Александр Шакилов - Ядерные ангелы
– ПОШЛИ ВСЕ ВОН!!! – Глоссер хватает скальпель с передвижной операционной стойки.
Острое лезвие – это клык хищного зверя. А зверь – это Глоссер. Ксеноновый свет ламп отражается от лезвия, запуская по стенам вприпрыжку стайку солнечных зайчиков.
Уже через миг зайчики пляшут в глазах Татьяны – его Татьяны! – и тонут в их бездне.
Члены бригады наперебой уговаривают главврача положить скальпель, он ведь немножко переутомился, ему нужно отдохнуть, операция не к спеху, потом сделаем, завтра или через полчасика, попьем чайку и сделаем…
Ноздри Глоссера трепещут. От всей этой своры за километр воняет адреналином. Они что, совсем его за психа держат? Будто он не понимает, что стоит только положить скальпель, как все они накинутся на него, вызовут охрану – и тогда никакой операции уже точно не будет. Салаги. Он столько раз оперировал под огнем противника, среди разрывов мин и бомб и даже во время рукопашной, что ему не составит труда справиться со сворой обезьян, возомнивших себя врачами только потому, что они нацепили униформу.
Хотя…
Они правы. Операция не нужна. Зачем Татьяне операция? Она же здорова.
Ей и Лёве не место здесь.
– Милочка, все будет в порядке, – шепчет он подруге своей молодости. – Скоро мы останемся вдвоем – и тогда…
Шевеля сизыми щеками, счастливый отец двойняшек что-то говорит. Что – неважно. Главное – Глоссера ему не остановить. И все равно уже, на кого падет подозрение, ведь подозревать никого не придется.
Лев Аркадьевич разом решит все проблемы, преследующие его много лет. Разрубит скальпелем гордиев узел – и уцелеет. Как уцелел там, на Балканах, где он пожертвовал войне пять лет молодости.
Краем глаза он видит, как инженер по медицинскому оборудованию бесшумно снимает со стойки монитор, пока его – ха-ха, сошедшего с ума главврача – отвлекает научившаяся разговаривать волосатая горилла. Похоже, дурачок-инженер рассчитывает использовать казенную электронику в качестве щита. Глоссер ошибается – не как щит, а как булаву. Занеся монитор над головой, инженер кидается к главврачу. Лучше бы этот дурачок, не зная, куда деть руки, дергал себя за ухо или другие части тела. Целее был бы.
Короткий выпад, левую вверх, отводя удар монитором в сторону по касательной, а скальпелем – в сердце нападающему. Лезвие такое острое, что может рассечь кость. Кожа ему – тьфу. Много жировых и чуток мышечных тканей – тьфу-тьфу. И сразу скальпель на себя, чтобы не застрял в теле, которое еще не осознало, что уже мертво. И тут же шаг в сторону, уклоняясь от атаки здоровенной бабищи операционной сестры, которая, зачем-то растопырив руки, шагнула к Глоссеру. Если она уверена, что сумеет своими молочными железами – пусть даже столь внушительными – остановить Льва Аркадьевича, то она ошибается. За годы практики он, уж поверьте, научился без малейших рефлексий резать по живому. Инженер еще только собирается рухнуть на пол, в лужу собственной крови, а кончик скальпеля уже чиркает по правой сонной, заодно рассекая восходящую артерию шеи старшей операционной сестры и… Глоссеру трудней было увернуться от алого фонтана, брызнувшего из бабищи, чем дать ей шанс выжить.
На нем ни капли. Вот что значит – чистая работа!
Младшая операционная сестра, закатывая васильковые глаза, – дура, блондинка, истеричка! – принимается вопить:
– Лев Аркадьевич, как можно?! Вы же ее убили!!! Вы же!..
Дернувшись было к главврачу, анестезиолог замирает восковой фигурой. Щетина на побледневшем лице выделяется четче. Он выдыхает адреналин, адреналин сочится из всех его пор. Поставьте перед ним «утку» – и адреналином он будет… Впрочем, это уже лишнее.
– Ничего страшного, Реваз Георгиевич. Со всеми бывает. Вам ведь нельзя рисковать, не забывайте. У вас ведь дочери родились. Еще раз мои поздравления, всех благ вашей жене.
Лев Аркадьевич злорадно наблюдает за большим человеком, не знающим что делать. Вроде бы надо геройствовать, но ведь о семье за него никто не подумает. Пусть теперь этот небритый мужлан расскажет о новостях по телевизору, про вино пусть поведает. И даже смахнет на пол свои «микстуры». Ничего уже не изменить. Плевать, что Реваз Георгиевич высок, широк в плечах, а кулаки у него – кувалды. Лева Глоссер в молодости пять лет оттрубил военврачом в Боснии. В аду. В грязи и крови, в бесконечной бойне и пожарищах. Это что-то да и значит.
– Лев Аркадьевич, прекратите! – Блондинка попятилась к выходу из операционной.
Напрасно. Тут главврач решает, кому умереть, а кому отступить с поля боя.
Закинув девушку Татьяну на плечо, он устремляется следом.
На пути у него встают ассистенты. Беспородные щенки!
