им выцелить одну собаку, как две другие уже рвали стрелка. Через мгновение месиво испуганных людей и чешуйчатых хлынуло в распадок, в панике стараясь пролезть как можно дальше и быстрее.
Именно это и нужно было Лешаге. Огрызающиеся зверолюды не оставляли своего поста и лишь отталкивали прикладами напиравших пленников. Все их внимание было поглощено этим незамысловатым занятием. Никем не замеченный, Лешага возник около телеги, два ножа блеснули в его руках.
«Честный бой – недопустимая роскошь, – утверждал Старый Бирюк. – Вы можете вести его лишь с теми, кого безмерно уважаете. Но таких людей не стоит убивать. Все же прочие, проявив враждебность, уже обманули ваши ожидания, а потому действуйте, как выгодно вам, не считаясь с тем, что скажут другие».
Два зверолюда упали возле телеги, даже не успев обернуться. Два выстрела – и еще два трупа. Леха бросился к Бурому и с максимально возможной скоростью начал перерезать кожаные ремни. Перепуганный возница хлестнул лошадей…
– А ну, стой! – рыкнул Лешага.
Беднягу, как ветром, сдуло с козел. Бывший страж рванулся вперед, натягивая вожжи, пытаясь остановить упряжку. И в этот миг двое прорв, взявшихся невесть откуда, повисли у него на плечах, едва не сбив с ног. Схватка была короткой, но испуганные кони понесли, словно оглашенные, радуясь, что бич не хлещет больше их спины, и удила не калечат рты. Они мчались, как никогда раньше, и не будь за их хвостами груза, вообще едва касались бы земли копытами.
Леха бросился вслед. Сейчас бы, вероятно, стоило подстрелить одну из скачущих очертя голову лошадей. Но для этого тоже необходимо оторваться от мечущейся в ужасе толпы, заполняющей все пространство вокруг.
Воин бежал, ловя миг, чтобы остановиться и выстрелить. Конские головы мелькали, их то и дело загораживали свисающие ветви деревьев, – отвратительная мишень. Еще десяток шагов. Лешага вдохнул полной грудью, переводя дыхание, и… Волна разрывающего душу ужаса обрушилась на него, словно камнепад, сметая все на своем пути, не щадя ни правого, ни виноватого, давя, размалывая, сокрушая волю с презрительным безразличием стихии. Воин согнулся, будто в живот ему только что двинули по меньшей мере бревном. Взвыл, скорчился, попытался сделать еще один шаг, а затем неимоверным усилием воли еще один. Затем упал на вытоптанную тропинку, стараясь одолеть сковавший мышцы спазм и теряя последние силы. Его трясло от дикой, разламывающей тело боли. Желание в ужасе отпрянуть, бросить оружие и бежать, бежать, куда глаза глядят, не думая ни о чем, застилало разум. Он полз вперед, скуля от ужаса, цепляясь ногтями, словно крючьями, в землю, не давая себе шанса отступить. Руки сводило и дергало, словно конвульсией, а он все полз вперед, пока свет вдруг не погас у него в глазах, будто обрубленный ударом топора.
Глава 13
Смиренный брат поставил на стол блекло-голубые железные миски в сетке мелких трещинок и пятнах отбитой эмали.
– Что это? – насторожился Марат, подозрительно глядя на содержимое посудин. Оно не вызывало аппетита, зато пробуждало массу подозрений.
– Еда, – буркнул замаскированный. – Усиленный паек для комсостава.
– Еда? – чешуйчатый еще раз с сомнением оглядел желтоватое месиво с едва заметными малюсенькими прожилками мяса, политое коричневой жижей. – Ты уверен? Может, попробуешь?
Монах пожал плечами, взял ложку и принялся наворачивать жорево за обе щеки.
– Э-э! Не налегай! Уймись! Верю, что не отравлено. Но что это такое?
– Каша из картофельного порошка и мясо туши.
– Никогда не слышал о таком звере. Хоть как он выглядит?
– Не знаю, – последовал равнодушный ответ. – У нас он в жестяных банках.
Закончив отвечать на вопросы, брат-прислужник повернулся к Лилии и достал из кармана маленький, завернутый в блестящую металлическую обертку прямоугольник. – Это шоколад для вас, отец Настоятель передал из личных запасов. Кушайте. Очень вкусный.
– Вот еще! – девушка с надменным видом отвернулась.
– Мне попробовать?! – Лица монаха не было видно, но в голосе слышалась надежда.
– Но-но! – интонации чешуйчатого были не то, чтобы стальными, но толстая жесть в них уже намечалась. – Давай, иди отсюда, шевели конечностями, без тебя разберемся.
– Как пожелаете, – смиренный брат направился к двери. Пришлые ему куда больше нравились бы в качестве пленников, но спорить с преемником легендарного Майора было все равно, что осуждать провидение. Всякий знал, ослушание карается жестко и однозначно. Кто знает, уж как там обстоит дело с провидением, о котором рассказывает на проповедях отец Настоятель, но сам-то он здесь, и рука его тяжела, словно участь ослушника.
