Сергей Палий - Безымянка
Роль принялся раскачиваться из стороны в сторону, будто изображая маятник. Суставы замелькали в станционных сумерках, блеснули желтые кругляши глазищ. Перекрывая человеческие вопли и топот, разнеслось по Спортивной гортанное завывание, в котором я даже уловил своеобразную мелодику.
— Во дает! — изумился Вакса. — Ему в лобешник полдюжины стволов вот-вот разрядят, а эта жаба — опять кривляться!
— Настырный артист, — согласился я. — И ведь зрителей полно… Чего ж ему не хватает?
— Свинца в башке, — припечатал пацан.
Яркий свет резанул по глазам — тонкие полоски пробились сквозь щели и упали на стену контрастным рисунком. Мы синхронно зажмурились, отвернулись. Вакса грязно выругался, за что получил легкую затрещину. Для воспитательных маневров было не место и не время, но я не успел себя остановить: рука отвесила подзатыльник машинально. Все-таки не так просто избавиться от чувства ответственности за пацана.
Щурясь, я выглянул из-за уложенных друг на друга шпал и оглядел часть платформы, видимую отсюда.
Один из охранников развернул лупящий во всю мощь прожектор на роля. Монстр, вопреки ожиданиям, не ослеп и даже не растерялся. От резкого света канареечные зенки вмиг помутнели, приобретая темно-янтарный оттенок, а зрачки сжались в крошечные точки.
Роль перестал раскачиваться и выть. Он опустил голову, изогнув шею под невообразимым углом, и угрожающе заворчал. В этот момент стрелки открыли перекрестный огонь, зайдя с флангов, а из-под прожектора неожиданно выскочил огнеметчик и с ходу брызнул кнутом пламени, выжигая пространство впереди себя.
Зал наполнился грохотом выстрелов, треском рикошетящих пуль, низким гулом огня. В воздухе расплылись облачка порохового дыма и смолянистой гари, навылет простреленные лучами прожектора.
Любое другое существо в такой ситуации превратилось бы в решето с хрустящей корочкой за считанные секунды. Но роль среагировал так, будто ожидал именно такого развития событий и заранее просчитал действия противников. Видимо, предположение Евы о телепатических способностях мутанта было недалеко от истины: кто-то из охранников «думал слишком громко»…
В мгновение ока роль спрыгнул с платформы, снеся лапой ближайшего бойца, и очутился на загроможденных путях. Я почувствовал, как дрогнул пол под ногами, и рефлекторно присел. Не задерживаясь на одном месте, зверюга в два прыжка очутилась в тылу у атакующих с правого фланга и встряхнула одного из них, как тряпичную куклу. Боец, кажется, даже не успел крикнуть. Верхняя часть его туловища окровавленным комком полетела в центр зала, сбивая назойливого осветителя, а все остальное шлепнулось рядом с нами.
Прожектор ролю расколотить не удалось, но луч теперь бил не прямо, а в потолок, погружая зал в рассеянный полумрак.
Меня едва не вывернуло. Вакса тупо глядел на ошметки растерзанного охранника и часто дышал, и я поспешил отвести пацана подальше.
— В щи… — выдохнул Вакса со смесью восторга и ужаса. — Кажись, публика не шибко нравится актеру.
Я остановился, как вкопанный. Вакса пробежал по инерции еще пару метров и снова чуть не угодил в парашу. Ева, приметив нашу заминку, обернулась.
— Орис, ты чего?
— Вакса прав, — прозревая, вымолвил я. — Публика!
— Э, — тревожно сказал Вакса, — тебя шпалой, что ли, тюкнуло?
— Публика ролям не нравится, потому что никогда не оценивала по достоинству их игру.
— Слушай, лифчик-счастливчик, потом про театр расскажешь. Давай уже валить отсюда, а то этот экскаватор ка-а-ак сиганет и — тут как здесь.
— Да подожди ты…
Я развернулся и направился в обратную сторону. Догадка, вспыхнувшая в мозгу подобно влетевшему в атмосферу метеору, в первый момент показалась бредовой, но чем дольше она ворочалась в голове, тем логичнее становилась.
— Что ты задумал? — окликнула Ева.
— Похлопать ему, — бросил я через плечо.
Больше ни она, ни Вакса меня не звали. Видно, решили, что я окончательно умом повредился. Но это было не так.
А что, если существам, бывшим когда-то актерами и продолжающим в своей абсолютно чуждой нам манере нести искусство в массы, просто не хватает признания? Что, если этим созданиям нужно было, чтоб кто-то похлопал им в ладоши, а вместо этого они получали проклятия и свинцовые ливни в морду?
Ведь все мы, если задуматься, на протяжении жизни играем разные роли, а вместо оваций часто получаем плевки в лицо и душу.
