Мосты Норланда - Дмитрий Павлов

class="p1">Полковник полагал себя большим знатоком службы. На протяжении последних лет по заведённому в гвардии порядку он заезжал в расположение части на пару часов, принимал доклад дежурного и убывал по неотложным делам, которых с годами становилось всё больше и ни одно из них не касалось полка. Порядок этот нарушался в лагерях и в ходе манёвров, когда волей-неволей приходилось больше времени проводить на службе.

Имперские пушкари внесли поправки и зарядили серию из четырёх снарядов. Шрапнельные пули засвистали над головами, заставив офицеров пригнуться к лошадиным гривам. Всё говорило за то, что следующий залп будет ещё точней, и могло статься, что полк в один момент лишится штаба.

Полковник был отнюдь не трус, но оставаться на виду у противника становилось опасно и бессмысленно. Он тронул коня шпорами и помчался прочь, за ним поскакали остальные офицеры, представляя собой чудесную картину для нижних чинов, остающихся на передовой под вражеским огнём. Посещение батальона не состоялось. В тот же день Фрей обратился к полковнику с просьбой вернуть его в роту.

– У нас в роте убит поручик Хокансон. Направьте меня на его место.

Полковник, истинный представитель старой аристократии, вместо того, чтобы сразу отшить настырного офицера, отвечал вежливо и рассудительно:

– Любезный, как же я вас направлю, если на должность покойного уже назначен офицер. Получится неудобно: господин такой-то приедет в роту, а его место занято.

На должность убитого сапёра уже спешил офицер, призванный из запаса. Он покинул полк семь лет назад и ещё мог отличить штыковую лопату от совковой, но спроси его, чем отличается редут от люнета и наипаче того, чем бризантная взрывчатка разнится от фугасной – всё могло быть печально.

– Ещё прапорщик Нюстрём охромел от ревматизма, – не отставал от полковника Фрей. – Он командует своими пионерами с носилок и на этих же носилках его таскают по траншеям. Как такое возможно?! Хорошо бы отправить меня в роту, а Нюстрёма на моё место. А ещё лучше в тыл, для поправки здоровья бессрочно.

– Я не могу послать вас вместо инвалида, это будет явным понижением в должности, – рассудительно отвечал полковник. – Герцог первый же упрекнёт меня: почему я ломаю карьеру его воспитаннику? Спросите у начштаба, он подтвердит.

В отличие от аристократа-полковника, начальник штаба полка происходил из бюргеров, в офицеры был произведён из унтеров во время Еретической войны и успел поседеть в казарме. Он разговаривал в Фреем откровенно:

– Наш полковник не хочет войти в историю как командир, под чьим чутким руководством пал смертью храбрых член правящей династии. На фронте, знаете ли, убивают. Поэтому занимайтесь своим делом и радуйтесь тому, что над вами не свищут пули.

В ответ Фрей указал на свежий номер «Рейтара» на столе начштаба. В передовице корреспондент рассказывал о минном заградителе, отразившем атаку двух имперских эсминцев в устье Ифинга. Особую пикантность событию придавали три сотни морских мин, покоившихся на рельсах минзага – хватило бы одного осколка, чтобы корабль с отчаянным экипажем разлетелся на атомы. Старшим минёром на минзаге служил родной брат Фрея, лейтенант Феликс Унрехт. Очевидно, штаб королевского флота, планировавший постановку мин под носом у имперской брандвахты не боялся войти в историю.

Начштаба хотел ответить, но в дверь постучали. Вошёл адъютант, передал пакет и что-то тихо сказал.

– Господин Унрехт, у меня задание для вас, – сообщил подполковник. – Штаб фронта требует прислать офицера в Регину для заседания в коллегии военно-полевого суда. Вы подходите идеально. Быстренько поставьте злодеев к стенке…

«… и можете не возвращаться», – чуть было не произнёс начштаба.

Регина представляла собой скопление одноэтажных домиков в окружении садов и огородов, привольно раскинувшихся на высоком берегу Этрана, притока Ифинга. По мере приближения к городскому центру фахверковые строения мещан сменялись каменными особняками, среди которых настоящими небоскрёбами возвышалось четырёхэтажное здание ратуши и островерхий собор, потемневший от времени и вековых наслоений печной копоти.

Город запрудили войска. По булыжной мостовой грохотали повозки понтонного парка, громадные битюги тащили колонну гаубиц, грузовики и заляпанные грязью штабные машины вязли в толпе. К городской заставе, от вокзала на фронт шагали солдаты маршевых рот в шинелях из рыжеватого некрашеного сукна, ещё не пропитанного пылью. Торговки нахваливали товар, разложенный прямо на мостовой, шныряли бесстрашные мальчишки, норовящие перебежать улицу перед бампером грузовика. Всё это галдело и бурлило, воняло потом, навозом, бензиновым перегаром.

Вопреки названию, военно-полевой суд Приморского фронта располагался не в чистом поле, а в большом трёхэтажном особняке с тяжеловесным портиком дорического ордера. В особняке Фрей разыскал секретаря суда, рассчитывая ознакомиться со своими обязанностями.

– Господин Унрехт! – чиновник сразу узнал члена королевской семьи. – Пойдёмте скорее. Времени на формальности нет. Сегодня вы должны приговорить трёх дезертиров, пару шпионов и одну бестолочь в звании прапорщика, который злонамеренно не взорвал мост при отступлении , хотя имел в своём распоряжении грузовик тротила. Учтите, некто…, – чиновник указал глазами вверх, – …лично заинтересован в расстреле прапорщика.

Секретарь схватил Унрехта за плечо и попытался втащить в кабинет.

– Постойте, – Фрей вежливо, но твёрдо отцепил руку секретаря. – Я никого не обязан приговаривать. Где я смогу увидеть членов коллегии и ознакомится с делами?

Секретарь печально глянул на офицера. Так учитель смотрит на шибко умного школьника, убеждённо сморозившего глупость.

– Разумеется, вы никого не обязаны приговаривать. Но если не приговорить этих злодеев сегодня, завтра прокуратура подаст апелляцию и обвиняемых станет вдвое больше, а возможности расстрельной команды не бесконечны. Следуйте за мной и не отставайте.

Помимо Фрея в коллегии участвовали ещё двое: низенький кривоногий ротмистр гусарского полка и немолодой поручик артиллерии, производивший впечатление совершенно штатского человека. Как выяснилось впоследствии, в своей прежней жизни, до мобилизаци поручик был бухгалтером. Гусар свирепо топорщил усы, намереваясь «расстрелять всех мерзавцев», артиллерист печально с ним соглашался.

Подсудимый оказался молодым и невзрачным прапорщиком инженерной службы. Его сутулая от природы спина ещё больше сгибалась под тяжестью вины, лицо не выражало ничего, кроме усталости и безразличия к происходящему вокруг. Помимо обвиняемого, судейских и конвоя в пустом зале сидела заплаканная женщина лет сорока на вид, мать незадачливого офицера, как впоследствии узнал Фрей. При ней были две насупленные девочки и тощий нескладный подросток – сёстры и брат подсудимого. В последнем ряду кресел устроился моложавый подтянутый капитан с серебряным аксельбантом офицера Генштаба. Казалось, процесс ему совершенно неинтересен капитану. Войдя в зал, он развернул свежий номер «Инвалида» и оторвался от чтения только в момент традиционного «Встать, суд идёт!»

Прокурор зачитал обвинительное заключение: подсудимый, будучи командиром сапёрного взвода, получил приказ взорвать мост через Ифинг перед наступающей имперской армией.