Кирилл Алейников - История оборотня

Совершенно не отдавая себе отчёт о происходящем, юноша, чьё сознание затмилось желанием, развернул девушку поудобнее, раздвинул ей ноги и, собственно, овладел ею. Получалось немного грубо, но Ребекка, громко застонав, закатила глаза и откинула голову назад, что обозначило высшую степень наслаждения. Джонни ускорялся, а она стонала всё громче и громче, красивая грудь колыхалась в такт движениям, гипнотизируя юношу.

Совершенно случайно Джонни бросил взгляд на склон котлована, и тут же его сознание, пронзенное мыслью, всплыло с глубин сексуальной эйфории: никакого таймера автомобильная магнитола не имеет.

Значит, её кто-то включил.

Значит, Ребекка должна знать, кто включил музыку.

Потом Джонни заметил трёх чудовищно огромных собак цвета антрацита, быстро спускавшихся вниз. Он перевел взгляд на Ребекку и ужаснулся: кожа девушки стремительно серела.

Затем он взглянул ей в лицо и увидел пылающие угли в глазах. И туман. Зеленый фосфоресцирующий туман.

После чего произошла нежданная эякуляция.

Ребекка ловко выскочила из-под юноши, залилась задорным смехом.

— Ну что, дорогой, работает твоя теория?

Окончание фразы девушка произнесла уже не своим голосом, а грубым утробным рычанием...

...И, превратившись в чёрную пантеру, немедленно накинулась на юношу. Через долю секунды к ей присоединились другие чудища, с наслаждением принявшиеся рвать горячую плоть.

Джонни помер, испытывая букет противоположных чувств: облегчение, ужас, половое удовлетворение, боль...

ГЛАВА VI

Гномы, гномы-каннибалы

Зарабатывают баллы...

Николай укрылся за песчаной насыпью, с которой отлично просматривалась тропинка, пересекающая Оптинский пустырь поперёк. Последний луч солнца угас, светило неудержимо погрузилось в пучину многоэтажек, таинственным хребтом высившихся на фоне лилово-красного неба. На западе, над Иртыгинской рощей уже загорелись первые звезды, бледно-голубая Венера немигающим оком смотрела с северо-востока, а кроваво-красный Марс на юге пылал в предвкушении ночи, сжимая в кулачищах свой тяжёлый меч.

Николай тоже сжимал меч. Когда-то юноша купил его в сувенирной лавке, заплатив полторы штуки «деревянных». В аннотации к сувениру говорилось, что это ритуальный скандинавский меч, которым пользовались приверженцы бога Одина, совершая свои кровавые ритуалы. Николай нисколько не сомневался, что ритуалы древних скандинавов были именно кровавыми, но жертвы приносились не какому-то там полудикому Одину. Поэтому сейчас восьмидесятисантиметровый клинок был превосходно заточен.

Обоюдоострая реплика древнего оружия тщательно подготовлена для ритуала. Кровавого ритуала жертвоприношения, свершится который совсем скоро...

Как только по тропинке пройдёт монах.

Юноша приметил Оптинский пустырь уже давно. Он вычислил, что каждый вечер по тропинке из города в сторону Святоголицкого монастыря проходит хотя бы один монах. По каким делам послушники монастыря ходили в город, не имело значения. Главное — они обязательно появятся здесь: один, двое, или, если повезёт, даже трое.

И тогда Николай совершит жертвоприношение своему Господину...

Терпение юноши вознаградилось, и вскоре на тропинке показались монахи. Трое. Повезло. Вмиг вспотевшая ладонь крепче сжала обрезиненную рукоять меча, на голомени которого чёрным маркером были аккуратно выведены три жирные шестёрки и рядом с ними слово «Satana». В другую ладонь из внутреннего кармана джинсовки перекочевал превосходно наточенный кинжал, украшенный той же символикой.

Монахи в своих смешных длинных рясах поравнялись с тем местом, где Николай устроил засаду. Далее тропинка делала поворот, очень удачно изгибаясь, так что можно было подойти к ненавистным лицемерам сзади и ударить в спину, как учил Затемнённый.

Николай бесшумно спустился по насыпи и нервным, порывистым шагом поспешил за монахами. Оружие он на всякий случай спрятал за спиной. В Иртыгинской роще тревожно вскрикнула ворона, и один из монахов повернул голову на её хриплый крик. Очевидно, периферийным зрением он заметил приближающегося юношу.

Но это уже не имело значения.

Николай выбросил сжимающую меч руку вперёд, и клинок с сатанинскими надписями насквозь пронзил живот монаха. Молодой, в общем-то, мужчина с аккуратно постриженной бородкой тихо ойкнул и осел на колени. Его попутчики воскликнули гораздо громче, в глазах лживых лицемеров вспыхнул ужас. Вероятнее всего, монахи закричали что-то вроде «Господи!», но Николай не слышал их. Он был настолько сильно упоен процессом, что ничего не слышал и не отдавал отчёта в том, что происходит.

