Звездная Кровь. Изгой VI - Алексей Юрьевич Елисеев
278
Я открыл глаза и вдохнул сперва не глубоко, а затем полной грудью. Внутри хижины стоял отвратительный запах застарелой сырости, промокших тряпок и экскрементов. Поозиравшись немного в полумраке, я понял, что хижина из пустого и почти стерильного жилища в заброшенном медвежьем углу Кровавой Пустоши постепенно превратилась в ту ещё помойку.
Старичок свой угол изрядно загадил, я, пока валялся в полубессознательном состоянии, ему в этом деле помог. Затем к этому процессу подключились три непоседливых и шкодливых медвежонка. То тут, то там попадались клочья рыжей шерсти, а в дальнем углу валялась засаленная плащ-палатка с дырами от когтей — остатки моих попыток устроить нормальное лежбище. Везде был мусор и следы жизнедеятельности. Дни промелькнули словно в бреду. Хотя, почему «словно»?
Как бы там ни было, теперь лихорадка отступила, и разум прояснился окончательно. Решив вставать, я провёл рукой по шершавому полу и ощутил под ладонью затвердевшую корку собственной крови — напоминание о том, что мне пришлось пережить здесь. Поднявшись с лежбища, поморщился от боли в ноющей ноге, но уже понимал, что пора бы и выбираться, иначе сгнию живьём в этой унылой загаженной дыре.
— Опустился ты, Кир. Грязь… Вонь, — проворчал я, нащупывая локтем стену. — Это… просто дно, офицер…
Задав остатки корма Старичку и покормив медвежат, мне вдруг показалось, что я что-то так и недоделал. Наваждение странной незавершённости не покидало голову, будто капли дождя, без конца стучащие за окном. Почему это было странным? У меня не было здесь никаких дел. Одно сплошное выживание и превозмогание.
Тем не менее я поковылял к выходу, собрал разбросанные шмотки, поправил на поясе кобуру с «Головорезом». Дверь поддалась со скрипом, и слабый свет серого дня ударил в глаза. Влажный ветер принёс запах сгнившего тухлого мяса.
Я вышел за порог и сразу заметил окоченевший труп редбьёрна. Угольно-красные клочки шерсти запеклись вокруг рваных ран, расклёванных дреками, и меня передёрнуло от отвращения. Крылатые падальщики даже не стали улетать при моём появлении. Они шипели и издавали на всю округу вопли, больше похожие на скрип несмазанной оси, но разбежались, стоило мне пристрелить парочку из «Головореза».
Когда внимательней окинул дохлого и изрядно поклёванного редбьёрна взглядом, в груди сжалось. Может, поэтому разум и не давал покоя? Ведь я забыл о важном — когти. Те, что рубили камень, как масло и чуть было не отправили меня на свидание к костлявой.
Пришлось снова вернуться к дохлятине, зажимая пальцами нос. Сначала стоял и глядел с минуту, гадая, под силу ли мне ещё раз начать ковыряться в этой пропитанной гнилью и кровью туше. Но понял — в этой мясницкой мародёрке нет ничего приятного, но за такие трофеи на Аркадонских аукционах барыги будут драться насмерть. Сделал глубокий вдох, зажал нос и принялся за дело.
Мультинструмент резал мясо с отвратительным хлюпаньем. Лапы у редбьёрна оказались невероятно жёсткими, что, в общем, лишний раз указывало на жуткую силу и выносливость Звёздного Монстра. Но в итоге я добыл то, что хотел: двадцать массивных серповидных когтей, крепких, словно куски какого-либо экзоминерала. С трудом выдерживая ужасный смрад, я кое-как срезал их у основания и, как мог, оттёр о песчаную почву, после чего отправил их в криптор до поры. Теперь можно было заняться и малышами.
Три пушистых комка носились в хижине, шатаясь на своих коротких лапах, больше походя на перепуганных щенков, чем на беспощадных убийц. Скрипнул зубами, понимая, оставить их здесь без мамаши или хозяина, пусть даже такого непутёвого, как я, всё равно что обречь на верную голодную смерть. В этом случае милосердней пристрелить их своей рукой. И все мои попытки морально оправдать хладнокровное и рациональное решение проваливались. Следующую неделю они уже не переживут в этой вонючей коробке. И мне здесь делать больше нечего. Так что оставалось одно — брать этих зверёнышей с собой.
Разорванная и продырявленная плащ-палатка всё равно уже толком от дождя не защитит, а приспособить её под переноску для медвежат… Да пожалуй, что эта идея выглядела лучше, чем волочить их за хвосты. Выбравшись наружу, устроился у стены хижины и соорудил из кусков плотной ткани подобие просторного мешка с широкой горловиной — на первый взгляд нелепого, но на этом этапе вполне подходящего для моих нужд.
Запихнул туда сначала одного — крохотный рыжий зверёк аж взвизгнул от такого непочтительного обращения с собой, а потом закинул и оставшихся двоих.
— Ладно, малышня, потерпите, — буркнул я, затягивая узел так, чтобы, они не выскочили и не свалились. — Или все сдохнем, или сумеем выкрутиться, особого выбора у нас нет.
Пора было сваливать из этой сырой и вонючей берлоги. Казалось, Старичок за дни, проведённые с медвежатами под одной крышей вполне, освоился. Налегке мы двинулись в путь по раскисшей земле.
Езда вызывала приступы тупой боли в ноге, так что я не торопил тауро, и тот с превеликим удовольствием плёлся неторопливым шагом. Время от времени приходилось сверяться с Атласом, нужный маршрут я отобразил синей, едва мерцающей линией. С пути не сбиться при всём желании, если не приключится ещё раз такой непогоды.
Но буря, уже давно стихла, так что оставались лишь лужи и внезапно воспрявшая чахлая растительность. Места эти казались совсем безлюдными. Внезапно украсившиеся цветами самых ярких оттенков поджарые кустики Кровавой Пустоши, выглядели жутковато.
Когда я, наконец, добрался до точки, в которой сбился с курса, душа просила остановиться и просто поскучать — я устал и уже не мог видеть этих дорог. Но предстоящий путь был долог, и интуиция подталкивала меня заглянуть обратно в Последний Приют, маленький посёлок, где я так замечательно провёл время перед этими своими злоключениями. Хотелось поесть чего-нибудь горячего и увидеть людей, которые хоть и не рады чужакам вроде меня, но с которыми можно было бы перекинуться парочкой фраз. Кроме того, надо бы и купить корма для старичка.
Так, я и поступил. Миновав пару естественных преград, представленных оврагами, сейчас наполненными дождевой водой, я въехал в городок ближе к ночи. Ветхие домики ничуть не изменились, и общий дух поселения остался прежним — полутёмные переулки, подворотни, хмурые личности. Я знал дорогу до знакомого заведения.
Остановившись перед огромным сараем с обшарпанной древней вывеской, гласившей: «Тауро и цезари Лукса Грита», я аккуратно выбрался из седла. Магазин скотины и всякого-разного для проходимцев вроде меня выглядел так же, как и во время двух прошлых моих посещений. Очереди так же не наблюдалось. Улица была пуста,
