Кодекс Охотника. Книга IX - Юрий Винокуров
Доброхотов попросил две недели на то, чтобы забрать оттуда персонал и оборудование. Не знаю, зачем мне понадобятся эти охотничьи домики на самом севере моего баронства, учитывая, что дальше находились полупустые земли разных Родов и, собственно, сам Эпицентр. Но что-нибудь придумаю.
Место там было живописное – берег Байкала, и множество срубов вдоль него. А ещё там был армейский форпост с небольшой флотилией катеров, которые приглядывали за озером, и прилегающей к нему территорией. Так что дорога туда была проложена капитальная. И в принципе, сделать охотничий лагерь неподалёку от армейского форпоста было здравой идеей. Сделавший это сильно экономил на охране. Но это всё далеко идущие планы, а голова у меня болела нынешними делами.
Я улыбнулся, вспомнив лица моих работников, когда фуры открылись, и оттуда с веселым визгом посыпались разноцветные желеобразные скотинки. Не обошлось без казусов. Пара огненных шаров полетела не в ту сторону. Три плевка кислоты подпортили мое имущество. Но слава яйцам, обошлось без жертв. Пришлось быстро, буквально пинками, загнать их внутрь. В этом мне очень помогли два братана – Затупок и Дегенерат, которые с весёлыми звуками изображали из себя пастушьих собак, что гнали отару слаймов в нужном направлении. Да, делали они это не очень нежно, но что толстой шкуре Затупка, что каменному телу Дегенерата было похрен на кислотные плевки и огненные шары. Вот только, после того, как они мне оказали помощь, они были похожи на какие-то предметы авангардного искусства, выкрашенные с ног до головы разноцветными чернилами. Выглядело это очень забавно.
Когда вся мелочь была устроена, передо мной остался только Абсолютный слайм, которого я решил представить своим друзьям. Затупок и Дегенерат не поняли важности момента, и решили поиграть новым другом в футбол, за что были заплёваны всем, что только смог изобразить наш друг. А изобразить он мог практически всё – любое свойство всех остальных слаймов.
В итоге, когда шерсть Затупка всё-таки стала гореть и дымиться, а тот, походу, расстроился, я подхватил слайма на руки и пнул Затупка по толстой заднице.
– Хватит, наигрались уже.
Тут как раз подошла Анна.
– Смотри, какой прикольный! – протянул его ей.
– Бульк! – сказал слизнюк. Тело его мгновенно стало прозрачным, а внутри, как в большом телевизоре, на наших глазах распустилась большая красная роза.
Да, слизнюк был немного эмпатом. Он точно понял, что перед ним девушка, и что она любит красное.
– Уи-и-и! Какая прелесть! – благородная Анна Голдсмит издала звук, похожий на тот, что издавали слаймы.
А потом случилось вообще удивительное – роза, будучи сперва изображением, подёрнулась, и стала как будто материальной. А через некоторое время вышла из тела, и на тонком щупальце слизнюк протянул её Анне.
Анна осторожно ее взяла в руки, а затем внимательно посмотрела на слайма.
– Спасибо, Валера, – сказала она.
Я аж поперхнулся.
– Спасибо, кто?!
– Ну, Валера. Его же зовут Валера!
– С хера ли это? – удивился я.
– Не знаю, – Анна, не отрываясь, рассматривала «розу», и продолжала размышлять. – Слизнюк Валера, по-моему, звучит круто!
– Ты бы его ещё Олегом назвала, – рассмеялся я, и Анна первый раз оторвала взгляд от розы, серьёзно взглянув на слайм.
– Ну какой же он Олег, если он Валера!
Я хмыкнул.
– Хорошо, будешь Валерчиком.
Я аккуратно спустил его на землю, незаметно показав Затупку кулак. Тот, кажется, понял мой сигнал.
– Посмотри, какая тонкая работа, – протянула мне розу Анна.
Я взял цветок в руки, и вынужден был согласиться. Конечно, это была неживая роза. Больше всего она была похожа на какое-то украшение, полностью вырезанное из драгоценного камня. Точнее – из драгоценных камней, потому что у неё, как у настоящей розы, были зелёные листья, чуть красноватые шипы, и сам цветок ярко-красный.
– Да у тебя талант, Валера! – покачал я головой, на что тот довольно забулькал.
Всмотревшись в цветок, я увидел кое-что, что порадовало меня гораздо больше. Эта «роза» смотрелась эфирным зрением, как пустая ёмкость, которую можно было наполнить силой. Грубо говоря, передо мной была заготовка артефакта, которую при наличии хорошего артефактора и при подборе правильных навыков можно было превратить во что-то такое же красивое, но очень полезное.
– Однако… – сказал я. – Похоже, мне повезло с тобой, мой желеобразный друг.
Я похлопал его сверху, и он ещё раз радостно забулькал.
– Петрович, Саныч, – махнул я мнущимся рядом, и изнывающим от любопытства, моим помощникам по хозяйству.
– Да, ваш-бродие? – тут же нарисовались они.
– Петрович, ты мне говорил, что вы запасли сено с избытком на зиму?
– Так и есть, ваш-бродие. Скотины-то у нас почти не осталось. А чтобы без работы не сидеть, накосили мы много. Думали продать, но вот не срослось.
– Давайте, тащите сено сюда. Дорогая, – повернулся я к Анне, – организуй оплату.
– Сделаю, – улыбнулась в ответ мне девушка.
– Не надо оплату, ваш-бродие! Вы и так для нас… – начал Петрович.
Но я бесцеремонно поднял руку, и оборвал его.
– Надо, Петрович, надо. Как говорила моя мама, если тебе предлагают деньги – возьми и скажи спасибо. Ясно?
– Ясно, ваш-бродие! Что ж тут неясного, – улыбнулся Петрович. – Ваша мать была мудрой женщиной!
– Угу, – кивнул я.
Тут я, конечно, слукавил. Это была не мать, это был Старый Мак. Но посыл был правильный, и я всегда так делал. Ну, почти всегда.
– Вася! – крикнул я, увидев новое лицо.
Бывший питерский гопник преобразился, и сейчас с деловым видом тащил в каждой руке по ящику с инструментами, а за ним по пятам шли ещё три пацана такой же наружности. Услышав меня, он заложил крутой вираж с заносом, и подошёл ко мне.
– Да, командир? – сказал он мне.
Стоявший рядом Волк хмыкнул. Походу, это обращение вбил в бывшую шпану именно Волк.
Я открыл было рот сказать, что я им не командир. А потом мысленно пожал плечами, решив, что командир мне нравится больше, чем «ваше благородие», и прочая аристократическая лабуда.
– Смотрю, прибыли твои ребята.
– Так точно, спасибо! Это Жбан, Коряга и Слон!
– Да мы вроде бы знакомы, – улыбнулся я.
– Да… точно… извините, – бывшие гопники стыдливо опустили глаза в пол.
– Что-то Слон похудел с прошлой нашей встречи, – я вспомнил толстяка, который бросился на меня тогда на мосту.
Нимало не смущаясь, Крендель просто