Но точно знал: происходят правильные вещи.

Кинжал метнулся ястребом и по рукоятку вошёл в бок другого монаха, который заверещал точно деревенская баба при встрече с лешим. Подобно заправскому самураю, Николай, выдернув меч из первого поверженного врага, быстро прокрутился на триста шестьдесят градусов и буквально разрубил надвое третьего, ещё целехонького монаха.

Он не слышал их стона, не слышал мольбы о пощаде и призывов к Господу. Он просто отрубил им всем головы, достал из заднего кармана джинсов дешёвый цифровой фотоаппарат и несколько раз запечатлел картинку ужасного человеческого смертоубийства.

С губ сорвалась дрожащая фраза:

— Во имя Князя Тьмы!..

Бросив оружие рядом с обезглавленными телами, юноша бегом вернулся в укрытие за песчаным валом, где в кустах покоилась припрятанная бутылка воды и запасная одежда.

Необходимо очищать себя от крови неверных...

Наконец-то прозвенел звонок. Ученики, вмиг наплевав на объяснение очередной теоремы, быстро побросали тетрадки, учебники и ручки в пакеты и сумки. «Перемен требуют наши сердца, перемен требуют наши глаза...» и далее по тексту одной известной песенки одной известной группы.

— Можете быть свободны, — произнесла уставшим голосом классная ритуальную фразу.

Звонок — вот сигнал к свободе. Сигнал свободы! А всяческие архаистические ужимки учителей вроде «Можете быть свободны» давно уже неактуальны.

Будто мы не можем идти, пока ты не разрешишь, презрительно подумал Степан, вальяжно развалившийся на последней парте. К левой мочке был прикреплен наушник, из которого лился бодрящий дэс-рок[5] питерских пацанов, объединившихся в группу с говорящим названием «Дикей Корпс»[6].

— Ливанов, останься, — попросила классуха, будто прочитав, какие мысли копошатся под черепными костями Степана.

Ну конечно, Зоя Егоровна, я останусь, фыркнул про себя он. Я и не спешу уходить, дорогая моя старушка. Пока не спешу.

Он подошёл вплотную к учительскому столу и для приличия сделал плэйер немного потише.

— Ливанов, я ничего не понимаю! — грозно воскликнула учительница, глядя на подопечного из-под массивных очков с толстыми линзами телескопов. — У других детей переходный возраст пару лет как кончился, а у тебя он что, только начинается? Я прекрасно знаю, что все одиннадцатиклассники считают себя непомерно взрослыми и под конец учебного года не хотят учиться. Но ты, Ливанов, просто ненормальное исключение в исключении! Это ж надо: за месяц пропустить сорок три часа, постоянно хамить учителям, совершенно не готовиться к занятиям, дерзить, грубить, опаздывать! Ладно, ты никого вокруг не уважаешь, но о себе-то подумай хоть разочек! Чем ты собираешься заниматься после школы, а? Ну, в армию пойдешь, а после армии? Воровать? И ведь сколько не тверди, до тебя всё равно не доходит, что-надо-учиться-завтра-опять-родителей-в-школу-педсовет-решать-выпускной-другую-...

Степану было глубоко наплевать, что там каркает эта старушенция, которой пора было уходить на пенсию ещё до того, как он пошёл в первый класс. Возбуждение и предвкушение разлилось по всему телу, сладкая дрожь поселилась в напрягшихся мышцах. Всё как и предсказывал Затемнённый.

Классная всё тараторила, а Степан вытащил из заднего кармана тонкий стилет и не целясь воткнул его прямо в глаз учительнице... Трёхгранное шило раскололо правую линзу и свободно вошло в глазницу, а дальше — в мозг. С самого начала хотелось попасть именно в глаз, потому что, судя по фильмам, крови в этом случае будет немного. Главное, она не попадёт на одежду, в которой ещё ехать через весь город. Да и вид крови с детства пугал Степана...

— Во имя Князя Тьмы!

Голова Зои Егоровны с глухим стуком упала на стол. Сразу же из раны засочилась густая как вишневое варенье кровь. Пока учительница конвульсивно вздрагивала и хрипела, Степан сфотографировал её на дешёвый цифровик, а затем спокойно вышел из класса, хлопнув дверью...

Иван прокладывал дорогу сквозь кустарник уверенно, точно уже не раз ходил этим путём. Руку оттягивала сумка с бутылкой водки, апельсиновым соком «на запивон» и парой консервов. В другой руке дымилась только что раскуренная сигарета. Сзади то и дело утробно ржал Юрыч, потешающийся над собственными шутками, и ему вторил тонкий блядский смех Таньки — подруги Ивана.