Ярослав Петрашко - Черный бульвар

— Делай, что хочешь. Я больше не желаю участвовать во всем этом… Кормить меня ты должен, потому что это тебе и только тебе я обязан своим чудовищным положением А своим свободным временем я буду распоряжаться так, как хочу. Мне нужно побыть с Наташей — она нуждается в уходе.

— Никто не стесняет твою свободу. Но пойми — именно сейчас нам нужно быть вместе. Вот покончим с этим волкодавом и тогда — пожалуйста, приходи когда хочешь, уходи когда вздумается, еда всегда будет в холодильнике. Прошу тебя, не исчезай именно сейчас из моего поля зрения — это очень опасно!

— Нет. С меня хватит веселых похождений. У меня есть девушка, которой очень плохо, и моя обязанность — быть сейчас с нею.

— Ну что там с ней такого особенного происходит? Естественный шок, пройдет без последствий, она молода, да и не беременна, если не ошибаюсь…

— У нее серьезное нервное расстройство, Ян. Психиатр говорит, что надежда, конечно, есть, но возможен и необратимый ход заболевания.

Ян вышел из мастерской, где беседовал со своим старым знакомым мастером-ювелиром. Дело с самородным серебром, похоже, налаживалось. Мастер брался достать материал и выплавить «подвески в виде пуль», как назвал Ян заказанное изделие. Работа хорошо оплачивалась в валюте, главных условий было два: крайняя срочность, а также точное во всех отношениях следование заказу, а именно — идеальная форма и размер, и, самое важное, — в качестве исходного материала должно было быть использовано именно самородное серебро и только оно. Репутация мастера не давала поводов для сомнений, но, на всякий случай, Ян решил продублировать заказ еще у одного общего знакомого — того самого протезиста, которому когда-то он показывал оттиск своих клыков. Правда, для этого необходимо было достать серебряные самородки самостоятельно. Ян решил наведаться на подпольную биржу драгметаллов, хотя понимал, что это опасно: если Снег решит проследить за ним, ему, возможно, станет ясен смысл этих странных заказов, и тогда у него тоже может появиться смертельное оружие против Яна и Саши. Однако, приходилось идти на риск. Тем более, что Саша в работе участвовать отказался наотрез, и теперь Яну приходилось рассчитывать только на себя самого.

Нужно было поторапливаться, и Ян решил взять машину. Сознательно пропустив несколько таксомоторов и частных «иномарок», он взмахнул рукой перед «Запорожцем» цвета выгоревших рейтуз, который не оказался до сих пор на свалке, видимо, только из-за отсутствия у хозяина денег на оплату автопогребальных услуг. За рулем сидел дед неопределенного возраста, скорее всего, ровесник Союза Нерушимого. Словом, машина никаких подозрений не вызывала. Ян уселся на взвизгнувшее сиденье, обшитое потрескавшимся кожзаменителем, и сказал, куда ехать. «Запорожец» взревел, как боевая машина пехоты, потерявшая глушители в последнем бою за демократию, и помчался со скоростью асфальтового катка. Возле одного из киосков дед затормозил и, перекрикивая шум двигателя, сказал, что выскочит купить сигарет, Ян махнул ему и попросил обернуться побыстрее. Лишь спустя несколько секунд, внезапно сообразив, что киоск цветочный и по неписаному городскому закону, сигарет здесь никогда не продают, он понял, что попал в западню. Проснувшееся сверхъестественное чувство самосохранения подсказало один-единственный путь к спасению, едва полуослепшая от яркого дневного света летучая мышь успела выпорхнуть в окно и забиться в густые ветви дерева, растущего метрах в двухстах от киоска, как в автомобиле что-то рвануло и он вспыхнул чудовищным факелом.

По ночам Наташе снились крысы. Огромное количество крыс. Белые, с омерзительными грязно-розовыми хвостами, они бесшумно выскальзывали из темноты, усаживались вокруг ее постели и, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, глядели на нее своими жуткими крохотными алыми бусинками. Крыс были сотни, тысячи… Они терялись во мраке, но и оттуда продолжали следить за нею сверкающие глазки — хищные, безжалостные, неотступные… Так было каждую ночь. Наташа просыпалась, будя своими бессвязными и безостановочными воплями родителей: «Крысы! Крысы! Крысы!..» Она никого не узнавала, бесцельно шарила по постели руками и приводила в отчаяние всех домашних своим безумным видом.

Только большая доза валиума, введенного внутривенно, успокаивала ее. Родители уговорили врачей не помещать ее в стационар, мотивируя это тем, что ее мать — медсестра и сможет обеспечить ей необходимый уход и выполнение всех медицинских назначений в домашних условиях.

