Елена Первушина - Охота на джокера

— Здесь теперь все ясно. Один хотел отправить вам радиограмму, другой — любой ценой это предотвратить. Ну, как, молодец я?

— Отвратительно, — сказала Рида. — Я прохлаждалась на вашей мерзкой планете, пока они здесь ломали друг другу шеи. Хорош мастер, нечего сказать. Небось, когда мне было нужно что-то от Кона, он всегда был на месте.

— Бросьте немедленно, — приказал Майкл. — Потерзаться еще успеете. Сейчас нужно развязывать узел дальше, если уж он начал поддаваться. Что у нас еще осталось? Ах да, посвящение! Рассказывайте.

— Вы бы потише… — пробормотала Рида, ошеломленная таким натиском. Думаете, это просто? Я еще никому никогда не рассказывала. Не слишком-то приятные воспоминания.

Майкл молчал, с интересом глядя на нее.

«И кто только тебя пригласил на мою голову?! — подумала она сердито. Уж я напишу хвалебное письмо Баязиду, то-то ты попрыгаешь!».

— Ну ладно, — она смирилась с неизбежным, — придется рассказывать. Мне тогда было четырнадцать лет…

…Она замолчала и перевела дух. Мокрая вся, небось, смотреть противно.

До сих пор ее не отпускало. Нет, не страх — обида на Клода.

«Как же ты мог?!

Нет, прав, конечно, был: не доверяйся!

Не верь ни Богу, ни Судьбе.

Не считай ничто неколебимым, вечным, само собой разумеющимся.

И все же ты… Как же ты?!»

С тех пор она боялась как огня лишь одного:

вот так же, с самыми благими целями, предать кого-то из

друзей.

Подвести, обмануть, ударить в спину.

И все же вот, не убереглась.

— Ты — счастливый человек, Рида, — сказал Майкл задумчиво. — Но, к сожалению, глупый. Почему ты молчала раньше? Это же меняет все дело.

— Что, прямо так и меняет?

— Да уж не криво! Понимаешь, существует много способов убийства. Такая экзотика, как камни в реке или сфиксида на ложе, вовсе не обязательна. Тем более, нашему Мистеру Х следовало бы скрывать, что он джокер, а он так засвечивается.

И, обрати внимание, оба его покушения по структуре очень напоминают твое посвящение. Он тебя подначивает, золотая моя мастерица, ждет, что ты, как и подобает джокеру, будешь бороться с ним за Темной Завесой. А ты этого делать категорически не хочешь. Почему, я еще разберусь.

А пока скажи вот что: посвящение для всех джокеров одинаково?

— Нет, конечно. Каждый мастер сам что-нибудь придумывает для своего ученика.

— А Юзеф знал, как проходило твое посвящение?

— Нет. Я не хотела… Не смогла быть такой жестокой, как Клод. Юзеф просто должен был сутки просидеть в пустой темной комнате. Тоже нелегко, но без подвохов. Ну, и рассказывать ему ничего о своем посвящении я не стала. Зачем пугать?

«Может быть, как раз пугнуть и стоило? — подумал Майкл. — Если бы не выдержал, понял бы, что не по своей дороге идет, и отступил. А если б выдержал — сильнее бы в себя верил и не стал связываться с кем попало».

— Значит, Юзеф ничего знать не мог. Тогда кто же мог?

— Не знаю. Только Клод. Но Клод, убивающий Юзефа? Невероятно. Кроме того, Клод давно отошел от дел, а джокеры назад не возвращаются. Это слишком опасно.

Джокер уходит, когда чувствует, что из человека он превращается в машину со сверхреакцией и сверхконтролем над собой. И если ему дорога его душа, он не вернется.

Так что, не Клод. Кто еще? Те ребята с винтовками теоретически могли кому-то, что-то рассказать, но пойди их найди теперь!

Рида вздохнула и вдруг увидела свои потные ладони в чернильных пятнах — результат безуспешных утренних дедукций. И долгожданный повод прервать тяжелый разговор.

— Ох, измазалась-то я как! Надо хоть руки вымыть. Подожди минутку, ладно?

Майкл проводил ее насмешливым взглядом.

Хлопнула дверь ванной. Потекла вода. Потом Рида воскликнула: «О черт!» и появилась в дверях.

— Я, наконец, сообразила откуда взялся новый жезл. Я спрашивала Ламме, о чем спорили тогда Конрад и Юзеф, и он ответил только: «Он ему что-то сломал.» Я догадалась, наконец, что именно. Юзеф пригрозил Конраду, что выгонит его. Сказал, наверно что-то вроде: «Ты больше не мой советник» А Конрад ответил: «Тогда и ты не мастер» и переломил жезл. Вот Юзефу и пришлось заказать себе новый.

