Александр Афанасьев - Время героев (СИ)
— Фамилия. Имя?
— Альварес, Николас. Среднего имени нет.
— Год рождения.
— Семьдесят второй.
— Место рождения?
— Пало-Альто, Калифорния.
— Привлекались раньше к уголовной ответственности?
— Нет, сэр.
Составлявший протокол коп посмотрел на сидящего перед ним человека. Впервые — как на человека, а не как на потенциального преступника, на которого надо составить протокол.
— Служил?
— Морская пехота.
— Мексика?
— Она самая. Спецотряд.
Коп положил ручку.
— Ты что, оборонялся от нападавших?
— О чем вы, сэр?
— Перестань. Двое мексиканских ублюдков и телка. Несколько часов назад.
— Сэр, я по-прежнему не понимаю.
— Двое ублюдков с ружьем, ножом, револьвером. Подъезжают и просят подать на бедность, на дозу наркоты. Оказывается, что перед ними не простой белый пендехо — а морской пехотинец, превратившийся в Мексике в боевую машину. Бах-бах-бах — и тремя ублюдками стало меньше, а у меня прибавилось головной боли. Итак?
— Сэр, я просто зашел в бар выпить пива и перекусить.
— Самооборона. Прокурор попросит пару лет условно, адвокат согласится. И ты выйдешь на свободу.
— Сэр, я просто зашел в бар выпить пива и перекусить.
Потеряв терпение, полицейский нажал на кнопку. Вошли двое.
— В камеру его.
Камера, конечно же, была не одиночной — в наши криминальные времена одиночная камера это роскошь, мало кому доступная.
Примерно десять на восемь, какие-то нары в два этажа, запах дезинфицирующего средства и дерьма. И примерно пятьдесят ублюдков. У того, кто стоял ближе всего к нему — не было одного глаза и тело было покрыто татуировкой. Вся шея, все лицо, бритая наголо голова. МС-13, сальвадорская мафия. Эти обожают казнить, вырывая из человека внутренности через задний проход. Рядом еще один ублюдок. Этот — из конкурирующей Зетас, ангелы смерти. Профессиональные убийцы, но не только. Садисты, поклоняются смерти, обожают сжигать людей заживо в бочках и рубить на куски. Буква Z, похожая на ту, которой расписывался Зорро, любимый герой в латиноамериканской мифологии. На воле МС-13 и Зетас конфликтуют, здесь — трогательное единение.
Все как один — латиноамериканцы. Негры, видимо, тоже есть, их намного меньше — но их не трогают. За все надо платить — замочи сейчас негра и потом, если придется отбывать наказание где-то севернее, где негры в большинстве — негры сделают из тебя горячую латиноамериканскую девчонку.
Белых не видно. Вероятно — их здесь нет.
— Привет, солдат… — сказал представитель Зетас.
Солдат здесь люто ненавидели, назвать другого солдатом — значило дать повод для расправы. Солдаты несли смерть — там, где была зона свободного огня.
Николас Альварес презрительно плюнул на пол.
Прежде чем мексиканцы добрались до него — он, вцепившись руками в решетку, нанес страшный двойной удар ногами. Он видел, что попал, и сальвадорец и мексиканец упали под ноги своих сородичей, остальные продолжали напирать. Ему удалось нанести еще один сильнейший удар — тыльной стороной ладони по носу снизу вверх — правильно выполненный, он вызывает смерть от того, что сломанные кости носа входят в мозг. После чего ему оставалось только отбиваться от озверевших мексов, хотевших только одного — убить его…
— Как он?
Человек в полицейской форме раздраженно махнул рукой
— Нормально… С вашими дубинноголовыми ничего не делается. Вы знаете, что он убил человека в камере?
Человек средних лет, в гражданском, но с военной выправкой, в черных очках, которые он не снимал даже в помещении — усмехнулся
— Человека, мистер Лекок?
— Черт бы вас побрал с вашими экспериментами…
Полицейский капитан, которому выпала нелегкая доля служить в участке, который находился в одном из самых опасных районов Лос-Анджелеса, испытывал странное чувство. Смесь гнева, раздражения и… страха. Он был родом из Нового Орлеана, веселого, шумного, почти латиноамериканского города, который после урагана Катрина превратился в рассадник бандитизма. Он был белым христианином мужского пола, относился к самой угнетаемой в современной Северной Америке социальной группе. Сначала он вступил в популярное на юге Общество Джона Бэрча, потом еще кое-куда, где состояли многие полицейские и военные, ребята, которые реально делают дела, а не просто размахивают флагом Конфедерации на тусовках. Но теперь он все чаще и чаще задумывался — а куда идет путь, по которому они идут. Вот и этот, то ли майор, то ли полковник, побывавший и в Мексике, и в Бразилии. Он же псих, у него крыша поехала! Он вообще не считает мексиканцев за людей! Для него убитый в камере мексиканец — все равно, что падаль, от которой надо быстро и тихо избавиться. И он ведь не один такой…
— Наш… подопытный сильно пострадал?
