Дважды рожденный (СИ) - Антон Юрьевич Перунов
Так было и теперь с Мартемьяном. Все, собравшиеся на Встречу, за те недолгие минуты, что длилось его противостояние с Вороном, пережили сильнейшие эмоции от отчаяния, страха и подавленности, через высшее напряжение нервов и сопереживания запредельного риска гонки, к безоговорочной победе и радости. И теперь, когда все благополучно разрешилось, волна сдерживаемого до поры волнения вольно выплеснулась наружу.
Каждый из парней хотел лично поздравить Марта, хлопнуть по плечу, а того лучше пожать руку, сказать свое слово. Девушкам было проще. Одна за другой они обнимали и целовали героя, кто целомудренно в щеку, а кто посмелее, то и в губы. И единственной, кто смотрела на это без одобрения, была, конечно, Лизавета. На нее произошедшее тоже оказало сильнейшее впечатление. И пусть ненадолго, но она ощутила себя сказочной царевной, ради которой богатырь совершает подвиги и одолевает злодеев.
Так что в танце она стала позволять себе больше откровенности и страсти, впрочем, эта волна охватила всех на площади. Это было своего рода радостное помешательство. С веселым неистовством молодежь кружилась в такт с музыкой, плотнее прижимаясь к партнерам и распаляясь сильнее с каждой минутой. Лунный день короток. Время праздника заканчивалось. Белые Сестры все дальше расходились в стремительно темнеющем небе, на котором уже отчетливо проглядывала светлая полоса Млечного пути.
И одна за другой парочки, взявшись за руки, принялись исчезать, растворяясь в подступающей ласковой ночной тьме, чтобы без помех уединиться.
— Март, уедем сейчас? — нежно прошептала Лиза, — отвезешь меня?
— С тобой куда угодно, милая.
Оседлав дважды завоеванный мотоцикл, он запустил движок и вместе с вибрацией машины ощутил, как к его спине плотно прижались упругими выпуклостями, а девичьи руки соединились на его поясе.
— Погнали!
Они успели проехать только пару кварталов.
— Март, давай немного покатаемся. Мне так хорошо и легко! Не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась!
Он молча кивнул и повернул машину на выезд из жилой застройки. Их путешествие вокруг города продлилось недолго, и Лиза прокричала: «Еще!» Вахрамеев вывел байк на большак, соединяющий Тару с Черлаком. Разгоняясь все быстрее, они полетели вдоль реки. Гонка в сгустившейся тьме под звездами, ветер в лицо, ощущение почти полета и прекрасная девушка, обнимающая тебя. Что может быть лучше? Разве что настоящий полет…
— Остановимся здесь. Смотри, какой красивый пригорок у берега, — попросила девушка.
Спорить с ней он не стал.
— Пошли, искупаемся? — смело предложила Лиза, и Март охотно откликнулся. Без стеснения они сбросили с себя одежду и, взявшись за руки, обнаженные вошли в теплую после дневного пекла воду.
Впрочем, плескались они недолго. Телесная близость распалила и без того сильное взаимное влечение. Обнявшись, они долго и жарко целовались. Потом легли на крайне предусмотрительно прихваченную девушкой огромную шаль, расстелив ее на песке. И наступило время любви.
Спустя пару часов мотоцикл, прорычав двигателем, остановился неподалеку от ворот цитадели Старогодов.
— Дальше я сама. Не нужно, чтобы нас видели вместе.
— Как скажешь, милая.
Лиза прикоснулась губами к губам возлюбленного и тихо, но твердо сказала:
— Март, ты лучший, но это был последний поцелуй. Нам придется расстаться. Я поддалась страсти, но больше такого быть не должно. Завтра начнется новая жизнь. И мы не сможем быть вместе.
Март ждал чего-то подобного. Видимо, девушка долго обдумывала и мысленно проговаривала каждое слово. Он мог бы сморозить нечто смешное или даже обидное, вроде: «Дело твое, куколка. Так или иначе, каждый из нас свое уже получил», но не стал портить драматизм момента, пусть для нее эта ночь навсегда останется сказкой.
— Значит, меня больше ничего не держит в Таре. Я скоро уеду. Прощай.
Если бы Лиза тогда могла предполагать, что это была ее настоящая ночь любви, первая и последняя…
В узких провалах ночных улиц тьма казалась особенно густой и почти осязаемой. Конус света фонаря выхватил ворота, над которыми висела вывеска «Мастерская Басаргина».
— Вот мы и приехали, — глуша двигатель, пробормотал себе под нос Вахрамеев.
После расставания с Лизой спать ему по-прежнему не слишком хотелось. Энергия распирала и требовала действий. Да и здравый смысл подсказывал, что чем быстрее он исчезнет из Тары, тем для всех, в том числе и для клана Вахрамеевых, будет лучше. «Имею мотоцикл — готов путешествовать!», — вот примерно так. Все пути открыты.
Лунная неделя подходила для экспедиции идеально. Тут вам и самые короткие ночи, и лунные дни, и пусть не абсолютная, но безопасность на дорогах. В глубине пампы, конечно, никто соблюдать перемирие не стал бы все равно, там закон один — бей первым. Да и сидеть в городе, пока Шибаевы ищут способ отомстить поскорее, было просто глупо.
Но для дальней дороги вдали от бензозаправок одного, даже залитого под крышку бака явно недостаточно. Пройти же ему предстояло почти четыре сотни верст в один конец, и это, считая, по прямой. Расход у движка, как успел он отметить за время ночных покатушек, примерно четыре литра на сотню. Вот только никаких каркасов для размещения груза на машине не имелось, не считая небольшого решетчатого багажника. Их следовало срочно изготовить и смонтировать. А кто мог это сделать здесь и сейчас? Правильно, только отец и сын Басаргины.
Стучаться не пришлось. Он даже не успел дотронуться до двери, как она сама распахнулась перед ним, а на пороге с керосинкой в руке показался Василий.
— Март, ты откуда? Что случилось? — не скрывая волнения, зачастил Бас.
— Да так, есть к вам одно дело. Как раз по моцику. А ты чего не спишь?
— Закатывай своего коня. Потом все обсудим.
Только закрыв вход на засов, Вася, наконец, нашел время ответить на вопрос:
— Я пришел домой, а тут тятя[1] встретил, оказывается, ему тоже не спалось. Ну, я рассказал, чего случилось. Сидим который час — обсуждаем, как дальше быть.
— Доставил я всем хлопот…
— Брось, — отмахнулся Бас, — ты, конечно, сумасшедший, но всех нас спас. Ладно. Пойдем на веранду, думаю, тятя будет рад тебя видеть.
— Ага, тем более дело у меня к вам обоим.
— Дядька Фадей, доброй ночи, — вежливо начал Март разговор, переступив порог дома Басаргиных.
— И тебе не хворать, герой. С чем пожаловал?
— Можно лист бумаги и карандаш? — сходу попросил он. Получив запрашиваемое, принялся чертить, поясняя по ходу дела:
— Я утром уеду из города. Поеду в обход городов…
Рыжий, матерый, весь в боевых шрамах на лишенной сантиментов суровой морде басаргинский кот молча запрыгнул на стол и, усевшись рядом, принялся внимательно слушать, глядя пронзительно зелеными глазищами на появляющееся из-под кончика карандаша изображение. Март, не прекращая рисовать и говорить, левой