— И такой, который невозможно сломать. Логично, — кивнул Майкл, отправляя карточки «Новый жезл» и «Посвящение» в мусорную корзину.

Рида снова исчезла в ванной.

Майкл с удовольствием посмотрел на мозаику. Она теперь выглядела так:

Пустой дом.

Отлучка К. ночью.

Ошейник.

Если подумать, то последние две карточки тоже можно объединить в одну.

Порванная одежда.

Можно выкинуть. С этим вроде тоже все ясно.

Пороги на Гелии.

Сфиксида.

Объединим. Назовем простенько: «Провокация».

Темная Завеса. Причина?

Выкинем. Напишем так:

Тоннель.

Итого, осталось четыре карточки. И за каждой — солидное объяснение. Неплохо.

Тут его посетила еще одна идея. Детский ход, конечно, но чем черт не шутит? Она уже достаточно на взводе, может и сдетонировать.

— Рида! — крикнул он. — Кто хочет твоей смерти?!

— Кэвин, — донеслось сквозь шум воды.

И тишина.

— Что ты сказал?

— Это ты сказала. Вылезай, обсудим. Кто он, этот Кэвин?

Рида послушно вышла.

— Кэвин Аро, сын Клода. Возможно, мой единокровный брат. Он тоже должен был стать джокером. Клод начал его учить, но потом почему-то прекратил.

Когда я сбежала из Туле в Аржент, Кэвин поехал вслед за мной. Долго работал у меня, был очень неплохим юристом. Но потом он потребовал, чтобы я его учила. Я отказалась. Он стал настаивать. Тогда я прогнала его из дома Ламме.

У него есть все основания меня ненавидеть.

— Почему ты это сделала?

— Не мне изменять решения Клода. А выгнала я его просто, чтобы он был подальше от соблазна.

Рида прислонилась к стене:

— Господи! Что случилось с моей головой?! Я должна была прежде всего подумать о нем.

Майкл предостерегающе поднял палец:

— Это всего лишь гипотеза, не забывай!

— Не важно. Мы возвращаемся в Дом Ламме и завтра же начнем розыски.

— Хорошо. Только будь осторожна. Кто бы это ни был, он все еще не добился своего. Если его планы не переменились, нужно ждать третьей провокации.

Они спустились вниз, к обеду, и тут выяснилось, что на стойке портье Риду поджидает письмо. Она разорвала конверт, прочла короткую записку и помрачнела:

— Накаркали. Это Пикколо. Он просит меня приехать.

— Кто?

— Пикколо, друг Конрада. И если он пишет «срочно», значит это действительно срочно. Вот что, я возьму лошадь в здешней конюшне и поскачу прямиком в монастырь. А вы поезжайте в Дом Ламме и ждите меня. Надеюсь, не случилось ничего непоправимого, но лучше мне поторопиться. До встречи!

И она исчезла прежде, чем Майкл успел сказать хоть слово.

ИНТЕРМЕДИЯ

Джокеры редко видят «свои» сны, слишком часто они лепят чужие. То ли это защитная реакция, то ли затаенная месть тела.

Когда Рида впервые, после своего четырнадцатилетия, увидела сон, он поразил ее почти нереальной ясностью.

Ей было уже двадцать три, и она прекрасно знала всю символику «той стороны», зыбкий язык иносказаний. Однако ее Vorbewust заговорило с ней четко и недвусмысленно.

Ей снилось, что она гуляет летним днем в огромном парке. Почему-то это была Земля. Глянцево-зеленые кроны деревьев, воркующие голуби, старушки с вязанием, молодые дамы с колясками. Молодой крапчатый пес носился за палкой, то и дело подскальзывался на прошлогодней листве.

Детишки лет семи-восьми шли парами за своей учительницей. Рида зачем-то пошла следом. Из разговоров она поняла, что они идут на экскурсию в последнюю тюрьму на Земле.

Тюрьмой оказался ветхий садовый домик, прячущийся среди кустов шиповника. В домик вела потрескавшаяся мраморная лестница в три ступени, четыре колонны поддерживали фронтон. Но экскурсии впускали сбоку — через черный ход.

Сквозной короткий коридор, в конце дверь, также ведущая на улицу. И еще одна дверь: темная, массивная, с запорами и глазком. Ребята цепочкой шли по коридору, каждый на несколько секунд заглядывал в глазок и снова выходил под ясное майское солнце.

У выхода, за маленькой конторкой сидела старушка с недовязанным носком в руках.

Каждого ребенка она останавливала и просила:

— Скажи, сколько там заключенных?

— Один, — отвечал спрошенный.

Старушка гладила ребенка по голове и отпускала.

Рида боялась смотреть в глазок. Ей казалось, она узнает узника, ведь не случайно она сюда пришла.

Но она ошиблась. Человек, сидящий у зарешеченного окошка спиной к двери, был ей незнаком.