Юрий Козловский - Особый район
На этом же собрании в помощь Портнову выбрали совет из семи старателей, покрепче и понадежнее, и Незванов лично проинструктировал их, как нужно поступать в различных ситуациях.
После этого они с участковым Винокуровым, Стасом Сикорским и «командующим войсками» Артемом Бестужевым устроились в столовой, куда им по одному стали приводить хлудневских шестерок. Незванов хорошо понимал, что изолировать десяток здоровых мужиков ему просто негде, да и кормить столько дармоедов за здорово живешь он не собирался. Поэтому задача стояла такая: постараться припугнуть их как следует, чтобы они, оставшись в старательском поселке, не пытались больше поднять хвост. Эту задачу взял на себя Сикорский и справился с ней как нельзя лучше. Некоторым из клевретов Хлуднева приходилось иметь с ним дело в бытность Стаса опером уголовного розыска, а остальные были о нем немало наслышаны, поэтому разговор с ними складывался в одни ворота, и выходили они из столовой пришибленные и присмиревшие.
Сложнее оказалось с самим Хлудневым. Вел он себя нагло и вызывающе, и все четверо понимали, что оставлять его в старательском поселке нельзя. Но куда девать его на Красноармейце? И Бестужев, и Сикорский утверждали, что в нынешнем обозленном состоянии Хлуднев опасен для окружающих, и его необходимо изолировать. Решили до лучших времен перевезти его на прииск и запереть в одном из помещений золотоприемной кассы. Сбежать оттуда в силу специфики здания он не сможет, а там можно что-нибудь придумать. Правда, что именно, ни один из четверых пока не представлял.
Покончив со всеми этими хлопотами, Иван Петрович строго-настрого предупредил Портнова, чтобы тот не вздумал затевать вендетту и мстить своим обидчикам, и красноармейское «войско» принялось грузиться в автобус.
— Может быть, мне остаться здесь? — спросил Незванова Артем. — Мне тут как-то привычнее, да и Николаю Васильевичу помогу за порядком присмотреть…
— Ну, уж нет! — не согласился директор. — Такие специалисты нам самим нужны!
— Так никакой войны вроде больше не предвидится? — постарался отшутиться Артем. — Для чего еще я могу понадобиться?
— Война не война, а лучше, если ты под рукой будешь в нужный момент, — отрезал Незванов. — Мало ли что может еще случиться? Так что собирайся, капитан, и поехали.
… Ночь и почти весь следующий день прошли без происшествий, если не считать за таковое истерику с рванием на груди рубахи и криками с обещанием замочить всех, которую закатил Хлуднев при водворении в импровизированную камеру. Это была специально освобожденная комнатка в здании золотоприемной кассы без единого окошка, но с крепкой стальной дверью, в которой вызванный на работу сварщик оперативно прорезал окошко-кормушку, закрывающееся откидной дверцей.
— Это для того, — объяснил руководивший работами Сикорский, — чтобы он не смог наброситься на того, кто ему поесть принесет. Зверюга еще тот, пришлось мне как-то его дело почитать! Пусть посидит пока, потом видно будет. Разберется, что к чему, может, и успокоится.
Незванов далеко не был уверен, что будет так, как говорит Сикорский, но вынужден был согласиться с ним. А к вечеру прикатил на своей «Ямахе» Валера Седых, и все закрутилось с утроенной скоростью. В санях, прицепленных к его снегоходу, оказался один труп, почти уже окоченевший, с торчащей из горла стрелой, а второй живой, но раненый, был без сознания. Сгрузив обоих в больнице, Валера невнятно рассказал подоспевшему директору что-то о дырке из прошлого, о первобытных людях и о женщинах, с которыми остались Евтушенко с Парамоновым. Пообещал скоро вернуться и снова умчался в ночь.
Вызванный врач выдернул стрелу из горла убитого, удивленно хмыкнул, увидев наконечник, отдал стрелу Незванову и сказал:
— Пусть его положат в холодном месте до завтра. А сейчас мне надо заняться раненым.
Прежде чем труп отнесли в холодную пристройку к больнице, Иван Петрович внимательно осмотрел его и убедился, что на нем нет ни одного предмета одежды, который можно было бы отнести к нынешнему времени. Все, начиная от обуви и заканчивая мешковатой рубахой с неким подобием капюшона, было сшито мехом внутрь из пыжика, то есть шкурок новорожденного оленя, способных сохранять тепло в самые лютые морозы. Развязав кожаный пояс и подняв подол рубахи, Незванов увидел, что она была надета на голое тело, без намека на какое-нибудь нижнее белье. Впрочем, удивляться было нечему — он знал, что охотники-якуты одеваются именно так, надолго уходя зимой в тайгу.