К Саше относились холодно и настороженно. Никто вслух не упрекнул его, но он понимал, что его считают, хотя и косвенным, виновником происшедшего. Пустив в ход все свое обаяние, со всей возможной деликатностью, он все-таки добился разрешения побыть с Наташей. Сегодня ее родители, подкупленные тем, как хорошо его присутствие сказывалось на самочувствии дочери, разрешили немного посидеть с Наташей на балкончике, выходящем во внутренний дворик. Прямо перед балконом стоял клен, уже весь в золотисто-красной осенней листве. Наташа, укутанная пледом, сидела, положив голову на плечо своего друга, и тихо говорила: «Ты знаешь, этот клен всегда желтеет раньше всех. Я еще девочкой любила собирать с него листья и сушить в альбомах. А однажды (мне было еще лет пятнадцать) отчего-то взяла да и написала на одном листе: «Я хочу умереть золотой осенью!» Мать увидела и заплакала, а отец вначале посмеялся, а потом отругал меня.

— И правильно сделал. Смерть — не повод для глупостей, пусть даже сентиментальных. Мы с тобой спаслись — значит, кому-то нужно, чтобы мы с тобой жили. И мы будем жить. Вместе. Я тебя не оставлю.

— Никогда?

— Никогда!

Рыжая длинноволосая девица в мотоциклетных очках вкатила во двор о улицы спортивный мотоцикл с высоко задранными крыльями и красными аэродинамическими дисками на колесах. Уселась на сиденье и, наклонившись, принялась копаться в двигателе. Саша успел еще подумать, что она выбрала не самую удобную для этого занятия позу, как двигатель взревел, девица внезапно выпрямилась и вытянула в их сторону сведенные вместе руки. Саша так и не успел увидев что она держала: Наташа вскрикнула и обняла его, закрыв своим телом. В следующее мгновение, как показалось Саше, мотоцикл как-то особенно громко хлопнул несколько раз подряд мотором, и Наташу что-то ударило в спину с такой силой, что они оба вместе со стульями полетели на пол и Саша грянулся затылком о балконную дверь. Все перед глазами вспыхнуло и наступила темнота…

…Очнувшись, Саша долго пытался понять, где он находится. Боль в затылке, появившаяся в первые минуты после возвращения сознания, быстро утихла, уступив место легкому онемению. Наконец он понял, что лежит на заднем сиденье легкового автомобиля. Приподнявшись, он увидел в зеркале лицо Яна, сидевшего за рулем. Машина стояла в каком-то придорожном лесочке. Саша закряхтел, потирая затылок и спросил первое, что пришло в голову.

— Ян, откуда у тебя эта тачка? И что вообще случилось?…

Еще не окончив вопроса, Саша внезапно все вспомнил и подскочил так резво, что ударился головой о мягкую обивку потолка. Ян, не оборачиваясь проговорил: «Машина? Да так, купил с перепугу… Ты как, в порядке?»

— Что случилось, что с Наташей?!

Ян помедлил и ответил каким-то совсем незнакомым голосом: «Будь мужчиной, Александр. Она убита. Стрелял человек, по всей видимости нанятый Снегом. Четыре пули, предназначавшиеся тебе, достались ей. А тремя часами раньше взорвалась машина, в который сидел я. Снег вышел на охоту, то есть, избран самый безнадежный путь. Теперь мы — в состоянии войны. Ты слышишь меня?»

Сама уткнулся в мягкий велюр и, не в силах больше сдерживаться, зарыдал. Ян молча повернул ключ зажигания.

Старший инспектор Снег показал свое удостоверение полисмену из оцепления, зная, что тот вряд ли запомнит его фамилию в этой темноте, разрываемой всполохами полицейских «мигалок». Полисмен кивнул и пропустил его на дорожку, ведущую к большой каменной будке газораспределителя в глубине одной из аллей Черного Бульвара. Под прикрытием окружающих ее кустов залегли полицейские из штурмовой группы. Их офицер, спрятавшись за толстым деревом, повторял в мегафон: «Вы окружены, сопротивление бесполезно, сдавайтесь!»

Снег тронул его за плечо: «Разрешите, капитан, я попробую?» Офицер смерил его недоверчивым взглядом: «Снег, вы? Какого лешего?» Старший инспектор настойчиво повторил: «Разрешите, я попробую с ним поговорить!»

— Вы хотите сказать — «с ней»?

— Это мужчина. Я знаю его. Я давно у него «на хвосте», так получилось, мы с ним знакомы. У меня есть кое-какая оперативная информация, попробую ее использовать в качестве аргумента. Может быть, мне удастся его уговорить сдаться.