Я убрал пистолет в кобуру и вышел из-за поленницы шпал, стараясь не глядеть на кровавую размазню на рельсах. Сердце колотило по ребрам подобно киянке в руке опытного плотника. То, что я сейчас делал, могло привести всего к двум исходам: либо догадка верна и роль перестанет буянить, либо через несколько мгновений я скоропостижно сдохну и путь мой, как любит приговаривать Ева, прервется.
Давненько, надо признаться, я не совершал подобных безумств.
Роль порвал еще двоих бойцов, остальные отступали, неприцельно отстреливаясь. Впрочем, во время скоротечной схватки зверюгу все же успели зацепить. На левом боку зияли глубокие царапины, и по лоснящейся коже текла бледно-желтая слизь, сочащаяся из ран.
— Эй! — гаркнул я, запрыгивая на платформу.
Роль отреагировал тут же: резко повернулся, качнулся на суставчатых ногах и сместился за колонну, чтобы одновременно видеть и меня, и отходящих охранников.
— Не стреляйте! — крикнул я, разглядев сквозь дым командира в потрепанном комбезе. — Слышишь? Прикажи прекратить огонь!
— Хрен те в глазки за такие сказки, — хрипло отозвался тот из-за перевернутого стола. — Гадину подстрелили, добьем сейчас…
— Никого вы не добьете! — остервенело проорал я, стараясь не выпускать из поля зрения роля. — Если не перестанете, он всю станцию порвет!
Командир ответил не сразу. Скорее всего, это был бывший военный, который не привык решать проблемы путем переговоров. Таких непросто склонить к дипломатии. Да и некогда теперь убеждать…
Рискуя попасть под шальную очередь, я сделал несколько шагов вперед и остановился между рядами колонн. Под ботинками хрустело битое стекло, мраморное крошево и осколки пластика. В воздухе клубилась пыль, воняло пороховой гарью.
Сердце пропустило удар, а внутри растекся знакомый холодок.
— Не стрелять! — громогласно приказал командир. Повернулся ко мне и рявкнул: — Не знаю, что ты задумал, но у тебя пять секунд.
Треск автоматных очередей стих, лишь одиночные выстрелы продолжали громыхать, несмотря на отданный приказ. Но времени дожидаться полной тишины не было.
Я повернулся к ролю лицом и снял перчатки. Монстр, рыкнув, высунулся из-за колонны и повел лапой с выдвинутыми когтями, на которых висели куски плоти. Я сглотнул. Выставил перед собой левую руку ладонью вверх.
В этот момент на меня смотрели уже с десяток диких. Люди останавливались и, пересиливая страх, таращились на безумца, решившего добровольно скормить себя ролю. Наверное, со стороны все это и впрямь выглядело по-дурацки. Краем глаза я даже отметил бледное лицо Ваксы и Еву, во взгляде которой уже начинало проступать понимание.
Вздохнув поглубже, я зажмурился и хлопнул правой ладонью по левой.
Звук разнесся по станции и замер где-то под закопченным потолком. Выстрелы к этому моменту смолкли: видно, бойцы тоже прониклись ситуацией и решили не мешать акту утонченного суицида.
Я открыл глаза.
Роль наклонил голову, и на какой-то миг мне показалось, что он вот-вот бросится на меня и разорвет на части. Но монстр больше не двигался, продолжая с интересом пялиться своими желтыми глазами из полумрака.
Я хлопнул второй раз. И третий.
Роль высунулся из-за колонны еще сильнее и издал звук, похожий на урчание дизеля на холостом ходу.
— Да не стойте же столбами, — обронил я, не оборачиваясь. — Поаплодируйте ему.
И захлопал в ладоши.
Разгромленная Спортивная, залитая тусклым светом отраженного от потолка луча прожектора и усеянная частями тел. Разгоряченные боем мужчины с поднятым оружием. Женщины, опасливо выглядывающие из-под платформы и успокаивающие всхлипывающих детей. Группка чумазой шпаны, затаившаяся за дебаркадером. Сломанный обелиск.
И одинокий идиот, хлопающий в ладоши довольному монстру, учинившему весь этот бардак. Плачевное зрелище даже для сурового мира диких…
Первой меня поддержала Ева. Она подошла ближе и, убрав пистолеты, зааплодировала. Командир, поняв, что метод действует, тоже захлопал. Обалдело ухмыляясь, присоединился Вакса.
А спустя полминуты в ладоши хлопала добрая половина зала. Нескольких порывавшихся продолжить кровопролитие бойцов угомонили и оттеснили подальше. Потерявшие мужей тётки продолжали стенать, но до остальных дошло: несмотря на чудовищность случившегося и горечь потерь, ситуацию лучше не усугублять и спровадить зверюгу прочь. Кто-то из толпы для пущего эффекта даже крикнул:
