Среди нас - Макс Вальтер

— Как-нибудь переживу. Спасибо вам ещё раз.

— Угу, — буркнул Степан Алексеевич и покинул палату.

Через некоторое время принесли так называемый ужин: жидкая до невозможности манная каша. Удивительно, но даже при такой консистенции её всё равно умудрились сварить с комочками. Однако отвратительное на вид блюдо влетело в меня с удивительной скоростью. Правда, это, скорее всего, благодаря усилиям медсестры, которая кормила меня с ложечки. Я ведь не то что сопротивляться, самостоятельно есть не мог.

Затем вновь образовалась пауза, но недолгая. Вскоре явился следователь, впрочем, как и обещал доктор.

Ярко выраженная татарская внешность, слегка даже монголоидная. Худощавый, с серыми глазами и невероятно цепким, холодным взглядом. Такой действительно не отстанет, пока не упечёт за решётку. И есть за что: как ни крути, а я убил человека. Да, это можно списать на самооборону. Но боюсь даже представить, какими были мысли у судмедэксперта, когда он писал заключение. Растоптать голову — это слабо походит на человека, который в страхе боролся за свою жизнь. Нет, не видать мне свободы, как своих ушей. А если ещё и прошлое поднимут, вообще швах.

Из вооружённых сил меня уволили не просто так. Вообще, оттуда, где я работал, просто так не увольняются. Заявлением по собственному желанию старшие офицеры без зазрения совести могут подтереться. А тебя, чтоб всякую дурь из головы вытряхнуть, — отправить в точку погорячее. Но меня рассчитали одним днём, и то лишь благодаря полковнику Прядееву. Хороший мужик, а главное — с пониманием. Хотя в качестве причины было указано «расторжение контракта по согласию сторон», реальная причина была в другом. И выяснить её (при желании, естественно) не составит особого труда.

Тот день, когда я с парнями попал в жёсткий замес… В общем, я сломал челюсть одному генералу. И благо меня вовремя спеленали, иначе дело бы приняло совершенно иной оборот. Я натурально собирался завалить этого мудака. Так что достаточно следователю задать несколько правильных вопросов, сложить два и два — и вуаля! — дело закрыто. А уж в суде прокуратура постарается сделать всё возможное, чтобы я сел надолго.

— Добрый вечер, — сухо поздоровался следак и мазнул корочками у меня перед носом. — Моя фамилия Маркин, я занимаюсь расследованием вашего случая. Как себя чувствуете?

— Спасибо, крайне хуёво, — честно признался я.

— Странно, а вот Степан Алексеевич утверждает, что вы пошли на поправку. И даже удивляется тому, насколько быстро это происходит.

— Ну, если Степан Алексеевич считает, что срать под себя — это замечательное состояние… Да кто я такой, чтобы с ним спорить.

— Зря язвите, Сергей Николаевич, мне ведь небезразлично ваше самочувствие.

— Естественно, ведь прикованного к постели инвалида посадить не получится.

— Хорошо, — флегматично пожал плечами Маркин. — Разговора, похоже, тоже не получается, значит, сразу к делу. Вы знакомы с гражданкой Кулешовой?

— Не могу знать.

— То есть не знакомы?

— Ты свои ментовские подъёбки можешь мне не демонстрировать, я не хуже тебя знаю, как нужно задавать вопросы. Объясни, кто такая эта Кулешова, и я отвечу.

— Некая Алиса Владимировна, сотрудница Детской спортивной школы.

— Знаком.

— Как давно?

— Тебе интересно, когда я впервые её увидел, или когда мы действительно познакомились?

— Сергей Николаевич, у меня возникает ощущение, что вы увиливаете от ответов.

— Странно, а мне кажется, что я хочу дать максимально точные показания, без вот этой твоей мути.

— Расскажите, что произошло в тот вечер, когда вас ранили.

— Я вызвался проводить Алису до дома, так как по моей вине она опоздала на автобус.

— А вы всех провожаете, кто на автобус опаздывает?

— По мере возможности, — с ухмылкой ответил я. — Не знаю, как тебя, а меня так воспитали: что девушке не следует бродить по темноте в одиночестве.

— Вы у нас прямо-таки джентльмен.

— Это в Англии.

— Мы слегка отошли от темы.

— Уже возле её дома появились трое в состоянии алкогольного опьянения. Начали угрожать и хамить, пришлось вмешаться.

— И что же, простите, вы подразумеваете под словом «вмешаться»?

— Вырубил всех троих.

— Вот как, один… всех троих?

— Ты ведь прекрасно знаешь, кем я служил, не так ли?

— Да, мне это известно. Только, Сергей Николаевич, кое-что у меня здесь не сходится.

— Так это у тебя не сходится.

— А в какой момент в вас выстрелил гражданин Кулешов?

— Кто? — Я мгновенно утратил хладнокровие, и это не ушло незамеченным от цепкого взгляда следака.

— Гражданин Кулешов, — терпеливо ответил он и даже не подумал объясниться.

Нет, я помню свои выводы о том, что этот мудак знаком с Алисой. Теперь всё окончательно встало на свои места. Даже причина её побега из столицы стала логичной и понятной.

— Практически сразу после того, как я его вырубил.

— И что произошло следом?

— Ты хочешь узнать, я ли проломил ему башку? Да, я! Но если бы я этого не сделал, у тебя сейчас было бы два трупа.

— У меня их три, — не сводя с меня глаз, вдруг выдал Маркин. — Ничего не знаю по поводу проломленной башки, хотя, возможно, экспертиза подтвердит ваши показания.

— Что там произошло? — Я даже не пытался скрыть удивление.

— А вот это я хочу услышать от вас, Сергей Николаевич.

— Я получил пулю в спину, обернулся, увидел в руках одного из них пистолет и ударил его ногой в голову. После этого — отключился.

— Степан Алексеевич утверждает, что пуля перебила вам позвоночник и порвала там все нервные ткани. Он вообще удивлён, что вы дышите. А вы говорите, что смогли в таком состоянии атаковать стрелявшего?

— Я понятия не имею, что со мной не так. Возможно, нервы как раз и порвались в момент удара. Но я точно помню, как и в какой последовательности всё это произошло.

— То есть дальнейших событий вы не помните?

— Я отключился и провёл в коме две недели. Боюсь, «не помню» — это не совсем верное слово.

— А какое подходящее?

— Не видел ввиду потери сознания.

— Хорошо, Сергей Николаевич, как скажете, — вежливо согласился следак. Он что-то зачеркнул у себя в бумагах и продолжил доставать меня различными уточнениями. Например: «А в котором часу вы с Алисой вышли из школы?», «Каким маршрутом шли?», «С какой стороны вывернули пострадавшие?» И всякой другой ерундой. Я честно на всё отвечал, а Маркин записывал каждое слово. Иногда снова зачёркивал слова, которые мне не нравились. Даже поставил подписи у каждого исправления, ну и в самом конце протокола. Мало того, весь разговор дополнительно фиксировался на диктофон, который следователь положил на прикроватную тумбочку в самом начале.

— Спасибо, что уделили мне время, — получив всё необходимые данные, засобирался Маркин. — И скорейшего вам