Андрей Круз - Эпоха мёртвых. Москва

— А если вернутся? Числом поболее? — поинтересовался я.

— Тогда из Спецакадемии бронегруппа придёт, — пояснил Игорь. — Основные силы наши там, здесь вроде как форпост. Там и народу много, и даже школа есть. Через пару недель откроется, точнее. Наших детей туда отвезём.

— Артиллерию там не догадались поставить?

— Плохо о нас думаешь, — усмехнулся собеседник. — У нас три «Подноса»[11] есть и в академии, но побольше наших.

— «Сани»[12], что ли? — уточнил я.

— Они самые, — кивнул он. — От нас до них два километра всего, так что прикрывают оттуда полноценно.

Два километра. Если исходить из того, что второй вход в хранилища точно в Спецакадемии находится, склады-то немаленькие получаются. Они же не просто тоннелем сделаны, если два километра (как минимум) в длину, то сколько в ширину? И сколько там вообще уровней?

— Пойдём чайку попьём. Там ещё из академии народ заехал с вами познакомиться, — сказал Игорь.

— Пойдём, — согласился я. — Мне тоже интересно.

Мне действительно было интересно. По всему выходило, что в Спецакадемии обосновались фээсбэшники, да и кто туда, кроме них, мог доступ получить? Никто. И насколько я понимаю, наиболее боевая их часть, все спецподразделения, что были прикреплены к УФСБ по Москве и области, а заодно центрального подчинения. Можно сказать, коллеги наших Пантелеева с Соловьёвым, но из несколько конкурирующей организации. Впрочем, без нездоровых проявлений этой конкуренции.

Кстати, прошлое самого Игоря меня тоже здорово интересовало, непохож он совсем на кабинетного человека, да и просто на охранявшего объекты — тоже. Это по всему видно — как с оружием обращается, как снаряга на нём висит, как вообще держится. Не выдержал, спросил. Оказалось, служил в контртеррористическом управлении, но не в Москве, а в Управлении по Питеру. Потом официально вышел в запас, устроился в частное агентство, в какое приказали.

Рассказывал теперь он это легко, потому что мы оба понимали, что всем этим тайнам прошлого в нынешнем мире цена хрен целых хрен десятых. Нет уже ни ФСБ, ни Управления по Санкт-Петербургу, даже террористов не осталось. Вообще ничего не осталось. Не веришь — выгляни за забор.

Возле нашей техники на площадке стоял БРДМ-2А — современная переделка заслуженного броневика, который теперь получил широкую колёсную базу, расширители арок над массивными бронетранспортёрными колёсами и дизельный двигатель вместо старого, не слишком мощного бензинового. Симпатичный броневик получился, обзавидуешься, нам бы такой. Мы на старом «бардаке» в инженерно-разведывательный дозор выходили, оценил машину. И, по нынешним временам, главное в ней даже не могучий КПВТ в башне и не броня, не хрен-то какая, если честно, а то, что расход топлива у этой машины, как у обычного грузовика. Недостатки есть, конечно, например, такой, что иначе чем через верхние люки его не покинуть и внутрь не залезть, но для езды на броне это некритично. А в этой модификации даже двери сделали, демонтировав выдвижные колёса, правда, низенькие, для входа «на четырёх костях». А то, что он априори сильнее любого небронированного транспорта, это важно. Так что я от такого в нашей колонне при походе в «Шешнашку» нипочём бы не отказался. Если бы кто предложил.

Кроме «бардака» там пристроился УАЗ с удлинённой базой, явно бронированный, из последних, что для Чечни делали. Хорошая машинка, крепкая.

…Чаёвничать собрались в одном из залов административного корпуса, перестроенном под столовую. Чай разливали из самого настоящего самовара, к моему удивлению. Ну надо же, вот фанаты чайной церемонии! Народ из академии приехал всё больше серьёзный, по мордам видно. И явно с нашими «подсолнухами» знакомый, потому что разговор у них шёл оживлённый, как будто даже не чай пьют, а водку.

Увидев меня, Соловьёв представил меня как «командира партизанского отряда», «примкнувшего и сочувствующего», в общем, издевался, как хотел. Но такое представление было встречено доброжелательно, все по очереди пожали мне руку, представились. Запомнил я всего двоих — подполковника Нестерова, белобрысого, красномордого дядьку пугающих габаритов, и молодого старлея с гранатомётом ГМ-94, новой мощной штукой для стрельбы 43-миллиметровыми гранатами, специально для городской войны сделанной. Старлея звали Димой.

Чаёвничали час примерно. До чего договорились, так это до того, что завтра в «Пламя» прибудет первая группа «академиков», которые вместе с нашими начнут планировать мародёрские операции в брошенных подмосковных торговых центрах. Теперь уже всем всё равно, так что совесть спит спокойно, можно грабить.

Затем Соловьёв дал команду к отбытию, и все засобирались. Через минуту мы уже сидели на броне, а двое доценковских бойцов, проверив, что делается за воротами, распахнули металлические створки, и колонна выбралась на улицу. Следующей точкой маршрута была улица Автопроездная. Это Пантелеев настоял, чтобы мы посетили здание института. Зачем — он и сам точно не знал, но сказал, что, может быть, мы обнаружим что-то интересное. Компьютеры ли, документы, что угодно. На месте разберёмся. Ну, может, он и прав.

Дальнейший наш путь через город начал вызывать у меня тяжёлую депрессию. Сейчас я был особенно рад, что не стал принимать предложение Доценко присоединиться к «племени» на автобазе. Смотреть на такое постоянно через забор — сам вскорости в петлю полезешь. Город умер. Город был убит. Жизнь из него ушла, но не это было самым мрачным. В него вошла Не-жизнь, то есть что-то намного более жуткое, чем сама смерть. И присутствие этой самой Не-жизни ощущалось постоянно, куда бы ты ни глянул, ты везде видел её. Были ли это бестолково бредущие или смотрящие вслед машинам ожившие трупы, были ли это обгрызенные останки тех же зомби или людей на тротуарах, были ли это выбитые окна домов или не смытые дождём пятна запёкшейся крови на асфальте. Всё пугало, всё давило, всё вызывало тоску. И венчали картину пожары в опустевшем городе, которых было множество. Куда ни брось взгляд — везде поднимались в небо чёрные столбы дыма. Ад.

Учебный центр «Пламя», расположенный в лесу, между озером и его старицей, где кипит жизнь и люди работают, сейчас казался настоящим раем на земле. А здесь… мне казалось, что тысячи мёртвых глаз следят за мной из тысяч мёртвых окон, что сам воздух здесь враждебен любой жизни, и я как будто бы даже боялся вдыхать глубоко. Страшно было в Москве, очень страшно. Так страшно, что хотелось бежать отсюда без оглядки и никогда не возвращаться.

Я вновь натянул маску на лицо и закрыл глаза тактическими очками, словно это должно было охранить от того мёртвого взгляда, которым смотрел на меня мёртвый город, словно я скрыл своё лицо, и он меня никогда теперь не узнает. Это было бы смешно, но я заметил, что все сидящие со мной рядом на броне чувствуют себя неуютно. Тот же Копыто, которого я наконец рассмотрел и выяснил, что это «контрабас» из Костромы, рыжий, конопатый и круглолицый, и тот старался держать машину как можно дальше от всех стен и окон. Странное ощущение, что на тебя или могут броситься откуда угодно, или ты заразишься чем-то плохим, излишне приблизившись.