Кочевники неба - Вадим Павлович Калашов
Он был уверен, что паренёк специально выбрал соседнюю борозду, чтобы поиздеваться, специально идёт вровень с ним, чтобы не упустить момент, когда его мышцы опять онемеют. Избить бы гада, да Келчи жалко – пока знахарка не разобралась с его ногой, им лучше бы не ссориться с деревенскими.
Варэк занимался самообманом. Истинной причиной, почему круштан не бросился на Джосси с кулаками, была уверенность, что он позорно проиграет эту схватку. Искать повод для драки надо было, когда Джосси впервые произнёс своё «Ты не устал?». А сейчас Варэк бы не сдюжил даже против Келчи – столько сил у него забрала пахота. Наконец-то парень понял, почему в нижнем мире это слово – синоним любого изнуряющего труда.
– Ты точно не устал?
Джосси оставил свой плуг и сделал неизвестно зачем (ну, не помочь же!) шаг к Варэку.
Варэк помотал головой, положил руки на плуг и вдруг понял, что сейчас умрёт. Скончается на этой ниве, как загнанная лошадь, не успев даже оставить прощальный Крум. Спасение пришло в звуке рожка, зовущего селян на обед.
Каша, хлеб и молоко – чудодейственный напиток, который, как слышал Варэк, в нижнем мире добывали прямо из живых коров – восстановили часть сил. Но ясно было, что если он не желает так же опозориться, как Келли и Лилле, надо что-то менять.
– Этот мерзкий Джосси не может быть сильнее меня, – шептал Варэк самому себе. – Видимо, я просто прикладываю слишком много усилий. Это как в гимнастике – пока не знаешь, как правильно, напрягаешь впустую все мышцы, а когда знаешь, то лишь те, которые нужны.
Переждав самый солнцепёк, крестьяне продолжили работу, и Варэк стал больше присматриваться к Джосси – почему в его руках плуг не пляшет из стороны в сторону. Когда понял, сразу стало легче. И даже лицо сверстника-пахаря уже не казалось таким мерзким, а его имя больше не имело ядовитый привкус.
– Ты не устал?
Варэк вздрогнул, услышав осточертевший вопрос на круштанском. Посмотрев вправо, он увидел его автора.
Лилле! Перед обедом свалился прямо на пашне, а сейчас, смотрите-ка, уже догнал Джосси и Варэка. Это с его-то тощими руками и худосочными ножками!
В глазах Варэка застыл вопрос «Как?».
– Потом, Непоседа, потом! У вечернего костра, и только если обещаешь никому не рассказывать.
Последняя фраза заинтриговала – в каких же это запретных напитках или зельях Лилле черпает силы, что стесняется в этом признаться?
Всё оказалось намного серьёзнее. Во всяком случае, для одного из мальчиков Миртару, Варэк-то не видел в случившемся никакой трагедии. Он даже попросил Лилле повторить рассказ, чтобы убедиться, что друг действительно расстроился из-за такого пустяка.
– Да что тут непонятного? Пока я ненавидел свой труд, он у меня не получался. Но стоило представить, что нижний мир – это один гигантский крушт….
Лилле с доброй улыбкой оглянулся на свежую пашню и втянул ноздрями её запах.
– Я с благодарностью подумал о том, как он заботится о нас, даже разучившись летать. Вспомнил вкус хлеба – лучшей в мире еды, и осознал, что он начинается здесь, в слое почвы, покрывшей панцирь гигантского крушта. И сразу мой тяжкий труд превратился в приятное послушание. Я буквально чувствовал, как вспаханной земле легче дышится. Моё тело само нашло идеальный способ управляться с плугом, а голова закружилась, но не от усталости, а от роя, целого роя новых мыслей. То, что вначале мне показалось удачной выдумкой, стало обретать характер этой… как его… снова забыл! Ну, профессор Марти ещё часто употреблял это слово.
– Гипотезы?
– Да, характер гипотезы! Задумайся, никто же не знает, как далеко уходит тело Матери Круштов под землю. А если то, что мы видим в Сонной Долине, – не она сама, а лишь её видимая часть? Что, если весь мир – это Матерь Круштов, и все люди в мире, а не только гордые своей исключительностью круштаны, – её дети!
– И чего здесь страшного? – почесав в затылке, спросил Варэк. – Красивые мысли, интересные.
Во взгляде Лилле появилась укоризна.
– Ты, конечно, никогда не считал себя праведным круштаном, но подобное кощунство, я думал, шокирует и тебя. Ты точно не понимаешь, почему я не хотел бы, чтобы о нашем разговоре кто-то знал? Или это такая шутка?
– У меня похожий вопрос. Ты и правда не находишь себе места или надумал меня разыграть?
– Я сравнивал нижний мир с круштом! Это самые грешные фантазии, какие только можно себе представить.
– Лилле, Лилле!.. Дай-ка я тебе расскажу о том, что такое в моём понимании «грешные фантазии».
И, раздосадованный опять не к месту вылезшей «круштанской праведностью» друга, Варэк вывалил ему всё, что знал о плотских удовольствиях, включая самые странные и необычные.
– И не надо краснеть. Мы с тобой уже большие мальчики.
Придя в себя после вала щекотливой информации, Лилле поинтересовался, успел ли друг что-то попробовать из того, что в таких ярких красках описал.
«Как же, попробуешь, когда ты рядом!». Варэк с досадой вспомнил все случаи, когда молчаливый красавчик отбивал у него всякую надежду побыть наедине с милой девушкой одним своим появлением.
Лилле истолковал его гримасу иначе.
– Тебе ничего не понравилось? Странно. И всё равно я тебе завидую. Я-то, сам знаешь, даже заговорить с понравившейся девчонкой не могу. Лишь одно утешало меня. Знание, что это дорога праведного круштана – ни с кем не встречаться до Миртару.
– Да успокойся ты, праведный круштан! – взорвался Варэк. – Я только обнимался и целовался, и то всего раз пять или шесть!
– Везёт, а я только один! – раздался звонкий девчачий голос.
Лилле опустил пылающее лицо, когда догадался по лукавой улыбке Келли, что она уже давно вернулась от знахарки и незаметно подсела к ним, и теперь, получается, в курсе не только его нового духовного преступления, но и абсолютной плотской невинности.
– Не переживай, святоша. Только в мальчишеских анекдотах девчонки не умеют держать язык за зубами. Сколько натворил и наболтал мой брат! Его бы давно отдали на съедение скальным жукам, если бы я не умела хранить тайны.
Лилле больше не произнёс ни слова в этот вечер, но зато было ещё чего сказать его лучшему другу.
– Ну, и кто он был – тот, кто подарил тебе твой первый поцелуй?
Он понимал всю бестактность подобного вопроса, но почему-то чувствовал себя вправе его задать. И, видимо, то же самое чувствовала и Келли.
– Это был мальчик чуть старше меня.
– Красивый?
– Как сказать. Скорее, привлекательный.
– Как это