Таких принято топить в собственной крови.
Глава 8
Ковровая бомбардировка
Чего я ожидал от Лона, которое не роскошь, но средство передвижения?
Как минимум, чего-то такого. В крайнем случае – эдакого.
Мириады звезды обязаны были устремиться ко мне, превратившись в серебристые линии без конца и края. Вариант: меня и сына закручивает спиралью, нисходящей как раз туда, куда нам надо.
Все оказалось проще и совсем без спецэффектов: мы ввалились в Лоно с арктического льда, задержав в легких морозный колкий воздух, а через миг оказались в летней жаре, пропахшей бензиновым выхлопом.
Меня оглушило звуковым ударом. Из ушей чуть кровь не потекла. Гигантское яйцо свернулось, вот в чем причина. А еще так бывает, когда кулаком лупят по клаксону, отчаянно умоляя зазевавшегося пешехода убраться с проезжей части. Причем конкретно сейчас так и было.
На клаксон действительно давили.
– Твою… – только и успел выдохнуть я, увидев перед собой матово-черную кабину с когда-то хромированными, а теперь ржавыми трубами, задранными к небу. Не хватало одного зеркала заднего вида. Лобовое стекло покрывала паутина трещин и жирных потеков, будто кто-то приложил по нему молотком, хорошенько смазанным машинным маслом. Бородатая рожа за стеклом стала сметанной там, где не заросла волосами. Глаза выпучились. Рот открылся в неслышном мне крике. От пальцев поверх оплетки рулевого колеса отлила кровь, кулак второй руки врос в клаксон.
Вот сколько всего успеваешь заметить за миг до смерти.
Смерть нынче приняла облик седельного тягача без прицепа, но ее легко было узнать. Она возникла прямо передо мной и Патриком. Точнее – это мы вынырнули у самого тягача, мчащего по дороге с солидной для такой машины скоростью.
Что-то твердое вцепилось мне в плечо, разрывая мышцы и дробя кости, – так мне показалось. Сила, которой я не мог противиться, дернула, оторвала от асфальта, переместив меня, отнюдь не пушинку, метров на пять правее, к самой обочине.
И спасибо водиле, он оказался мастером своего дела – несмотря на бледность, вовремя успел вывернуть руль. Мой череп и бампер его тягача разминулись сантиметров на десять, не больше, но этого вполне хватило, чтобы я продолжил портить воздух, а дальнобойщик избежал беседы с палачами на тему ДТП, лишения прав и прочего столь же приятного. Да и вряд ли в радость смывать с тягача мои мозги.
Не сбавляя скорости, черный грузовик вернулся на исходный курс и, презрительно выдохнув дымовую завесу, умчался прочь.
– …мать! – закончил я свою мысль.
И понял, что это Патрик вытащил меня чуть ли не из-под колес. Сын. Мой сын меня спас! Ну надо же, как он повзрослел, а ведь еще недавно был совсем малышом…
Колени позорно подломились, бросило в жар. Адреналин, знаете ли. Зато сразу согрелся. Ничто так не бодрит, как неожиданное спасение от неминуемой гибели. И пора бы уже привыкнуть ходить по краю, балансируя над бездной, но что-то никак – всё мне точно впервые.
– А тот… Ну, пацан с Микки Маусом… не найдет нас, а, дружище?
Есть у моей психики особое свойство – быстро перестраиваться. Еще пару минут назад за право сожрать меня боролись медведь и косатка, я замерзал в тысяче километров от Киева, а сейчас – беспокоюсь о следующей проблеме.
– Батя, мы ж не в его Лоне переместились, – сняв с себя шапку, пуховик и свитер, Патрик сказал это так снисходительно, будто объяснял пятилетнему ребенку нечто очевидное. Наверное, мое лицо как-то изменилось, раз он поспешно добавил уже другим тоном: – Ты его Лоно не зафиксировал, поэтому оно обновилось. Это вроде перезагрузки компьютера, только исходные данные остались, а потому…
– Ладно-ладно, убедил! – перебил я его, сообразив, что ничего не понял да и не горю желанием вникать в особенности управления гигантскими яйцами. – Но как ты меня нашел? Меня ведь во льды занесло, а не к соседу на рюмку чая.
– Родная кровь подсказала, – хмыкнул Патрик и, заметив, что я опять нахмурился, пояснил: – У меня был образец твоего генетического материала. Волос в расческе застрял. Ты свою расческу у нас дома забыл. А дальше уже было дело техники. В смысле Лона.
Я с удовольствием содрал с себя галстук в белый горошек и начавший оттаивать пиджак. Сбросил бы и брючки клеш, да только неглиже разгуливать по столице не позволяли совесть и палачи. Последних тут по две штуки на каждого гражданского. Гражданские, кстати, на нас совсем уж бесстыдно пялились, чуть ли не пальцами показывали. Наверное, нечасто здесь делают остановку по требованию пятиметровые яйца. Я помахал всем ручкой и пару раз отвесил поклон. Если выглядишь странно, веди себя как клоун, тогда тебя не воспримут всерьез. А шуты живут дольше, чем психи.
