Без права на ошибку - Алексей Викторович Вязовский
– Что там? – спросил я.
– Так еще одна батарея, метров триста. Ты же в низинке остановился, не видно оттуда.
* * *– Таким образом, наши войска установили контроль над дорогой Новгород – Чудово на участке от Спасской Полисти до Мясного Бора и продолжают продвижение. Захвачено большое количество техники противника. Пленных… около десяти тысяч, товарищ генерал. Потери немцев в живой силе устанавливаются.
Виноградов не улыбался, но делал он это с большим усилием. А Рокоссовский вроде спокойно всё это выслушивал, но видно же: лицо разгладилось, руки на столе дробь выбивать перестали. А утром – хоть не подходи. Желваками играет, распоряжения отрывисто, чуть не сквозь зубы отдает. Пару раз на комдивов по телефону даже голос повысил, что для Константина Константиновича, обычно вежливого, равно полноценному разносу. А сейчас – милое дело. И танки пригодились. Не только с тыла ударили после артподготовки, но и две батареи гаубиц захватили-подавили. Потери – три машины, одна так и вовсе подлежит восстановлению. Из экипажей, к сожалению, спаслись всего пара человек. Вот такие пироги.
– Якушев! – позвал командарм, и адъютант появился как из-под земли.
– Слушаю, тащ генерал!
– Не кричи, Витя. И так целый день одни вопли кругом. Организуй-ка нам по сто грамм. За наступление. За победу!
* * *До штаба фронта я добрался еще спустя три дня. То некому везти было, то меня на месте не оказывалось. Вроде и не делал ничего особенного, а умахался вконец. В итоге плюнул на удобства и сел в полуторку пассажиром. Так с колонной грузовиков и доехал. Пришлось, конечно, сходить попросить, чтобы в путевой лист внесли – дисциплина, однако.
Продвижение Второй ударной в последующие дни немного замедлилось, опомнились немцы, подтянули резервы, артиллерию. Да и распогодилось – опять начались бомбежки. Но наши за дорогу уцепились крепко и сдаваться не собирались. Хотелось бы, чтобы и из Погостья нас поддержали, и соединиться с ними одним махом – но пока нет. Похоже, фашисты сейчас против нас все резервы, какие только можно найти, бросают. Но не ждали нас, совсем не ждали. Так что с Ленинградом соединимся, дайте только срок небольшой.
А в штабе фронта как-то невесело. Вроде победа сродни подмосковной, а везде ходят чуть не на цыпочках, тишина странная. Я сразу к командующему пошел, доложиться. Масюк сидел на своем месте, будто и не вставал с тех пор, как я уехал.
– Привет. Что там? – кивнул я на дверь.
– Болеет, – вполголоса ответил Аркаша.
– А что стряслось-то? Врачи кончились?
– Не знаю. Не говорит ничего, что спросишь – прогоняет. Но выглядит… хреново.
Я стукнул костяшками пальцев по двери и, не дожидаясь ответа, зашел. Если плохо человеку, то зачем напрягать? Кирпонос и вправду выглядел – краше в гроб кладут. Глаза запали, кожа серая, губы сухие, потрескались, аж черные. Он отложил в сторону какую-то бумагу и спросил:
– Докладывай… и иди… сам видишь… не до того…
– А что случилось, товарищ генерал?
– Да тут, бля… такое! – вдруг хрипло выкрикнул он. – В Москве… придавило теперь… поссать не могу… третьи сутки…
– Так давайте к врачам! Что же вы… терпите здесь? – удивился я. – Что у нас, хирурги с терапевтами перевелись? Целое медуправление фронта под боком, только свистни.
– Разнесут, суки, – махнул он рукой. – Все стучат наверх. Лучше сдохнуть, чем позор такой…
– Послушайте, здесь рядом, в медсанбате, хирург, – вспомнил я случай с Ильязом. – Золотые руки, что угодно сделает. Говорят, лучший на фронте. Поехали сейчас, что ж вы мучаетесь?
Видать, я попал как раз на тот момент, когда терпелка у Кирпоноса кончилась, и он был согласен на что угодно, лишь бы стало чуток полегче. Через минуту я уже искал машину командующего и собирал сопровождение.
Охрана, конечно, как в кино. Ребятам только форму поменяли, обноситься не успела, и новенькие ППШ всем выдали. Вот прямо в смазке еще, ни разу не выстрелили даже. Ни одна муха со своим мужем, как говорится… Смотрелась эта группа товарищей, мягко говоря, немного нелепо. Но мне не до того было. Вместе с Масюком мы под руки вывели и посадили в машину командующего. Передвигался он с трудом, сильно расставив ноги и издавая мученический стон после каждого движения.
Тут и ехать было – тьфу и растереть, но машина двигалась со скоростью беременной каракатицы, будто генеральский водитель боялся расплескать что-то драгоценное.
Около палаток медсанбата я сразу увидел того хитрована, он за махорку искал врача в прошлый раз. Хромой мужик в заношенном халате, который ему был явно велик, а потому он подвернул рукава. Я выскочил из «эмки» и схватил его за плечо.
– Слышь, где тут ваш доктор Граберкакеготам? Давай его быстрее сюда.
Тот повернулся в сторону сортировочной площадки и крикнул:
– Тащ майор, это к вам.
И сразу попытался чуть присесть, чтобы рука моя, значит, не держала его. Но тут приехал «студебеккер» с охраной, и они как черти из коробочки посыпались на землю в своей новенькой форме, как стадо придурков, и отгородили «эмку» с командующим от всех остальных. Впрочем, врачу, тому самому симпатичному еврею, который выписывал Ахметшина в часть, пройти дали беспрепятственно. Я санитара отпустил и подошел к доктору. Мог и сам его позвать, увидел же потом, он метрах в тридцати от нас стоял. Но и усталость навалилась, и случай этот… дурацкий донельзя – не заметил, и всё тут.
– Здравствуйте, там в машине комфронта, надо его полечить.
Понятно, что военврача это обрадовало мало. Своих хлопот валом, с передка раненых везут массово, а тут еще и начальника доставили, вокруг которого хочешь не хочешь, а хороводы водить придется.
– Ведите вашего командующего за мной. И помощника моего пригласите, – кивнул он на хромого санитара.
Я вернулся к машине, и мы на пару с водителем помогли Кирпоносу выбраться наружу. Впрочем, дальше он попытался идти самостоятельно, по-прежнему широко расставив ноги, будто в паху у него была привязана граната, которая может взорваться при неосторожном движении.
Потом я обернулся на санитара, который смотрел на происходящее, будто он тут ни при чем, а так, погулять вышел.
– Ко мне! Бегом! – рявкнул я на него. Терпение и у меня кончалось.
Тот похромал к нам, довольно быстро, остановился за три шага. Вот сволочина, в игрушки играть задумал. Сейчас еще выкобениваться будет, доклад
