Ловец духов - Григорий Константинович Шаргородский
– Вопрос в другом. У меня, как у капитана, еще есть право слова на этом совете или уже нет?
– У предателей тут нет никаких прав, – как попугай, повторяя явно понравившееся ему слово, взвился старейшина, и я его понимал.
Если мне сейчас не заткнуть рот, то будут проблемы. Явно предварительно заряженный на негатив народ угрюмо заворчал, но откровенной агрессии не последовало: похоже, капитаны немного растерялись.
Вдруг стало как-то мерзко. Совсем недавно я был безмерно счастлив оказаться в кругу этих людей, ведь с детства впитывал рассказы о лихих ушкуйниках, которым сам черт не брат. Вырисовывал в туповатой голове образ бесшабашных, но справедливых и до предела гордых повольников. Но чем дальше, тем больше понимал, что на самом деле за редким исключением это были ряженые торговцы, когтями и зубами цеплявшиеся в образ, доставшийся им в наследство из прошлых веков. Особенно обидно за то, что даже Олегу Остаповичу не хватило смелости меня поддержать.
И тут помощь пришла откуда не ждали.
– Пока совет не изгнал капитана, у него всегда есть право говорить, – поднявшись со своего места и дождавшись, пока все обратят на него внимание, заявил капитан Пескарь. – Совет еще не лишил тебя этого звания.
– Старейшины уже приняли решение, и не тебе ему перечить, – перенаправил Борис свою злобу на новую цель. – Сам тут на птичьих правах, пока не вернешь братству все долги.
Капитан Пескарь скрипнул зубами от ярости, но отнюдь не бессильной. Как раз он и был тем редким носителем настоящего духа ушкуйников – отмороженным, скорым на решение, но не тупым. Поэтому не стал собачиться со старейшиной, выясняя, кто на что имеет право, а лишь развел руками и как-то свысока посмотрел на остальных капитанов:
– Ну, если больше никому не интересно, что за тайну решили утаить от нас старейшины…
И тут в зале воцарилась угрюмая тишина, размываемая лишь сердитым сопением Бориса. Всеобщее внимание почему-то переместилось не на него или меня, а на по привычке изображавшего дрему Давида Святославовича. Седой старейшина разочаровал меня не меньше, чем Олег Остапович. Мне казалось, что он куда мудрее. Теперь же его немного зажали в угол, ведь, даже выйдя отсюда оплеванным, я молчать не стану, и правда все равно всплывет. Печально вздохнув, старик проскрипел:
– Говори.
Мне хотелось попаясничать, отвесив слишком хитровыдуманному старикашке шутовской поклон, но сдержался. Вместо этого кратко, рубленными фразами рассказал урезанную версию охоты на бесноватого.
– На дыбе бесогоны любого могут заставить оболгать себя, – едва дождавшись окончания рассказа, тут же взъярился Борис. – У каждого ушкуйника куча узоров на теле, а тебе вообще могло просто почудиться. Да и все знают, что ты врешь как дышишь.
Я посмотрел на Олега Остаповича, который лично видел частичные трансформации Дубыни, но он по-прежнему молчал. Ешки-матрешки, да чем же они его так прижали?! Впрочем, мне было уже как-то без разницы. Я с усталостью мотнул головой, шагнул к столу, оперся на него кулаками и сказал:
– Ничего я доказывать не собираюсь, а пришел лишь убедиться, что среди капитанов больше нет бесноватых.
После этого выглянул из себя и действительно хорошенько осмотрел ауры всей честной компании. Увидел много интересного, но одержимых в зале не обнаружил. Что бы я там ни думал о нынешних ушкуйниках, слабые духом в походы не ходят, точнее, домой не возвращаются. Так что напугать никого не напугал, зато напряг серьезно. Вон как подобрались. Как бы не кинулись. Так что затягивать не стал и сказал:
– Бесноватых среди вас нет. Радуйтесь. И еще: бесогоны не трясут всех вас не потому, что Дубыня не стал запираться, и не из-за авторитета Олега Остаповича, а благодаря моему поручительству, которое я с удовольствием завтра же отзову. Обещаю, будет весело.
После этого развернулся и нарочито неторопливо двинулся к лестнице. Позади тут же загомонили, но никто не стал меня задерживать. Да и вообще, мы с Акирой покинули трактир без проблем. Как и предполагал, никому из старейшин не нужно было, чтобы меня тут прибили, а то действительно придется разбираться с самим князем. Просто хотели аккуратно выкинуть из братства и дальше спустить все на тормозах, объявив слишком зарвавшегося юнца либо лгуном, либо дурачком. А вот фиг вам! Конечно, финальное заявление было чистым ребячеством, но я действительно собираюсь намекнуть брату Аркадию, что у меня больше нет веры откровениям Дубыни, а также уверенности в чистоте рядов ушкуйников, особенно тех, кто связан с Борисом. Одержимых бесогоны не найдут, но взбодрят коллег изрядно.
Акира верно прочувствовал мое настроение и вел машину по вечернему городу не торопясь. Кажется, даже сделал немалый крюк. Я не особо осматривался по сторонам, пытаясь успокоить сумбур внутри себя. Все-таки детские мечты не разрушаются без последствий, да и свыкся как-то с этими странными ребятами, и вырывать себя из их общества было не так уж просто.
Пока ехали к библиотеке, практически успокоился и смирился с реальностью. Но, как оказалось, расслабился слишком рано. Прямо у двери меня поджидала тетушка Агнес, за спиной которой смущенно мялся Дима. И не лень ей было торчать здесь так поздно? Как только за нами с Акирой закрыла дверь, встревоженная мать бросилась в атаку:
– Степан, ты же обещал мне, что не потащишь Димитроса ловить бесноватых. Обещал! – В голосе женщины смешались отчаяние, страх и обида.
К счастью, Господь даровал мне немного разума и терпения, так что я не стал спорить и доказывать свою правоту, напирая на то, что она явно не совсем правильно поняла рассказ сыночка. Просто печально вздохнул и сказал:
– Простите, Агнесса Георгиевна, что не оправдал ваше доверие. – После этого развернулся и вышел на улицу.
Акира тут же последовал за мной. Я и сам бы на его месте не остался в доме с таким напряженным эмоциональным фоном, благо нам обоим было где переночевать.
Вот и не пришлось беспокоить Виктора Дорофеевича – сами доставим мобиль на базу. Пока ехали, я снова принялся успокаивать раздрай в своей душе. На тетушку обиды не держал и понимал ее негодование. Она просто сильно испугалась. Завтра отойдет. А Диму нужно немного попинать на тренировке за длинный язык. Можно было бы остаться дома, но слишком уж резкие слова просились наружу, а тетушка такого не заслужила. Нам обоим нужно успокоиться. Тут же пришла мысль, что для успокоения и сброса напряжения есть место получше нашей мужской берлоги. Полночь еще далеко, и Вера вполне может бодрствовать.
– Акира, отвези меня в Цветочный.
Нихонец ничего не сказал, лишь одобрительно кивнул и