— Переломов нет. Несколько порезов, один глубокий. Зашивают.
— Тогда я его забираю. И этого ублюдка, которого он прибил — тоже.
Николас Альварес пришел в себя в чем-то, напоминающем морг. Кто-то наскоро латал его, порезанного и избитого в камере, словно после ранения, полученного от взрыва подложенного террористами фугаса. Было больно.
Он повернул голову — и понял, что это и в самом деле морг. Он лежал на секционном столе и кто-то зашивал его рану на груди, сделанную обломком опасной бритвы.
— Лежи спокойно, парень… — голос врача был добродушным и уверенным — через несколько минут будешь как новеньким.
— Черт… — прохрипел Альварес — а у вас нет чего-то типа… наркоза?
— Здесь морг, как ты видишь. Зачем местным… клиентам наркоз?
Потом ему выдали одежду, недорогую, неприметную, но крепкую, такую обычно носили наемники. Массивные ботинки "Катерпиллер" со стальной вставкой, пластиковые противоударные часы, возможно — с маяком внутри. Они прошли чередой каких-то выложенных белой плиткой коридоров, мимо омерзительно воняющих кабинетов, где хранили и вскрывали трупы — и вышли во двор каунти-морга. Здесь их ждал черный, новенький Субурбан.
— Там тебя ждут. Иди.
Альварес сделал шаг, потом остановился.
— Спасибо, что подлатали док. Как смогли…
Доктор помедлил немного, потом протянул руку, большую и сильную.
— Будут проблемы, обращайся. Здесь безопасно и никакой отчетности.
Альварес пожал руку, потом сел в Субурбан, на заднее сидение. В машине были трое, все в гражданском, но Альварес не сомневался — военные. Отслуживший в морской пехоте, он давно научился отличать военных и гражданских…
Субурбан тронулся с места, выехал на улицу, стафф-сержант понял, что они направляются в сторону северного Голливуда. Никто не объяснял ему, в чем дело, куда они едут и что, черт побери, все это значит — и он не считал нужным обращаться к кому-либо с вопросами. Машина едет, никто не стреляет, не пытается его убить — и значит, пока все нормально…
Они выехали за пределы Лос-Анджелеса, проехали плотное месиво пригородов, выехали на шоссе, ведущее в Аризону. Проехав по нему миль двадцать, потом водитель без команды свернул с шоссе на проселочную дорогу, потом еще раз. Впереди были какие-то развалины, похоже на завод по производству строительных материалов или шахту. Старые, заброшенные, грязные, никому не нужные и никем не охраняемые. Было уже темно, над развалинами висела полная, серебристая луна. Они проехали в ворота, затем свернули налево, к пыльным, с выбитыми стеклами корпусам. Заехав в один из них, остановились…
— Выходим…
Человек, который это скомандовал, по званию был как минимум капитаном. Морская пехота, десант или даже спецназ, подготовку не скроешь. Средних лет, короткая стрижка, темные очки. Старше водителя и еще одного пассажира, по-видимому, охранника. Этим — нет и тридцати…
Стафф-сержант открыл дверь, вышел. Пробежался взглядом по стенам с висящими жгутами кабелей, полу, на котором еще были следы от установленных станин и подведенного к ним питания. Жалкое зрелище экономического упадка…
Метров пять до ближайшей стены, метров тридцать до ворот. Не уйти.
Тем временем, два человека, водитель и телохранитель, вытащили из багажника и бросили на пол стандартный пластиковый мешок, применяемый в армии для транспортировки трупов. Явно полный.
— Сержант Альварес, ко мне! — скомандовал человек в черных очках.
Сержант подошел ближе, принял стойку смирно, как сделал бы любой морской пехотинец перед командиром, или тем, кого он считает командиром.
— Я удовлетворен вашим поведением во время испытания. Вы показали, что морская пехота САСШ по-прежнему чего-то стоит.
— Сэр!
— Можете принять стойку "вольно", сержант, у нас не принято излишнее следование уставу. В конечном итоге Устав — не более чем средство сделать из гражданских раздолбаев некое подобие армии, а у нас в этом нет необходимости. У нас нет никого, кого нужно учить должному порядку. Рядом с вами мешок, откройте его.
