Системная операция - Олеся Шеллина
Вернувшись в приемник за Катей, которая никуда не собиралась от меня уходить, я застал ее сидящей на кушетке и смотревшей в одну точку на стене. Я даже обернулся, чтобы посмотреть, что же она такого интересного там увидела. Кроме кровавого пятна на стене ничего примечательного не было, да и пятно это вполне могло остаться и не в результате последних событий, а, к примеру, с ночи, когда резанных, стрелянных и поломанных не успевали подвозить.
— Почти все, у кого кто-то остался в городе, с ума сходят, гадая, что с ними и как, — тихо сказала Катя, не глядя на меня. — У меня вот только кошка дома одна, а я и то переживаю, сильно переживаю, как там она, и как зверей коснулись эти конченные изменения. А те, у кого дети, родные и близкие люди? Это какой-то кошмар, почему все это с нами происходит?
— Я не знаю, — подумав, сел рядом с ней. — Если бы знал, то ответил. Вот только, у меня сложилось такое чувство, что Система немного приглушила подобные эмоции, вроде переживания за оставшихся, тяжелых рефлексий и чувства безысходности, от которого впору пойти и повеситься. А на первый план выдвинула инстинкт самосохранения и страх за собственную жизнь, чтобы подтолкнуть игроков бороться, а не из окон прыгать. Потому что сильных истерик я пока не встречал. Может быть, потом все сильные чувства и вернуться, но пока что страх за собственную жизнь в приоритете. А вообще хорошо, что у нас детских отделений нет и акушерство все в перинатальный центр переместили. Не знаю, как бы я реагировал, если бы думал еще и об этом. Вот только я уже не раз и не два отмечал, что я изменился, стал гораздо спокойнее относится к вещам, которые совсем недавно считал неприемлемыми, например, к убийствам, как к способу выжить и стать сильнее.
— Наверное, ты прав, — Катя всхлипнула, и вытерла пробежавшую по щеке слезинку.
— Я прав, — обняв ее за плечи, притянул к себе. — Работа у меня такая была, быть правым, не думая при этом, принимать решения за секунды, часто на одной интуиции, иначе все, жди костлявую.
— Вот поэтому ты сейчас главный, потому что нельзя долго думать, нужно действовать, принимать мгновенные решения, чаще всего не только за себя, и действовать правильно, иначе всем нам хана, — Катя отодвинулась от меня и соскочила с кушетки. — Куда сейчас?
— В пищеблок. Он не связан с подвалом и там должна быть еда. Проверим, а потом подумаем, как будем действовать дальше. Или оставим все на пищеблоке, или будем перетаскивать куда-то, где можно будет еду на открытом огне готовить. Генератор скоро сдохнет, и света не будет. Странно только, что вода есть.
— А может быть и свет есть? Просто это Система такой антураж создала, чтобы страшнее было? — Катя выволокла большую сумку откуда-то из-под стола дежурного. — Никто же не проверял.
— Я и говорю, проверим, а потом решение примем. Что там у тебя? — я смотрел, как она волочет тяжелую сумку по полу.
— Я собрала тут кое-что, может, пригодится. — Она вздохнула и открыла сумку. В основном в ней находились предметы гигиены, похоже, Катя вычистила санпропускник. Но, она права, все это может пригодиться. Закрыв сумку, я сунул ее в свой инвентарь, посмотрел на ячейку, в которой хранил огнестрел, и закрыл окно. Попробую пока обойтись без него, чтобы потом при большой опасности не остаться с голой задницей.
— Ну что, двигаем? — скальпель я уже из руки не выпускал, нож решил не использовать, он был слишком непривычен для меня, и использовать его в качестве оружия было бы нецелесообразно.
— Как скажешь, — кивнула Катерина. Она-то как раз вооружилась именно ножом, причем тем, который она с собой из своего родного отделения. Тем самым, которым хотела меня на ленточки порезать, за зомбака приняв.
Пока мы шли до пищеблока, то никого по дороге не встретили. Тумана на улице не было, но и солнца я тоже не увидел. Было достаточно светло, но свет казался неестественным. Хотя раньше я этого не замечал, но, возможно, все дело было в том, что мне в те моменты было плевать на освещение — светло, видно достаточно далеко, ну, и ладно.
Сейчас же этот искусственный свет отражался на восприятии, искажая перспективу. Я даже остановился и потряс головой, стараясь вернуть прежнюю яркость картинки.
— Такое чувство, что все здания нарисованы, — пробормотал я, оглядываясь. — Кроме нашего стационара. Но почему? Что в нем такого особенного?
— О чем ты бормочешь? — спросила Катя, напряженно оглядываясь по сторонам.
— Да так, что-то показалось, — пару раз моргнув, я увидел, что зрение вернулось в норму, во всяком случае, строения снова казались именно строениями, а не картонными декорациями фильма ужасов с зомби-апокалипсисом, или разбивающимися на пиксели рисунками в компьютерной игре. — Тебя не напрягает эта тишина?
— Вообще-то нет, — Катя покачала головой. — Здесь мало должно быть народу. Пациенты, которые выжили, по подвалу разбрелись, и ждут идиота, который к ним сунется. Если они, конечно, друг друга не уничтожают, чтобы уровень повысить.
— Это был бы самый печальный вариант, на самом деле, — подходя к дверям пищеблока, я вытащил связку ключей, на всякий случай, чтобы закрыть дверь, если там не обнаружу никаких запоров. Это должно исключить появление непрошенных гостей, решивших заглянуть на огонек, чайку хлопнуть.
Структуру пищеблока я знал плохо, как-то не приходилось раньше часто встречаться. Так что двигаться нужно было весьма осторожно, тщательно взвешивая каждое движение. Но, как обычно, рисовали на бумаге, да забыли про… вот это все…
Войдя внутрь, мы очутились в небольшом тамбуре, из которого вело три двери, кроме входной. Все эти двери открывались во внутрь, то есть, чтобы открыть их с той стороны, нужно было