Осматривая облачение убитого, Иван Петрович неожиданно для себя вдруг понял, что почему-то избегает посмотреть на его лицо. Сделав некоторое усилие, он переместил взгляд, и тут до него дошло, почему. У Незванова была отличная зрительная память, и он навсегда запомнил примечательное лицо индейского вождя-супермена, а точнее, югославского актера Гойко Митича из вестерна советских времен, который как-то показывали по телевизору. Так вот, покойный был неуловимо похож на него. Вот только откуда взялся на крайнем северо-востоке Азиатского континента одетый в шкуры человек с такой характерной, вовсе не азиатской внешностью?
А когда Незванов рассмотрел стрелу, переданную ему доктором, он и вовсе чуть не впал в состояние ступора, потому что наконечник ее был сделан из золота. Судя по всему, это был цельный самородок, откованный и заостренный на шершавом камне без всякого почтения к благородному металлу.
После увиденного Иван Петрович был готов ко всему. Поэтому, когда в коридор больницы вышел доктор и с видом человека, приобщенного к какой-то страшной тайне, позвал его с собой, он думал, что теперь его ничего не удивит. Но ошибся. Находившийся под наркозом раненый, которого уже переложили с операционного стола на больничную койку, не был человеком. Точнее, он был не совсем человеком, а больше напоминал большую человекообразную обезьяну, или скорее питекантропа, какими их изображали в учебниках истории для младших классов. Мощное тело в узлах мышц, с ног до головы покрытое короткой светлой шерстью, низкий лоб, сильно выступающие надбровные дуги — нет, это существо никак нельзя было без колебаний отнести к человеческому роду. Скорее к роду человекообразных. Только то, что рыжая борода и густые жесткие волосы на голове были неровно подрезаны, выдавало его принадлежность к разряду мыслящих существ.
— А вот это мы нашли в его одежде, — окончательно добил Незванова доктор, протягивая какой-то блестящий предмет. — У него там, на штанах, что-то похожее на карман пришито.
Предмет оказался чем-то вроде обоюдоострого ножа с закругленным, как у столового ножа, концом. Лезвие около тридцати сантиметров длиной и очень удобно ложащаяся в руку рукоятка. Металл клинка, идеально отполированного, без единой царапинки, не походил на сталь ни по цвету, ни по весу. Слегка желтоватый, но не похожий ни на медь, ни на золото, вообще ни на один известный Незванову металл или сплав. По весу примерно как стальной, — Иван Петрович подбросил нож на ладони. Проведя пальцем по лезвию, он убедился, что оно достаточно острое. Чтобы проверить нож на твердость, Незванов подошел к столу на посту дежурной медсестры и слегка провел закругленным кончиком по лежащему на нем стеклу. К его удивлению, лезвие оставило на стекле глубокую царапину, не хуже, чем алмазный стеклорез.
Материал рукоятки тоже был не совсем обычным. Теплая на ощупь, с поверхностью, похожей на хорошо выделанную кожу, она так и просилась в руку. Незванов провел по ней ногтем, оставшаяся после этого вмятина почти сразу исчезла, разгладилась прямо у него на глазах. Продолжая исследовать нож, он обнаружил на торце рукоятки прямоугольный выступ и попытался покрутить его в разные стороны. Выступ подался против часовой стрелки, и торец с легким щелчком отделился от ручки. Внутри нее что-то лежало. Иван Петрович слегка тряхнул нож, и из полости в рукоятке выпал увесистый предмет овального сечения.
Завершить исследование странного ножа Незванову не дал испуганный крик медсестры, раздавшийся из палаты, где лежал раненый питекантроп. Положив нож на стол, он бросился на крик и увидел, как только что прооперированный обезьяноподобный человек, из плеча которого вытащили пулю от карабина, а из бедра охотничий жакан, утробно рыча и нечленораздельно что-то выкрикивая, душит далеко не хилого доктора, повалив его на кровать. Дежурная медсестра забилась в угол и истошно визжала.
Незванов попытался оторвать руки «питекантропа» от горла начавшего уже синеть доктора, но с тем же успехом он мог бы пробовать вырвать дерево из земли. Мышцы на руках обезьяноподобного без всяких преувеличений по твердости не уступали камню. Он будто даже не замечал, что кто-то пришел на помощь его жертве.
Оглянувшись по сторонам, Незванов увидел массивный деревянный табурет, схватил его за ножки, и от всей души врезал им агрессору по макушке. Тот отпустил доктора и медленно повернулся в сторону Незванова. Но Иван Петрович не стал ждать и добавил, теперь уже по лбу. Глаза у питекантропа закатились, и он грузно осел на пол.
